Сергей Устинов - Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти» Страница 15

Охотники за моей головой уже тоже перемахнули через забор и были на территории стоянки. Обостренным от ужаса слухом я различал тихие невнятные голоса, хруст гравия под их подошвами. Затем неподалеку замелькали отсветы фонарей. Потом совсем уж, как показалось, рядом кто-то негромко, но сердито распорядился: «Под машины свети, козел, под машины!» Мне показался знакомым этот голос, еще совсем недавно пророчески грозивший, чтобы я, в случае чего, пенял на себя.

Нервы не выдержали. Мысль, что меня вот-вот застигнут в этой унизительной позе, лежащим на спине, жалкого и дрожащего, оказалась сильнее страха. Собравшись с духом, я рывком выкарабкался наружу, привалился к корпусу соседней машины и тут, на самой последней грани отчаяния, увидел свет, ведущий к спасению. Свет был крошечным, но ярким огоньком, мерцающим под лобовым стеклом «тойоты», за капотом которой я прятался. Охранная сигнализация. Она есть практически на каждой машине. Развернувшись, я сжал зубы и со всей силы долбанул каблуком по колесу.

С первого раза не сработало, я врезал еще раз, и тут началось! «Тойота» замигала огнями с четырех сторон, заорала на разные голоса. Пригибаясь, как под обстрелом, я перескочил в следующий ряд и рубанул ладонью по стеклу «девятки». В ответ оглушительно заверещало. Я метался между машинами, колотил куда попало ногами и кулаками, неизменно вызывая ответное возмущение потревоженных механизмов. По-моему, они ко всему прочему пошли заражаться друг от друга, потому что буквально через пару минут вся огромная автостоянка сверкала фарами, мигалками и прочими огнями, пронзительно при этом воя, свиристя и улюлюкая.

В круглом доме одно за другим стали загораться окна. Вспыхнули прожектора на сторожевых вышках. Потом из подъездов посыпались автовладельцы. Прошло не больше пяти минут, как двор и стоянка заполнились разъяренными полуголыми мужчинами, вооруженными кто охотничьими ружьями, кто газовыми пистолетами, кто по-простому монтировками или топориками. Теперь надо было не попасть из огня да в полымя. Я быстро скинул куртку и рубашку, скатал их и сунул под мышку. Став таким образом малоотличимым от местного населения, я безбоязненно выскочил на середину, тоже что-то грозно крича и ругаясь. Так я бегал по стоянке, пока не нашел распахнутые настежь ворота, нечувствительно просочился в них, пятясь, отодвинулся подальше в темноту, а когда миновал наконец заветную арку, дал себе волю и бросился бежать так, как не бегал еще никогда в жизни.

Нацепив на ходу одежду, я долго плутал какими-то глухими переулками между мертвых слепых домов, сторонясь редких и тусклых фонарей, шарахаясь от любой тени. Напугали меня крепко. Наконец, уже окончательно решив, что заблудился, я чудом набрел на свой автомобиль и обрадовался ему чуть не до слез. Впрочем, от восторга до нового приступа отчаяния дистанция оказалась кратчайшего размера: обшарив все карманы, я убедился, что выронил где-то ключи от машины.

Я почувствовал себя потерявшимся в джунглях. От того, что джунгли, что называется, каменные, было не легче. Я не знал, стоять мне на месте или бежать. Если бежать, то куда. Опасность могла поджидать за каждым углом: я имел все основания подозревать, что меня еще ищут. Четверо на колесах против одного пешего. Вокруг ни людей, ни машин, метро в этот час закрыто, да я даже не знаю, в какой оно стороне. Помощи ждать неоткуда. С тоской окинув взглядом пустую и темную улицу, я уткнулся глазами в телефонную будку на той стороне проезжей части.

Телефон. Последняя соломинка цивилизации. Я выгреб из кармана мелочь. Луна колыхалась в кучевых облаках, как полузатопленный баркас, и при ее неверном свете я обнаружил-таки телефонный жетон. Он был один, один-одинешенек, как эта чертова полудохлая луна в небе, как я на этой чужой и враждебной улице. В пору было заплакать от жалости к самому себе. Жетон всего один, и нужно распорядиться им оптимальным образом.

Кому позвонить? Артем в больнице... Домашних телефонов других сотрудников я в голове не держу. Кого из приятелей можно разбудить среди ночи и уговорить поверить в бредовую необходимость немедленно мчаться ко мне на другой край города? Кого из них выбрать при условии, что жетон всего один, а шансов, что меня попросту пошлют спросонья куда подальше, много? Я решительно пересек улицу и вошел в телефонную будку. Есть в конце концов на свете человек, который в последнее время мне кое-что задолжал. Если же его не окажется на месте, я сохраню жетон и буду думать дальше.

