Том Роб Смит - Ферма Страница 16

Кафе работало по принципу самообслуживания, и я выбрала кусочек торта «Принцесса», где под тонкой корочкой зеленого марципана скрывался толстый слой сливок. Я взяла две вилки, чтобы мы могли съесть его вместе, кофейник и диетическую колу для Мии. Только у кассы я сообразила, что, в спешке убегая из огорода, не взяла с собой денег, и пришлось спросить у женщины-кассира, не могу ли я заплатить в другой раз. Владелица кафе резонно заметила, что не знает, кто я такая, и Мии пришлось поручиться за меня. Она была дочерью Хокана, ее слово имело вес, и женщина взмахом руки пропустила нас с нашими тортом, кофе и колой, взятыми в кредит. Извиняющимся тоном я пообещала обязательно прийти сюда сегодня же вечером, чтобы расплатиться и не оставлять за собой долгов, особенно если учесть, что и в Швецию-то мы переехали с твердым намерением больше никогда и никому не быть должными.

За тортом я говорила без умолку. Миа с воодушевлением выслушала рассказ о моих приключениях, но о своей жизни в Швеции говорила очень сдержанно. Это показалось мне довольно необычным; как правило, подростки предпочитают говорить только и исключительно о себе. Не заметила я в девушке и безрассудной самоуверенности, несмотря на ее потрясающую красоту. Уже под конец разговора она поинтересовалась, успела ли я познакомиться со всеми нашими соседями, включая Ульфа, отшельника. О последнем я даже не слышала. Миа пояснила, что раньше он был фермером, но потом забросил сельское хозяйство и совершенно перестал выходить из дома. Его землями распоряжался Хокан. Раз в неделю он привозил Ульфу все необходимое. После этого она попрощалась и встала из-за стола, любезно поблагодарив за торт и колу.

Когда Миа выходила из комнаты, я заметила, что женщина за прилавком наблюдает за нами, прижав к уху телефонную трубку. Почему-то я нисколько не сомневалась, что она разговаривает с Хоканом, рассказывает о том, что я только что пила кофе в обществе его дочери. По глазам человека всегда можно угадать, говорит он о вас или нет.

Я переспросил:

— Так уж и всегда?

Мать решительно ответила:

— Да.

Подобно автомобилю, мчащемуся на огромной скорости, который налетел на кочку, всего на миг потеряв колесами сцепление с дорогой, она без дальнейших предисловий вернулась к своему рассказу.

Последние слова Мии не выходили у меня из головы, и я вдруг поняла, что это очень странный способ закончить разговор. Упоминание об отшельнике наверняка стало завуалированным советом непременно повидаться с ним. Чем больше я раздумывала над этим, тем сильнее убеждалась, что таково было намерение Мии. Я не собиралась терять времени и решила ехать к нему немедленно! Поэтому, вместо того чтобы вернуться домой, я покатила на велосипеде мимо своей фермы и фермы Хокана, высматривая дом отшельника. Наконец я заметила старую постройку, стоявшую прямо посреди поля, словно отбившееся от стада животное. Глядя на то, какая она заброшенная и полуразвалившаяся, трудно было поверить, что там кто-то живет. Подъездная дорожка разительно отличалась от той, что вела к дому Хокана. Между камней пробивались сорняки высотой до пояса, а с обеих сторон на нее наступали поля, так что узкая тропинка была еле видна. Тут и там валялось проржавевшее сельскохозяйственное оборудование, придавая ферме унылый и жуткий вид. Чуть в стороне торчал фундамент недавно снесенного амбара.

Я слезла с велосипеда, на каждом шагу говоря себе, что не стану оглядываться, чтобы проверить, не наблюдает ли за мной Хокан. Уже подойдя к самому порогу, я все-таки не выдержала и обернулась. Он был тут как тут: его трактор черным пятном маячил на горизонте на фоне серого неба. Хотя с такого расстояния я не могла разглядеть его лица, но ничуть не сомневалась, что это именно Хокан — деспот-повелитель, восседающий на своем троне-тракторе. Мне вдруг захотелось развернуться и бежать отсюда, и я ужасно разозлилась, что по его вине чувствую себя такой трусихой. Стараясь не поддаться страху, я постучала в дверь отшельника, не зная, чего ожидать, и подсознательно рассчитывая увидеть мрачный интерьер с паутиной в углах и застрявшими в ней дохлыми мухами. И поэтому зрелище кроткого высоченного мужчины, возникшего на пороге, за спиной которого виднелся уютный коридор, стало для меня неожиданным. Его звали Ульф Лунд. Он обладал силой и телосложением Хокана, но во всем его облике сквозила негромкая печаль, а голос звучал так тихо, что приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его. Я представилась, пояснив, что совсем недавно переехала сюда и надеюсь, что мы станем друзьями. К моему удивлению, он пригласил меня войти.

