Жан-Кристоф Гранже - Кайкен Страница 16

Счет шел на минуты. Он позвонил Фифи, и вдвоем они по-тихому направились в окрестности автомастерской.

Результат известен: самый чудовищный провал за всю его карьеру.

18

Пассан потер веки и открыл глаза.

Под светодиодной лампой ничего не изменилось.

Все эти бессвязные факты, никуда не ведущие сведения, казалось, отзывались болью во всем теле: желудок ныл, руки и ноги свело, позвоночник ломило.

Два часа ночи, а сна ни в одном глазу. Пассан запустил руку в другую коробку и извлек фотографии с мест обнаружения трупов. Налил себе кофе, прежде чем вновь погрузиться в кошмарные воспоминания.

Одри Сёра. Карина Бернар. Рашида Несауи. Обстановка, останки — всякий раз одно и то же. От каждого трупа, белизна которого резко контрастировала с черной почвой или зеленой травой, обгоревшая пуповина тянулась к куску вулканической породы — обугленному тельцу ребенка.

Он столько раз рассматривал эти снимки, что на него они уже не действовали. Этой ночью они прежде всего напомнили ему о вчерашней бойне, о стычке с отморозками, о Гийаре на пороге автомастерской, о новом трупе, о новом полыхавшем внутри огне. Об убийце, пытавшемся увернуться от его ударов… О самом себе, прижимавшем Гийара к шоссе перед несущимся на них автоприцепом…

Гудок грузовика заставил его очнуться.

Пассан глотнул кофе. Какая-то засевшая в глубине сознания деталь не давала ему покоя, но он не мог вспомнить, что именно.

Что-то важное.

Повтор. Патрик Гийар на пороге автомастерской. Черный дождевик. Белый череп. Отсветы пламени, пляшущие на его растерянном лице.

Фокус. На руках у него бледно-голубые, залитые кровью перчатки…

Пассан ускорил перемотку. Несколько минут спустя.

Стоп. Гийар бьется на мокрой мостовой.

Крупный план. На руках у него ничего нет.

Пассан схватил мобильный. Одно нажатие. Быстрый набор.

— Алло? — послышался заспанный голос Фифи.

— Это я. Я знаю, как прижать Гийара.

— Чего?

Послышался шорох простыней. Пассан дал напарнику несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Когда Гийар убегал, — продолжал он, — на нем были хирургические перчатки. Когда я схватил его на шоссе, их уже не было. Он выбросил их где-то на пустыре.

— И что?

Судя по прояснившемуся голосу, лейтенант успел собраться с мыслями.

— Эти перчатки — недостающее звено. Снаружи на них — кровь жертвы, внутри — генетический материал Гийара, его пот и чешуйки кожи. Этого вполне достаточно, чтобы определить ДНК. Перчатки — его билет в тюрягу!

Снова шорох ткани, щелчок зажигалки.

— О’кей, — произнес панк, затянувшись сигаретой. — Что будем делать?

— Обшарим пустырь.

— Когда?

— Сейчас. Я за тобой заеду.

19

— Монстры, подъем!

Наоко раздвинула занавески, впуская в комнату свет. Сегодня ей всего на пару часов удалось забыться сном. На рассвете она проснулась и долго слушала монотонный перестук дождевых капель. Погруженная в темноту, под колыбельную дождя Наоко мысленно переносилась в Токио. Ее родной остров был подвержен ливням не меньше, чем женщина слезам.

Она терпеливо ждала, когда уже пора будет будить детей, без конца прокручивая одни и те же мысли. Не лучше ли продать дом? Наверное, напрасно они придумали жить здесь по очереди. Пожалуй, стоит сегодня же обсудить это с Пассаном.

Она склонилась над Синдзи, осыпая его поцелуями. Когда дети вот так спали, она с трудом заставляла себя их будить. Наоко постоянно боролась со своей природной склонностью к нежности, мягкости. Стараясь выдержать характер, она невольно слишком часто прибегала к решительности и властности.

— Ну же, вставай, мой мальчик, — прошептала она по-японски.

Потом перешла к Хироки, которому пробуждение давалось легче. Ребенок что-то пробурчал спросонья. На самом деле Наоко не была запрограммирована на проявление чувств. Отцовская жестокость что-то в ней надломила, и она так и не научилась выражать свою привязанность.

— Ну же, Синдзи! — бросила она старшему: он так и не пошевелился.

До конца раздвинув занавески, она снова подошла к ребенку, полная решимости вытащить его из постели. И застыла на месте, обнаружив рядом с подушкой чупа-чупс.

— Просыпайся! — Вспыхнув от злости, она безжалостно потрясла сына за плечо.

Наконец он открыл один глаз.

— Откуда это у тебя? — спросила она по-французски, потрясая конфетой.