Я уже протянул руку, чтобы снять трубку, когда в конце улицы блеснули автомобильные фары. Мне оставалось только выскочить наперерез, размахивая руками, любой ценой остановить эту случайную машину и обрести спасение, но ноги не послушались. Ноги оказались мудрее головы, они, голубушки, слушались сейчас не разума, а инстинкта. Они не дали мне двинуться с места, и в следующее мгновение я понял почему. Автомобиль двигался по улице медленно. Слишком медленно. Или это милицейский патруль, или... Я упал на дно будки и скорчился там в три погибели за секунду до того, как джип проехал мимо. Мне показалось, что свет фар скользнул по моей макушке, и волосы на ней чуть не встали от этого дыбом. Разогнулся я и встал на ватные ноги целую вечность спустя, и только после того, как сверкающие кровавым блеском задние фонари исчезли за поворотом.

Итак, самые мои худшие опасения подтвердились. Теперь остается только надеяться на удачу. Я снял трубку и убедился, что телефон работает. Жителям нашего славного города не надо объяснять, какое это само по себе везение. Ободренный хорошим началом, я опустил жетон в прорезь, набрал свой собственный номер и стал слушать длинные гудки. Ну давай же, давай, если ты дома, просыпайся! Наконец жетон с лязгом провалился, трубку сняли, в ней что-то зашуршало и легонько загремело, как бывает, когда внезапно разбуженный человек не может сразу приладить ее к уху, а потом заспанный женский голос сказал:

— Алло, кто это?

В первое мгновение я настолько не поверил своим ушам, что по инерции тупо спросил:

— А где Стрихнин?

— Вы не туда попали, — сердито ответил голос, и в трубке снова загромыхало — ее прилаживали обратно на аппарат.

О боги! О Московская телефонная сеть! Отчаяние, полностью овладев человеком, становится материальной силой. Только что я не был уверен, что найду понимание у кого-нибудь из множества своих добрых знакомых, а теперь что есть мочи заорал в микрофон:

— Девушка! Де-вуш-ка! Не кладите трубку!

И голос вернулся. Это было невозможно, невероятно. Но это случилось. Она спросила раздраженно:

— Чего вам еще надо?

И я, запинаясь от страха, что она, не дослушав, швырнет трубку, заикаясь от безумного желания коротко, но предельно ясно объяснить эту совершенно дикую для нормального человека историю абсолютно неизвестной мне заспанной девице, стал объяснять ей, чего мне надо.

Я уже изложил примерно половину сюжета, максимально спрямленного, разумеется, когда, услышав название моей газеты, она перебила меня, иронически хмыкнув:

— Может, вы еще сейчас скажете, что вы Дашкевич? Или Дранов?

— Нет, — пришлось честно признаться, — я Максимов.

— Ну-ну, — протянула она с легким недоверием.

А когда я стал диктовать ей свой номер телефона, она отметила удовлетворенно:

— Всего на одну цифру отличается.

Это удовлетворение надо было, наверное, понимать в том смысле, что телефонная сеть допустила, конечно, ошибку, но столь незначительную, что и говорить не о чем. Свое особое мнение на этот счет я высказывать не стал.

Потом я продиктовал ей инструкции для Стрихнина. Отыскать запасные ключи от машины в ящике письменного стола, поймать такси, поехать в Ясенево, найти Соловьиный проезд, остановиться в условленном месте и попросить водителя три раза мигнуть дальним светом. Точкой рандеву я назначил единственную на этой улице неоновую вывеску какого-то псевдовосточного заведения с тощими и бледными, словно дистрофики, буквами. Потеряв одну из них, она как будто тоже испугалась: «АЙХАНА».

Незапертый подъезд я отыскал быстро. В нем пахло кошками, мочой и неделю назад засорившимся мусоропроводом. Но я бы сейчас отсиделся и в выгребной яме. Ай, хана мне, если Стрихнин не приедет! Поднявшись до третьего этажа, я уселся на подоконник так, чтобы видеть кусок улицы с вывеской, оперся спиной на край стены и бдительно уставился в окно. Его-то я чуть и не вышиб головой, когда дернулся, внезапно проснувшись пятьдесят минут спустя. Под домом стоял «жигуленок»-фургон, который не только бешено мигал фарами, но еще и нетерпеливо гудел.

Когда я скатился вниз и вылетел из подъезда, мне навстречу уже была открыта задняя дверца, и я с разгону плюхнулся на сиденье. За рулем сидел плотный мужик в кожаной кепке, а прямо перед собой я с большим изумлением увидел коротко стриженный женский затылок. Больше в машине никого не было.