Аллан Фоллсом - День исповеди Страница 15

— Я знаю.

— Вы ожидаете в этой комнате, потому что хотите увидеть его…

— Да.

— Вы этого не знали, но отец Бардони позвонил мне, пока вы беседовали с синьором Гаспарри. Вероятно, он подумал, что у меня лучше, чем у него, получится отговорить вас. — Он позволил себе чуть заметно улыбнуться. — Я-то уже видел его. Ведь полиция обратилась именно ко мне, чтобы опознать тело. Я видел, насколько ужасной была смерть этого человека. На что только не направляет горделивое человечество устремления своего ума…

— Это не имеет значения. — Несмотря на присутствие Марчиано, Гарри не утерял твердости. Принятое им решение было глубоко личным и касалось лишь его и Дэнни. — Я надеюсь, вы меня поймете.

Марчиано долго молчал и в конце концов ответил:

— Да, понимаю.

Поколебавшись, отец Бардони вышел из комнаты.

— Вы очень похожи на него, — тихо произнес Марчиано. — Это комплимент.

— Спасибо, ваше преосвященство.

Дверь за алтарем сразу же открылась, и вошел отец Бардони в сопровождении Гаспарри и крупного человека в белоснежном халате, который толкал больничную каталку. На ней лежал маленький деревянный гроб, не больше детского. Гарри почувствовал комок в горле. Там был Дэнни, вернее, то, что от него осталось. Гарри перевел дыхание. Как можно приготовиться к такому? Кому бы то ни было… Как? Наконец он взглянул в сторону отца Бардони.

— Попросите его открыть.

— Вы уверены?

— Да.

Гарри увидел, как Марчиано кивнул. Гаспарри пару секунд постоял, словно в нерешительности, а потом одним движением, наклонившись вперед, открыл крышку гроба.

Гарри не двигался. Затем заставил себя сделать шаг вперед и заглянул. Он услышал собственное дыхание. Предмет лежал на спине. Большей части тела не было.

Там, где должно быть лицо, находилась смятая масса черепа и спутанных волос, с неровным, рваным отверстием там, где должен был быть правый глаз. Обе ноги были обрублены по колени. Он посмотрел туда, где должны были находиться руки — их не было. Но самым непристойным выглядело то, что кто-то надел на тело трусы, как будто хотел уберечь зрителя от непристойного вида гениталий, были они там или нет.

— О господи, — выдохнул он, — чтоб тебя!..

Ужас, омерзение захлестнули его. Он резко побледнел и невольно поднял руку, чтобы не потерять равновесия. Откуда-то раздалась итальянская трескотня, и это длилось с минуту, прежде чем он понял, что это говорил Гаспарри.

— Синьор Гаспарри приносит извинения за вид вашего брата, — сказал отец Бардони. — Он хочет закрыть гроб и убрать его.

Гарри поднял глаза на Гаспарри.

— Скажите ему: нет, еще нет…

Он должен был собраться и подумать и молча сказать Дэнни то, что хотел сказать. Он увидел, что кардинал Марчиано подал знак и Гаспарри придвинулся с крышкой. И кто-то еще.

— Нет! — резко произнес он, и Гаспарри застыл на месте.

Гарри коснулся рукой своей покрывшейся ледяным потом груди и потер ладонью под левым соском. Внезапно он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.

— Вы в порядке, мистер Аддисон? — Отец Бардони подошел к нему.

Неожиданно Гарри отпрянул от гроба и поднял глаза:

— Это не он. Это не мой брат.

14

Гарри сам не знал, каким образом это почувствовал. До последней минуты ему вовсе не приходило в голову, что вместо Дэнни в гробу может оказаться кто-то другой. И это после всего: работы полиции, расследования, в которое было вовлечено множество криминалистов, установления принадлежности личных предметов, опознания тела кардиналом Марчиано, заключения о смерти — по чьей недобросовестности стала возможна такая ошибка?

Кардинал Марчиано взял его за руку повыше локтя.

— Вы убиты горем, мистер Аддисон. В подобных обстоятельствах сердце и чувство мешают мыслить ясно.

— Ваше преосвященство, — резко произнес Гарри.

Все уставились на него: Марчиано, отец Бардони, Гаспарри и мужчина в коротком белоснежном халате. Да, он устал. Да, он убит горем. Но никогда в жизни не мыслил ясней, чем сейчас.

— У моего брата была большая родинка под левым соском. Ее так и звали — третья грудь. Я видел ее тысячи раз. В медицине это называется лишним соском. В детстве Дэнни выводил маму из себя, демонстрируя его посторонним. А у лежащего в этом гробу под левым соском никакой родинки нет. Это не мой брат. Это же ясно и очевидно.

