Бен Элтон - До последнего звонка Страница 15

В этот момент Ньюсон отвлекся от мыслей об убийстве и позволил себе бросить взгляд на стройные Наташины ножки. Они уже въезжали в Лондон, и при большом скоплении транспорта Наташе приходилось постоянно переключать передачи на своем маленьком «рено-клио», в результате чего мышцы очень мило напрягались чуть повыше ее маленьких сапожек, доходивших до середины икры. Наташины ноги составляли основной интерес Ньюсона, ведь это была единственная ее часть, на которую он оказал определенное влияние.

Когда они только познакомились, Наташа почти не носила юбки или платья, объясняя это тем, что ей не нравятся ее слишком короткие ноги. Услышав это объяснение, Ньюсон заявил, что она или ненормальная, или слепая, или и то и другое, вместе взятое. Официальным и незаинтересованным тоном (как ему казалось) он сообщил, что, по его беспристрастному мнению, Наташины ножки были высшего разряда и что вне мира высокой моды всем прекрасно известно: длина ног ни в какое сравнение не идет с их формой.

— На самом деле никому не нравятся мерзкие, скелетоподобные модели по девять футов ростом, — сказал он ей. — Их берут туда, чтобы платья длиннее казались.

С тех пор Наташа «оголяла» ноги, как она сама говорила, гораздо чаще и даже была настолько щедра, что иногда припоминала заслугу Ньюсона в этом деле. Он не мог решить, доставляло ли ему ее откровение больше радости или боли, поскольку она говорила об этом тоном младшей сестренки, и не более того. В конечном счете он решил, что и радости, и боли в этом было достаточно.

У Ньюсона зазвонил телефон, и он вернулся мыслями к убийству.

— Инспектор Ньюсон? Это доктор Кларк.

— Добрый день, доктор.

— Я насчет убийства в Манчестере, тот мужчина с разбитыми мозгами. Род сказал, что, по его мнению, это телефонные книги, так?

— Род? Значит, вы ему звонили?

— Да. А что?

Ньюсон услышал в ее голосе вызов.

— Нет, ничего.

— Я нашла его на Friends Reunited, как вы и советовали, и он прислал мне свой номер телефона.

— Отлично.

— Что вы хотите сказать этим «отлично»?

— Ничего. Я абсолютно ничего не хочу этим сказать.

— Мне было приятно поговорить с ним.

— Я так и подумал.

— Что вы хотите сказать этим «я так и подумал»?

— Что вы хотите сказать этим «что я хочу сказать»? Я ничего не хочу сказать. Не вижу причины.

— И очень правильно. Никакой причины нет.

— Конечно нет. Вы говорили про телефонные книги. Я полагаю, вы обсуждали нераскрытое убийство в Манчестере?

— Да, и, кстати, частицы ткани, которые он обнаружил на черепе, — думаю, это частицы книжной обложки. Раньше книги переплетали в ткань, их по-прежнему можно достать в Folio Society. Полагаю, волокна на черепе остались именно с такой обложки. То есть это никакие не телефонные книги.

— Вы думаете, что мичмана Спенсера убили старой книгой?

— Да, несколькими старыми или новыми книгами, переплетенными в ткань.

— Понятно. Что ж, спасибо. Попрошу кого-нибудь заняться вопросами переплета книг. Я уверен, что вы правы.

— Я бы лично все проверила, но у моего мужа трехдневный фестиваль народной и джазовой музыки, и я немного занята.

— Три дня народной и джазовой музыки? Да откуда же они столько музыки возьмут?

— Они включат в программу только самое-самое основное. Сомневаюсь, что они хотя бы из минора выйдут.

Ньюсон поблагодарил доктора Кларк за беспокойство и повесил трубку. Итак, муж в отъезде, и первое, что она делает, это ищет координаты Рода Хейнза на сайте поиска однокашников? Ньюсону это не понравилось. Он пожалел, что передал ей привет от Хейнза. Ньюсон знал, что доктор Кларк — разумная, спокойная женщина, но он начал понимать, что прошлое обладает очень мощной силой. Его щупальца были длинными, а хватка крепкой.

Оказавшись наконец дома, он почувствовал, как прошлое вцепилось в него еще сильнее. Двое одноклассников решили написать ему. Гари Уитфилд и Хелен Смарт. К сожалению, Кристины Копперфильд среди них не было, но все же ему была приятна мысль, что класс начал собираться снова.

Сначала Ньюсон открыл письмо Гари Уитфилда.

«Просто здорово, что ты снова в нашем классе, Эдвард. Ты вечно всех смешил, а это очень важное и ценное качество. Мы с партнером ходим смотреть на клоунов, и мы очень верим в лечебные свойства смеха. Знаешь, мне очень жаль, что я сказал, что всех вас ненавидел. На самом деле я ненавидел очень немногих, и ты не из их числа, ты всегда был милый, и, если по-честному, ты тоже изрядно получал от ублюдков типа Джеймсона. Забавно: в кокни слово „голубой“ маскируется словом „рыжий“. Ты знал? Поэтому меня иногда называют „рыжий“, и каждый раз я вспоминаю про тебя. Мы оба рыжие! Этим стоит гордиться».

