Юхан Теорин - Санкта-Психо Страница 16

— Я одинокая душа, дороги не найти в пустыне ледяной, — произносит он, но ни Лилиан, ни Ханна его не слышат.

Воздух холодный, будто открыли морозильную камеру. Ян ожидал противоположного эффекта, но именно здесь, на улице, он опьянел окончательно. Ноги подкашиваются. Два часа ночи. Поздно, очень поздно. Слава богу, на работу завтра не идти. До девяти вечера можно выспаться.

Лилиан оглядывается. На противоположной стороне улицы стоит такси.

— Это мое! — взвизгивает она, кивает собутыльникам и неверной походкой спешит к машине. — Увидимся!

Ханна провожает ее взглядом:

— Лилиан живет довольно далеко… а где ты живешь, Ян?

— А я близко… По ту сторону железной дороги. Довольно… да. Довольно близко.

— Тогда пошли туда.

— Ко мне?

— До путей. Мне в ту же сторону.

— Хорошо. — Ян мучительно пытается протрезветь.

Через четверть часа они подходят к полотну — совсем близко к центру.

— Ну вот… здесь мы и расстанемся.

Черная вселенная, масляно поблескивающие рельсы.

Ян косится на Ханну. Большие голубые глаза, светлые волосы. Лицо холодноватое, но красивое. Ян смотрит на нее не отрываясь, но никакого влечения не испытывает.

— Что ты сделал в своей жизни по-настоящему плохого?

И это она спрашивает его.

— Плохого? — Уж он-то знает ответ на этот вопрос… — Надо подумать… а ты?

— Много чего.

— Ну да, конечно… назови хотя бы одно.

Она пожимает плечами:

— Неверность. Предавала друзей… это ведь то, о чем мы говорим?

— Наверное…

— Не наверное, а точно… мне было двадцать лет, и я переспала с женихом своей ближайшей подруги. На берегу, в сарайчике для байдарок. Она узнала и разорвала помолвку… но мы опять, типа, подруги.

— Типа?

— Рождественские открытки посылаем друг другу… но это моя проблема.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я предаю друзей. — Она посмотрела на него и подмигнула. — Жду, что меня предадут, и на всякий случай предаю первой.

— О’кей… спасибо, что предупредила.

Он улыбнулся — удачно пошутил, но она на улыбку не ответила. Оба замолчали. Ханна очень красивая, но он хочет только спать. Он посмотрел на свой дом — ни одно окно не горит. Все давно спят. Все хорошие люди спят. И звери, и деревья… и дети… и игрушки в садике.

— А ты, Ян?

— Что — я?

— Ты можешь назвать что-то плохое, что ты сделал в своей жизни?

А что он сделал тогда, в «Рыси»? Яну кажется, что он еще пьяней, чем когда они вышли из бара, и слова вылетают помимо его воли:

— Я однажды сделал большую глупость… в моем родном городе. В Нордбру.

— И что ты сделал?

— Работал воспитателем в детском саду, это было мое первое заместительство… и сделал глупость. Потерял ребенка.

Он сравнивает подошвой какую-то неровность на земле.

— Потерял ребенка? В каком смысле?

— В прямом. Взяли детей в лес на прогулку… я и еще одна воспитательница. Группа была слишком большая. И когда вернулись домой, одного мальчика недосчитались. Он остался в лесу, и это была… частично это была моя вина.

— Когда это было?

Ян по-прежнему не поднимает глаз. «Рысь»… он помнит все, как будто это было вчера. Помнит запах елей в лесу. Было холодно… почти так же, как сейчас.

— Девять лет назад… почти ровно девять лет назад. В октябре.

Остановись, не вдавайся в детали… Но Ханна смотрит на него так пристально:

— И как звали мальчика?

— Не помню…

— И чем все это кончилось?

— Он… все кончилось хорошо. В конце концов все обошлось. Но родители… они были совершенно раздавлены…

Ханна вздохнула:

— Идиоты… Это же не ты его потерял, он сам удрал. Они бросают на нас своих ненаглядных и требуют, чтобы мы за них отвечали.

Ян механически кивает. Он уже пожалел, что разоткровенничался. С какой стати его понесло? Он просто пьян. Пьянчуга.

— Ты ведь никому про это не станешь рассказывать?

Ханна смотрит на него с удивлением:

— Ты имеешь в виду — начальству?

— Да… или вообще… кому-то.

— Нет, Ян, что ты! Будь спокоен. — Она зевает и смотрит на часы: — Пора домой… мне завтра рано на работу. — Она встает на цыпочки и обнимает его — коротко, по-дружески: — Доброй ночи, Ян. Увидимся в «Полянке».

