Майкл Маршалл - Мы здесь Страница 16

Нужна еще и память на лица. С кем-то договоренность происходит заранее, но многие оставляют послание просто в надежде, что предполагаемый адресат случайно пройдет мимо. Задача Боба тут – высматривать друга, которому сообщение предназначено. А завидев, незаметно подобраться к нему в толчее и рассказать то, что ему поручено передать. После этого он пойдет восвояси, поглядывая для подстраховки через плечо, насколько правильно ведет себя тот, в чьи уши передано сообщение.

Затем Боб сообщение забывает, освобождая место под следующее. В любое время в голове у него их крутится штук сорок. Из них пятая часть – это указания вроде: «Передай всем, кого увидишь, что…» Остальные четыре пятых, вернее, чуть меньше – сообщения личного свойства, так сказать, тет-а-тет: «Попроси Диану встретиться со мной на углу икс и игрек в пятницу, в восемь вечера» и тому подобное.

Ну и оставшаяся, примерно одна десятая часть – это сообщения, которые Боб недолюбливает. Те, что так и не доходят до адресата. Скажем, не так давно он шел мимо старой церкви Святого Патрика и увидел, как там кто-то стоит, прислонясь к внутренней стене кладбища. Оказалось, что для этого парня Боб держал сообщение уже с полгода, но когда увидел его приваленным в сумраке к стенке, то понял: теперь уже поздно. И все равно он, проходя мимо, шепнул его послание другу на ухо. Полый при этом медленно поднял голову. В глазах его не было ни тени узнавания (хотя за годы Боб передавал ему разные сообщения добрую сотню раз) и ни намека на то, что он что-то понял из сказанного.

Время от времени разносилась весть, что кто-то ушел навсегда, достигнув Расцвета и сгорев, а в ряде случаев погасив свет своими же руками. Романтиком Боб не был и от жизни ждал немногого, но держать в голове сообщение человеку, который ушел, было чем-то сродни удержанию его в этом мире, с продлением – пусть даже ненадолго – жизни, скорее всего, полной пренебрежения ко всему живому. Он слышал, что среди ушедших на покой Угловых существует традиция просить Наконечника писать эти щемяще-сиротливые послания – хотя бы в усеченном до пары слов виде – где-нибудь на стене или под мостом, чтобы они оставались и не умирали.

Боб не знал, соответствует ли это истине, но это то, что он собирался сделать сам. Быть может, попросить Меджа. У Меджа есть опыт, и к тому же он держится в основном дружелюбно.

Каждый достоин того, чтобы его помнили. Ведь без этого ты ничто.

Было уже почти три – всего час до сдачи смены, после чего можно будет перебраться куда-нибудь туда, где потеплей. И в эту минуту Боб заметил, как кто-то целенаправленно приближается к нему.

Он моментально напрягся. Этот друг доставлял сообщения довольно часто. А с недавних пор он и вовсе зачастил. Причем сами сообщения сделались бессмысленными, на что Бобу хватило сметки понять: они зашифрованы. С каких это пор друзья стали шифроваться? Шифр означает, что те или иные сообщения предназначены для одних ушей и не предназначены для других. Бобу это не нравилось. Ведь друзья должны быть в спайке, тянуться друг к другу. В этом суть его работы, и важность этого как раз постоянно подчеркивали Собранные: делать что-то для большего, общего блага. А разве послания для общего блага нуждаются в затуманивании?

– Эй, Фальшивка! – окликнул Гользен Боба, нарочито коверкая слово «фитюлька» (его истинное наименование). Вид у этого выжиги был еще самодовольней, чем обычно. – Весточка есть.

Вот так он всегда, этот Гользен. Не говорит, а прямо-таки припечатывает.

– Слушаю, – отозвался Угловой.

Оба фланировали, не глядя друг на друга, медленным круговым движением, как листки на ветру.

– Послание: Двенадцати. Быть наготове. Следовать знакам, пока не появится Джедбург. Конец цитаты, – произнес Гользен.

– О чем это? – попытался уточнить Боб.

– О чем надо, – буркнул в ответ его собеседник. – Усек?

– Конечно, усек.

Гользен удалился. Фитюлька Боб на раз прокрутил сообщение в уме, для большего усвоения, и приготовился изложить его всем, кого оно касается. Это была его работа, и делать ее он намеревался, как всегда, на совесть.

Скольких при этом не станет, он знать не мог.

Глава 12

Когда Доун пришла домой из школы – она работала учительницей младших классов, – Дэвид – вот же совпадение! – проходил через прихожую. Заслышав поворот ключа в замке, он отчего-то почувствовал себя виноватым, застигнутым в момент безделья. Как будто сейчас, именно в эту минуту, ему во что бы то ни стало полагалось наяривать по клавиатуре, а не слоняться после опорожнения мочевого пузыря по дому.

