Дэниел Силва - Властитель огня Страница 15

Сабри набрал небольшой элитный отряд из лучших бойцов подразделения «Фатах». Следуя традиции своего отца, он выбрал людей, подобных себе, – палестинцев из благородных семей, которые повидали в мире больше, чем в лагере беженцев. Затем он отправился в Европу, где собрал целую сеть образованных палестинцев-эмигрантов. Он установил также связь с левыми европейскими террористическими группами и с разведслужбами за Железным занавесом. К ноябрю 1971 года «Черный сентябрь» был уже готов выйти из тени. Первым в списке Сабри подлежал уничтожению король Иордании Хуссейн.

Сначала кровь пролилась в том городе, где обучался Сабри. Премьер-министр Иордании, приехавший с визитом в страну, был убит в вестибюле отеля «Шератон». За этим быстро последовала череда нападений. Машина посла Иордании попала в засаду в Лондоне. Был угнан иорданский самолет, и подложены фугасные бомбы под Бюро иорданских авиалиний. В Бонне, в погребе одного из домов, были зверски убиты пять иорданских разведчиков.

Сведя счеты с Иорданией, Сабри обратил свое внимание на настоящих врагов палестинского народа – израильских сионистов. В мае 1972 года «Черный сентябрь» захватил самолет авиакомпании «Сабена» и заставил его сесть в израильском аэропорту в Лоде. Через два-три дня террористы японской Красной армии, действуя в поддержку «Черного сентября», напали на пассажиров в зале прилета аэропорта в Лоде, открыв по ним пулеметный огонь и забросав их ручными гранатами; при этом было убито двадцать семь человек. Израильским дипломатам и известным евреям по всей Европе были разосланы письма-бомбы.

Но величайший триумф Сабри был еще впереди. Утром 5 сентября 1972 года, через два года после изгнания из Иордании, шесть палестинских террористов перелезли через ограду Олимпийской деревни в Мюнхене, в Германии, и вошли в жилое здание на Конноллиштрассе, 31, где жили члены израильской Олимпийской команды. Двое израильтян были сразу же убиты. Девять остальных были окружены и взяты в плен. В течение следующих суток на глазах у 900 миллионов людей, следивших во всем мире за развитием событий по телевизору, германское правительство вело переговоры с террористами об освобождении израильтян. Сроки назывались и проходили, пока наконец в десять часов десять минут вечера террористы и их заложники не сели на два вертолета и не отправились на аэродром «Фюрстенфельдбрюк». Вскоре после их прибытия туда вооруженные силы Западной Германии предприняли неверно спланированную и плохо придуманную спасательную операцию. Все девять заложников были убиты членами «Черного сентября».

Арабский мир ликовал. Сабри аль-Халифа, следивший за ходом операции из конспиративной квартиры в Восточном Берлине, был встречен как герой по возвращении в Бейрут.

«Ты – мой сын! – сказал Арафат, обнимая Сабри. – Теперь ты – мой сын».

А в Тель-Авиве премьер-министр Голда Меир приказала шефам своей разведки отомстить за Мюнхен, выследив и убив членов «Черного сентября». Этой операцией под кодовым названием «Гнев Господень» должен был руководить Ари Шамрон, тот самый человек, которому было поручено покончить с кровавым террором Шейха Асада в 1948 году. Второй раз за двадцать пять лет Шамрону приказывали убить человека по имени аль-Халифа.

Дина вышла из комнаты в темноте и рассказала конец истории так, словно Габриэль не сидел в десяти футах от нее, на другом конце стола.

– Один за другим члены «Черного сентября» были выслежены и убиты командами Шамрона из операции «Гнев Господень». В общем и целом двенадцать членов этой организации были убиты сотрудниками Службы, но Сабри аль-Халифа, человек, которого Шамрон больше всего хотел уничтожить, оставался ему недоступен. Сабри ответил на удары. Он убил агента Службы в Мадриде. Он напал на израильское посольство в Бангкоке и убил американского посла в Судане. Его нападения, как и поведение, становились все более непредсказуемыми. Арафат больше уже не мог скрывать свою связь с «Черным сентябрем», и на него посыпались осуждения даже от людей, симпатизировавших его делу. Сабри опозорил движение, но Арафат по-прежнему относился к нему как к сыну.

Дина помолчала и посмотрела на Габриэля. Его лицо, освещенное отсветом от проектора, передававшего портрет Сабри аль-Халифа, не выражало ничего. Взгляд был опущен на руки, которые он держал сложенными на столе.

– Вы не хотели бы досказать эту историю? – спросила она.

Габриэль минуту разглядывал свои руки, прежде чем по предложению Дины взять слово.

– Шамрон узнал через информатора, что Сабри содержит в Париже девицу, левую журналистку по имени Дениза, считавшую его палестинским поэтом и борцом за свободу. Сабри не потрудился сообщить Денизе, что женат и у него есть ребенок. Шамрон какое-то время думал, не попытаться ли завербовать ее, но отказался от этой мысли. Дело в том, что бедная девушка была по-настоящему влюблена в Сабри. И вот мы направили в Париж людей и стали за ней следить. Месяц спустя Сабри приехал в город повидать ее.