Он провожает ее взглядом… будто она ему приснилась, эта светловолосая девушка. Алис Рами тоже что-то вроде персонажа из сна… размытость, неопределенность, как в стихотворении или песне. Все девушки — из сновидений. А откуда же еще?..

Зачем он рассказал Ханне про «Рысь»?

В голове понемногу проясняется, и тут же приходит злость. Злость на собственную пьяную болтливость.

Он встряхивает головой и отпирает дверь.

Пора спать. Выспаться, потом работать. Две недели старался изо всех сил, как собачка, выполнял все приказы. И теперь он вознагражден. Завтра предстоит ночное дежурство.

15

— Это горячий телефон. — Мария-Луиза показывает на серую трубку в воспитательской, рядом со шкафчиком Яна. — Все, что надо сделать, — снять трубку. Он посылает сигнал тревоги автоматически.

— Куда?

— На центральный пост в вестибюле больницы. Там дежурят круглосуточно, так что всегда есть с кем поговорить. — Она улыбается немного смущенно. — Ночью приятно знать, что кто-то есть поблизости… хотя я уверена, ты прекрасно справишься сам.

— Думаю, да.

Ян выпрямляет спину, чтобы выглядеть посолидней.

— Само собой, если что-то случается, ты обязан позвонить, но пока такой необходимости не было. — Мария-Луиза нервно провела рукой по шее, будто ее кто-то укусил, и быстро отвернулась. Похоже, ей хотелось поскорее забыть о существовании этого телефона и тем более о том, что им, возможно, когда-то придется воспользоваться. — Вопросы есть?

Какие вопросы? Она уже дважды перечислила все его обязанности, так что Ян вооружен до зубов. И совершенно трезв. Утром, после бурной ночи в баре, его здорово мутило, но сейчас он в полном порядке.

Пятница. Вторая неделя в «Полянке», первое ночное дежурство. Мало того, это его первое дежурство не только в «Полянке» — первое ночное дежурство в жизни. С половины десятого вечера до восьми утра. Ян уже знает, что он вовсе не должен бодрствовать всю ночь. В воспитательской стоит диван-кровать, спи хоть всю ночь, только должен быть уверен, что проснешься, если кому-то из троих постоянных воспитанников что-то понадобится.

— Вроде бы все ясно, — заключил он.

— Вот и хорошо. Ты свою простынку захватил?

— А как же! И зубную щетку в нее завернул.

Мария-Луиза довольно улыбается. Наверное, представила маленькую щеточку в огромной, на великана, простыне. Она уже в пальто, стоит у двери.

— Ну что ж… спокойного дежурства, Ян. Утром тебя сменит Ханна.

Короткое дуновение холодного осеннего воздуха. Ян запер дверь за начальницей и посмотрел на часы.

Двадцать минут одиннадцатого. В садике… в подготовительной школе, мысленно поправил он себя, полная тишина.

Он идет в воспитательскую, застилает, не раздвигая, узкий диван-кровать, делает себе бутерброд в кухне. Чистит зубы.

Привычные вечерние ритуалы. Беда только, что ему ни капли не хочется спать.

Чем бы заняться?.. Вернее, чем бы ему хотелось заняться?

Прежде всего — проверить детей.

Он осторожно приоткрывает дверь в темную подушечную. Матильда, Лео и Мира крепко спят в своих кроватках. Он некоторое время прислушивается к их ровному, легкому дыханию. Даже Лео спит спокойно. Если верить Марии-Луизе, дети спят до утра, пока их не разбудят в семь.

Ян оставил дверь приоткрытой и подошел к окну в столовой. Не зажигая света, постоял и посмотрел на больницу.

В Санкта-Психо тоже темно, если не считать прожектора, освещающего стальное заграждение с торца здания.

Тени, тени… серые тени на траве, черные — под елями. Сегодня там никого нет. Никто не вышел покурить.

Нет, в некоторых окнах свет. В четырех окнах на восточном торце здания. Мертвое, еле заметное мерцание ламп дневного света. Скорее всего, освещен коридор. Как в подвале.

Подвал. Через подвал можно попасть в клинику. Ну нет… там еще наверняка много запертых дверей. И дверь в подвал тоже заперта.

Ян представил себе эту дверь, коридор и шлюз. Вернулся в кухню и открыл ящик в буфете. Вот они, эти магнитные карточки. А код? Код он помнит? Еще бы! Дата рождения Марии-Луизы. Он же уже раз двадцать провожал и встречал детей у шлюза. Он набирает код и проводит карточкой.

Клик.

Работает. Ночью тоже работает.

Крутая лестница напоминает ему вход в подземное царство, Там тоже темень, но не такая кромешная — откуда-то долетает слабый свет. Наверное, подальше в коридоре, там, где лифт, оставлено на ночь освещение.