Ньюсону так не казалось. Для него рыжий цвет волос или нетрадиционная ориентация были частью генетического кода, и нечего тут было ни гордиться, ни стыдиться. С этим рождаешься, и все тут. И все же он был рад за Гари Уитфилда. По сравнению с детством у него была просто райская взрослая жизнь, а это очень правильное развитие событий. Гари доставалось от одноклассников гораздо сильнее, чем Ньюсону, и «гордость», которую он в этом нашел — своего рода способ отомстить. Гари молодец. Ньюсон подумал написать ему в рамках «рыжей» солидарности, но потом вспомнил о клоунах. Не хотелось, чтобы в списке его адресатов был человек, который ходит смотреть на клоунов, даже если этот человек — его бывший одноклассник.

Ньюсона с Гари Уитфилдом в детстве ничего не связывало, а вот с Хелен Смарт они были настоящими друзьями. Какое-то время она была его самым близким другом, и, возможно, самым лучшим другом за все школьные годы. Прошло двадцать лет с тех пор, как они общались. И все равно в ее письме проскальзывали нотки прежней близости и душевного сродства. Ньюсон заметил, что это вообще присуще электронным сообщениям. Они быстрые, спонтанные, личные и одновременно пугливые и одинокие. Электронные сообщения — опасная штука. У Ньюсона было правило: никогда не пиши в сообщении того, что не смог бы сказать в лицо адресату. Но это правило он частенько нарушал.

«Привет, Эд, — писала Хелен. — Полицейский? Полицейский? ПОЛИЦЕЙСКИЙ? Ух ты. Ты, наверное, шутишь.

А может быть, и нет, я не знаю. Может, твой адрес — просто шутка, и меня совратит извращенец, который думает, что я школьница. Но с другой стороны, на этом сайте мы все по-прежнему школьники, правда? Навеки четырнадцатилетние. По крайней мере, в моем случае это так, потому что именно в четырнадцать лет я от вас ушла. Ты, наверное, ушел в восемнадцать. Я всегда жалела, что не доучилась до шестого класса, когда можно приходить в школу в джинсах и болтаться в комнате отдыха шестиклассников, но такие мелочи не могли удержать меня в этом болоте. Кстати, я никогда раньше с незнакомыми людьми в Сети не общалась, поэтому не нужно думать, что я несчастная или сумасшедшая. Хотя на самом деле ты ведь не чужой, так? Или не так? Или жизнь тебя совсем изменила? Да уж, если ты стал полицейским, думаю, так оно и есть. Если честно, я думала, что там есть ограничения по росту. Я помню, в газетах попадались заметки насчет мальчишек, которым приходилось вытягиваться, чтобы поступить в полицию. Ты тоже вытянулся, Эд? Представить себе этого не могу. Ты всегда говорил, что у тебя нормальный рост, а все остальные мальчишки просто дылды. Может быть, в МВД изменились правила. Мне кажется, в любом случае противозаконно лишать кого-то шанса просто из-за низкого роста. Дерьмо. Что-то я чушь несу. Ты теперь подумаешь, что я сумасшедшая. Ладно, к делу. Я работаю в компании, занимающейся благотворительностью, и живу в Лондоне. Судя по тому, что ты работаешь в лондонской полиции (если только это не шутка), ты тоже живешь в Лондоне. Может быть, встретимся? Если согласен, напиши мне. Может быть, вместе мы сумеем понять, почему шахтеры тогда проиграли. Может, это мы виноваты. У меня ребенок, но я могу вызвать няню. Пока».

Все та же Хелен. Старая подруга.

Ньюсон тут же ответил:

«Хелен! Это ничего, что ты ненавидишь полицейских. Все мои коллеги в Скотленд-Ярде ненавидят меня за то, что я полицейский. Некоторые называют меня „рыжим коротышкой“, так что в каком-то плане я школу так и не закончил. Ладно, ты-то как? Занимаешься благотворительностью? Помню, ты говорила, что Band Aid — очень подходящее название, потому что это действительно маленький пластырь, который пытается закрыть огромную и ужасную рану! У меня детей нет, да и откуда им взяться? Я ни с кем не спал с 1987 года. С удовольствием встречусь с тобой. Зиг хайль! Инспектор Ньюсон из партии нацистов».

Наверное, Хелен была в Сети, когда Ньюсон отправил сообщение, потому что она тут же ответила.

«Огромная и ужасная рана! Неужели я была такой ханжой? Неудивительно, что ты бросил меня на той дискотеке на Рождество. Как насчет завтра? „Питчер энд Пиано“, Сохо, в восемь? Соглашайся или предложи что-то другое».