Габриэль умолк и посмотрел на экран.

– Он приехал к ней на квартиру среди ночи. Было слишком темно и невозможно рассмотреть человека, поэтому Шамрон решил подождать, пока мы не сумеем получше его разглядеть. Парочка, занимаясь любовью, пробыла на квартире, затем они отправились в кафе на бульваре Сен-Жермен. Вот тут-то мы и сделали виденную вами фотографию. Пообедав, они вернулись к ней на квартиру. Было еще светло, но Шамрон отдал приказ прикончить его.

Габриэль умолк и снова опустил взгляд на свои руки. Ненадолго закрыл глаза.

– Я шел за ними. Левой рукой он обнимал девушку за талию, а пальцы засунул в задний карман ее джинсов. Правую руку он держал в кармане пиджака. Там он всегда хранил револьвер. Один раз он повернулся и посмотрел на меня, но продолжал идти. За обедом они с девушкой выпили две бутылки вина – я полагаю, чувства его в эту пору не были слишком обострены.

Снова молчание, затем взгляд на лицо Сабри, и снова глаза в раздумье опущены вниз, на руки. Голос Габриэля, когда он заговорил, звучал бесстрастно, словно он рассказывал не о себе, а о другом человеке.

– Они приостановились у входа. Дениза, опьянев, смеялась. Она смотрела в сумочку в поисках ключа. Сабри говорил, чтобы она поспешила. Ему не терпелось снова раздеть ее. Я мог бы прикончить его там, но слишком много народа было на улице, поэтому я заставил себя ждать, пока она найдет этот чертов ключ. Я прошел мимо них, когда она вставляла его в замок. Сабри снова посмотрел на меня, и я посмотрел на него. Они вошли. А я повернулся и схватил дверь, прежде чем она закроется. Сабри и девица были уже на середине двора. Он услышал мои шаги и обернулся. Рука его показалась из кармана пиджака, и я увидел рукоятку оружия. У Сабри был «стечкин». Это был подарок от приятеля из КГБ. А я еще не вытащил своего оружия. Мы называли это «правилом Шамрона». «Мы не ходим по улицам как гангстеры, с оружием в руке, – говорил всегда Шамрон. – Одна секунда, Габриэль. Это все, что у тебя будет. Одна секунда. Только человек с действительно умелыми руками может за одну секунду выхватить револьвер с бедра и прицелиться».

Габриэль обвел взглядом комнату и ненадолго задержал его на каждом из присутствовавших, затем продолжил:

– Магазин в «беретте» рассчитан на восемь выстрелов, но я обнаружил, что, если плотно уложить снаряды, можно сделать десять выстрелов. Сабри так и не сумел прицелиться. Он еще только поворачивался лицом ко мне, когда я выстрелил. Он утратил способность целиться – мои первый и второй выстрелы, по-моему, попали ему в левую руку. Я шагнул вперед и уложил его на землю. Девица закричала, стала бить меня по спине сумкой. Я вложил в него десять выстрелов, затем высвободил магазин и заложил мой запас. У меня был всего один патрон – одиннадцатый. По одному патрону за каждого еврея, убитого Сабри в Мюнхене. Я вложил ствол ему в ухо и выстрелил. Девица рухнула на его труп и обозвала меня убийцей. А я вышел через проход на улицу. Подкатил мотоцикл. Я сел на заднее седло.

Только Иаков, внесший свой вклад в операции с убийствами на захваченных территориях, осмелился нарушить наступившее в комнате молчание:

– Какое отношение имели Асад аль-Халифа и его сын Сабри к тому, что произошло в Риме?

Габриэль посмотрел на Дину и взглядом задал ей тот же вопрос. Дина сняла с проектора фотографию Сабри и вместо нее поставила фотографию Халеда, сделанную на похоронах его отца.

– Когда Рима, жена Сабри, услышала, что его убили в Париже, она прошла в ванную своей бейрутской квартиры и вскрыла себе вены. Халед обнаружил мать, лежавшую на полу в луже собственной крови. Он стал сиротой – родители его умерли, весь клан развеяло ветром. Арафат усыновил мальчика, и после похорон Халед исчез.

– Куда же он делся? – спросил Иосси.

– Арафат усмотрел возможность сделать из мальчика символ революции и стремился любой ценой защитить его. Мы полагаем, что он отправил его под вымышленным именем в Европу и поселил в семье богатых палестинских эмигрантов. На протяжении двадцати пяти лет Халед аль-Халифа ни разу нигде не всплывал. Два года назад я попросила у Льва разрешения начать потихоньку поиски его. Я не смогла его найти. Такое впечатление, будто он растворился в воздухе после похорон. Будто и он уже мертв.