Проходя через кухню, я обратила внимание на то, что электрическому свету Ульф Лунд, похоже, предпочитает свечи. Во всем доме царила атмосфера какой-то церковной торжественности. Он предложил мне кофе и, достав из морозилки булочку с корицей, положил ее в духовку, извинившись за то, что придется немного обождать, пока она разморозится. Похоже, он не испытывал ни малейшей неловкости, в молчании сидя напротив меня и ожидая, пока одинокая булочка в духовом шкафу разогреется. Набравшись храбрости, я спросила, не женат ли он, прекрасно понимая, что Ульф живет один. Отшельник ответил, что его жена умерла, хотя и не пояснил, как и от чего. Он даже не пожелал сказать, как ее звали, вместо этого предложив мне самый крепкий кофе из всех, что я когда-либо пробовала. Кофе оказался настолько горек, что пришлось подсластить его. Коричневый сахар в банке затвердел до состояния камня. Отскребая крошки ложечкой, я поняла, что гостей здесь не бывает. Вскоре Ульф вежливо протянул мне булочку на тарелке, и я рассыпалась в благодарностях, хотя сердцевина ее так и не оттаяла до конца, и с улыбкой проглотила комок холодного и щедро сдобренного специями теста.

Уже перед самым уходом, сидя в коридоре, надевая туфли и глядя по сторонам, я вдруг подметила две странности. Здесь не было троллей. Совсем. Ни единой фигурки из тех, что вырезает Хокан. Вместо этого на стенах висели цитаты из Библии в рамочках. Они были вышиты на полосках материи, каждую из которых украшали библейские же сцены, фараоны и пророки. Был среди них и райский сад, исполненный цветными нитками, и расступившееся Красное море, тоже цветное, и горящий терновник, и тому подобное. Я поинтересовалась, сам ли он занимается рукоделием. Но Ульф лишь покачал головой: вышивкой когда-то занималась его жена. Пожалуй, таких рамочек было не меньше сотни, они занимали все пространство стены, от пола до потолка, включая вот этот…

Мать вытащила из сумки скатанный в трубочку лоскут материи, перевязанный грубой бечевкой, и развернула передо мной, показывая текст, вышитый черными нитками. Края лоскута обуглились и почернели, а некоторые слова были повреждены огнем.

Он обгорел, потому что всего несколько дней назад Крис швырнул его в печку, заорав на меня, что это ничего не значит, и…

— Пусть он сгорит к чертовой матери!

В ответ я схватила щипцы и выдернула из пламени полуобгоревший лоскут. Крис бросился ко мне, намереваясь отнять его, так что пришлось отступить в гостиную, размахивая перед ним горящим куском материи, словно отгоняя нападающего волка. Тогда он впервые назвал меня сумасшедшей. Хотя я уверена, что за глаза он уже давно называет меня так. Но ведь нет ничего безумного в том, чтобы спасти из огня горящую улику, особенно когда она доказывает, что здешняя община прогнила изнутри, и поэтому я не позволила ей «сгореть к чертовой матери».

Мать старательно приписывала эту вспышку отцу. Она отметила мою реакцию на свое восклицание: «Разуй свои проклятые глаза!» — и постаралась запомнить ее. Я вдруг снова вспомнил о ее бухгалтерской книге, в которую она записывала все свои операции: черными чернилами — на одной стороне, красными — на другой. Она поняла, что допустила оплошность, и теперь сравнивала счет. Мне стало ясно, что интерес, с которым я слушал эту историю, заставляет меня воспринимать ее совершенно по-другому, и я напомнил себе о необходимости сохранять нейтральное выражение лица и ничем не выдавать свои мысли.

Эта цитата из Библии отличается от других, висевших в коридоре. На ткани отсутствуют какие-либо рисунки, что и привлекло к ней мое внимание изначально. Если другие выдержки были окружены слегка комичными библейскими иллюстрациями, то на этом лоскуте виднелся один лишь текст. Ульф сказал, что его жена работала над ним перед самой смертью. Нескольких слов не хватает, они сгорели в огне. Давай я переведу тебе, что здесь написано.

«…потому что моя брань — против крови и плоти, против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной…»

Здесь даже указана ссылка. Целиком ты можешь прочесть ее в «Послании к Ефесянам» Святого апостола Павла — глава 6, стих 12. В детстве я каждый день читала Библию. Мои родители были заметными людьми в местной религиозной общине, особенно мама. Я даже посещала уроки Святого Писания в воскресной школе. Они мне очень нравились. Я была очень набожна. Для тебя это наверняка станет открытием, поскольку теперь я бываю в церкви лишь на Рождество и Пасху, но тогда религия играла важную роль в моей жизни. Но в данном случае мне не хватало знаний. Я не помнила «Послания к Ефесянам» и знала лишь, что оно — из Нового Завета. Подавляющее большинство остальных цитат было взято из Ветхого Завета, и мне стало любопытно, почему в последние дни жизни жена Ульфа вдруг решила изменить своим привычкам, выбрав столь туманный и невнятный пассаж.