– В тубзике был, – пояснил он.

– Спасибо за обновление статуса. – Женщина сухо чмокнула супруга в щеку. – Обязательно поставлю лайк и помещу у себя в Твиттере.

Затем она неожиданно развернула мужа за плечи и ощупала ему задницу.

– Вот те раз, – сказала она удивленно, продолжая при этом обшаривать ему правое бедро. – Ты же это здесь держишь, да?

– Да нет, спереди, – блеклым голосом ответил он. – Надо было тебе об этом сказать.

Она похлопала его по груди.

– Забавно. Я тебе о мелочи, а ты что подумал? Она же у тебя обычно в правом заднем кармане?

– Ну да. Только сейчас ее там нет.

– Правильно. Потому что она здесь. – Доун вытянула руку. На ладони у нее лежали четвертаки, примерно на пару долларов. Писатель изогнулся вопросительным знаком.

– Это лежало на крыльце, – пояснила его жена. – Я подумала, что у тебя в кармане дырка, потому они и выпали.

– Ничего подобного. Я их кидаю в вазончик, по-нормальному.

– Да и дырки что-то не видно. Я просто хотела сама убедиться, чтобы сомнений не было.

Плюхнув сумку на стул, учительница стала снимать пальто. Она не сводила глаз с вазончика на столе – угловатенького, с облупленной глазурью и примитивной расцветкой. Вазончик был плодом творческого порыва, охватившего в какую-то давнюю пору пригородного безделья мать Дэвида: вот она его возьми и сооруди. Теперь он оставался одним из немногих воспоминаний о ней. В нем лежала мелочь вперемешку с пуговицами, скрепками и парой долларовых бумажек.

– Так что эта мелочовка делала снаружи? – спросила женщина.

– Понятия не имею. А где именно ты ее нашла?

– На верхней ступеньке. Прямо посредине.

Доун отправилась на кухню, собираясь заняться распутыванием клубка из квитанций на оплату и арифметических подсчетов. Дэвид с минуту постоял, глядя на три ступеньки, от которых шла ведущая на улицу дорожка.

Там не было видно ничего, кроме вечереющего неба, на сумрачном фоне которого по ветвям деревьев сверху вниз проходила упругая дрожь ветра.

За готовкой ужина из пасты и салата литератор еще немного почитал рукопись Тальи. Роман был… как ни странно, на удивление неплохой. Писатель уже, правда, слегка запутался в его героях – с кем они конфликтуют и отчего, – но решил: пускай они вот так сыплются дождем, рано или поздно по ходу все прояснится. Между тем читалось все легко. Кое-где были и приколизмы, с которыми удачно чередовались трогательные места, – в общем, Дэвид начинал потихоньку проникаться опасливой ревнивинкой, что сам он, как писатель, не такой уж и оригинальный, а писать могут определенно все. Вон гляньте, Талья – успела накропать куда больше, чем он! Просто она пописывает изо дня в день без перерывов, а главное, без помпы: ну пишется и пишется.

Ужинали супруги в приязненном молчании, прислушиваясь к миру снаружи. Ветер теперь налетал на дом с нешуточной силой. В новостях прогнозировали если не бурю, то что-то к ней близкое.

– Было очень вкусно, – сказала Доун, деликатно откладывая вилку. На тарелке еще немного оставалось, но, видимо, не оттого, что ей не понравилось, а из соображений слежения за своим весом.

– Наша цель – услаждать, – улыбнулся ее супруг.

– Ты, случайно, сегодня не был возле школы?

– Нет, а что?

– Анжеле показалось, что она у ворот видела мужчину, где-то среди дня. А когда подошла спросить, что ему нужно, он уже ушел. Она спросила, может, это был ты?

– Я весь день здесь.

– Трудишься не покладая рук.

– Точно так. И что я вообще забыл возле школы?

– Я ей то же самое сказала. И еще напомнила, что есть на свете такая штука, как мобильные телефоны. Анжелу я люблю, но иногда просто диву даюсь: как она вообще из дома без компаса выходит?

– Наверное, след за собой оставляет из бумаг. Выдирает из дневников чистые листы.

Доун не ответила, хотя обычно подтрунивание над коллегами доставляло ей удовольствие. Делала она это добродушно, причем никогда не насмешничала в глаза или всерьез. Она просто незлобиво избавлялась от накопленного за день негатива.

Но, как видно, не сегодня. Дэвид чутко накренил голову:

– У тебя все нормально?

– Да, а что?

– Просто ты какая-то задумчивая, вот и все.

– Чего это я задумчивая? Нормальная…