Кардинал Марчиано закрыл дверь комнаты Гаспарри, жестом указал на пару золоченых стульев за столом распорядителя похорон.

— Я постою, — сказал Гарри.

Марчиано кивнул и сел.

— Сколько вам лет, мистер Аддисон?

— Тридцать шесть.

— И сколько времени прошло с тех пор, как вы видели вашего брата, не важно, без рубашки или в рубашке? Отец Дэниел для меня был не просто служащим, он был моим другом. Друзья разговаривают между собой, мистер Аддисон… Вы не виделись много лет, не так ли?

— Ваше преосвященство, этот человек — не мой брат.

— Родинку могли удалить даже у священника. Такие вещи делают очень часто. Люди вашего круга знают об этом лучше меня.

— Но не Дэнни, ваше преосвященство, только не Дэнни. Острее, чем кто-либо еще, он был не уверен в себе. Если у него находилось что-то такое, чего нет у других, это, напротив, вселяло в него уверенность. Он стремился проделывать то, что не делают другие. Маму он сводил с ума тем, что задирал рубашку и показывал свою родинку окружающим. Ему нравилось думать, что он отмечен неким тайным знаком, говорящим о благородном происхождении, и что на самом деле он принадлежит к какому-нибудь королевскому роду. И хотя он очень изменился с тех пор, родинку не удалил бы ни за что. Она была эмблемой благородства, подтверждающей его избранность.

— Люди меняются, мистер Аддисон. — Кардинал Марчиано говорил спокойно и мягко. — И отец Дэниел сильно изменился за те годы, что я знал его.

Гарри долго смотрел, не произнося ни слова. Потом заговорил тише, но не менее твердо:

— Не могло ли так случиться, что в морге перепутали? И тело Дэнни запечатали в другом гробу, не подозревая об этом? Такое нельзя исключать.

— Мистер Аддисон, останки, которые вы осмотрели, идентифицировал я. — Кардинал отвечал теперь твердо, даже сурово. — По праву, предоставленному мне итальянскими властями… — Уже ни малейшего сочувствия; тон Марчиано внезапно сделался колючим и официальным. — Мистер Аддисон, в этом автобусе находились двадцать четыре человека. Восемь выжили. Пятнадцать умерших были опознаны их родственниками. Следовательно, остается один… — На мгновение Марчиано превратился в прежнего, вернулась его мягкая, сочувствующая интонация. — Я тоже надеюсь, что могла иметь место ошибка. Что это был кто-то еще. Что, может быть, отец Дэниел был далеко оттуда и не ведал, что произошло. Но это противоречит доказательствам и фактам. — В голос вернулись металлические нотки. — Ваш брат многократно посещал Ассизи, многие знали его в лицо, есть точное свидетельство о том, что он садился в этот автобус. Всю дорогу водитель поддерживал радиосвязь с транспортной компанией. Они совершили одну-единственную остановку, чтобы заплатить дорожную пошлину. И нигде больше. Ни в одном месте, где пассажир мог бы выйти до взрыва. А его вещи, найденные среди обломков?! Его очки, которые я знаю очень хорошо, поскольку он то и дело забывал их у меня на столе, удостоверение личности, найденное в кармане его разодранного пиджака… Мы не можем изменить истину, мистер Аддисон, и, есть ли родинка или нет и хочется вам верить или нет, истина заключается в том, что он мертв… что осталось от его физического воплощения, вы видели.

Марчиано сделал паузу; и Гарри отчетливо видел, что его настроение продолжало меняться, а глаза становились все темнее и темнее.

— Вы встречались с полицией и Яковом Фарелом. Нам всем пришлось пройти через это… Был ли ваш брат участником заговора, в результате которого погиб кардинал Парма? Или, возможно, это было покушение на нашего Святейшего отца? На самом ли деле он произвел эти выстрелы? Мог ли он быть коммунистом и втайне ненавидеть и презирать всех нас? Я не могу дать ответа на все эти вопросы… Но утверждаю, что на протяжении всех лет нашего знакомства я неизменно знал его как доброго, порядочного человека, блестяще справлявшегося со своей работой.

Намек на улыбку, едва зародившись, исчез.

— Ваше преосвященство, — с нажимом произнес Гарри. — Вы помните о послании, оставленном на автоответчике за час до убийства?

— Да, мне рассказывали.

— Он был испуган, боялся чего-то, что могло случиться потом. Вы можете дать какое-то объяснение, чего именно?

Марчиано долго молчал. А потом спокойно и медленно произнес:

— Мистер Аддисон, увозите вашего брата из Италии. Похороните его в вашей земле и любите его всю оставшуюся жизнь. Считайте так же, как и я, что он обвинен ошибочно и в конце концов это будет доказано.