— Не знаю…

Озаренная внезапной догадкой, она обернулась к Хироки, который сидел на кровати, тоже сжимая в руках чупа-чупс.

— Кто вам их дал? Когда? — закричала она, вырвав у него леденец.

Видя, что сын озадаченно молчит, Наоко и сама обо всем догадалась. Хироки тоже обнаружил свой чупа-чупс только что. Это Пассан. Ночью он пробрался в дом и положил в кроватки детей по гостинцу.

Она набросилась на Синдзи, который наконец поднялся с постели.

— Папа приходил? — Наоко вцепилась ему в руку. — Это папа принес?

— Ты делаешь мне больно…

— Отвечай!

— Да я сам ничего не знаю. — Синдзи протер глаза.

— Одевайся.

Наоко открыла шкаф, чтобы взять для них одежду.

Надо успокоиться. Нельзя звонить ему прямо сейчас. А главное, не давить на мальчиков.

Она снова подошла к Синдзи, все еще не очнувшемуся от сна, и заставила его одеться. Хироки уже чистил зубы в ванной. Наоко застегнула на старшем сыне ремень и велела тоже идти умываться.

Поднявшись, она почувствовала бесконечную усталость. Хотелось повалиться на постель и расплакаться. К счастью, клокотавший внутри гнев заставлял ее держаться на ногах.

Ну теперь Пассан у нее попляшет!

20

Вот уже три часа они копались в грязи. Три часа мокли под проливным дождем.

Они видели мерцание первых проблесков зари, затем мутный рассвет, пробивавшийся сквозь пелену ливня. В каком-то смысле гнилая погода была им на руку: ни единой кошки возле жилых зданий, ни одной души рядом со стройками и на пустыре. Кло-Сен-Лазар не желал пробуждаться.

И в то же время Пассан опасался, как бы дождь не смыл следы с перчаток. Конечно, если они вообще их найдут.

Пока все было впустую. Оливье и Фифи двинулись от двери мастерской Гийара, пересекли стройку и очутились на пустыре, ведущем к автомагистрали. Вооружившись тем, что нашли на дороге, Пассан — противозапорным устройством, Фифи — радиоантенной, они ворошили землю, раздвигали траву, отшвыривали мусор.

Несмотря на холод, Пассан в своем дождевике обливался потом. Он то и дело оглядывался на окружавшие жилой комплекс заборы из гофролиста, опасаясь увидеть над ними головы под капюшонами. Банды возвращались из ночных вылазок с первыми поездами скоростного метро, и зачастую на рассвете вспыхивали самые страшные потасовки. Не меньше он боялся, что откуда ни возьмись появится патруль муниципальной полиции или наряд антикриминальной бригады. Здесь они с Фифи незваные гости.

Пассан взглянул на часы: 8:10. Скоро нужно ехать в Центральное управление судебной полиции. Еще один прокол. Да и в своей идее он не уверен. Возможно, Гийар сам вернулся за перчатками. Или их унесло ветром. А может, местная детвора нашла их и куда-то забросила. Территория окружена лентой полицейского ограждения, но кто в здешних местах станет с этим считаться? Уж скорее наоборот…

— Передохнем?

Пассан кивнул. Фифи раскурил косяк и из вежливости предложил ему затянуться, но Оливье никогда не касался наркоты. Усевшись на ржавый холодильник, Фифи вытащил посеребренную фляжку, отвернул крышку и протянул начальнику, тот снова отказался. Панк глотнул.

— Завязывал бы ты с этим, — посоветовал Пассан. — Играешь с огнем.

— Да кто бы говорил. — Тот хохотнул в ответ.

— Ты это к чему?

— Сколько ни строй из себя праведника, сам ходишь по краю.

— Не понял.

— Ты двинулся на этой истории с Акушером.

Пассан оседлал воткнутый в землю остов мопеда без колес.

— Я хочу доделать свою работу, и только.

— И только? Ты едва не линчевал человека, чуть не разнес кабинет судьи, а теперь в такую рань ищешь перчатки из латекса…

— Из нитрила.

— Без разницы… На сраном пустыре и, ясный перец, тоже незаконно. Да лучше уж просто подай в отставку — все быстрее будет.

Майор натянул на голову капюшон. Изморось липла к коже.

— Вылетишь с работы, — продолжал Фифи, — как будешь платить алименты?

— Не будет никаких алиментов.

— Да ну?

— Наоко зарабатывает больше меня, и у нас будет совместная опека.

Панк покачал головой, снова глотнул из фляжки и испустил удовлетворенный вздох, словно напился на год вперед.

— Взять хотя бы эту историю с твоим домом, — продолжал он севшим голосом. — Выходит, ты и дальше собираешься жить с ней под одной крышей. Говоришь, вы все обдумали вместе. Небось, это Наоко так решила?