Юрий Костин - Убить Горби Страница 16

– Ты про счастье жить в СССР серьезно говорил? – спросил он, строго глядя в Вовкины глаза.

– Вполне серьезно, – подтвердил тот.

– А ты где-то еще жил?

– Где это – «где-то», в смысле?

– В другой стране, умник.

– Неа.

– Так что же ты лепишь тут как диктор с телевидения про счастливую жизнь? Ты понимаешь, Вован, думать надо своей башкой, а не слушать других.

Вовка не был настроен ссориться, тем более с нетрезвым соседом. Говорили, будто его ранили где-то на границе, а то и в самом Афганистане, и что осколки из него до сих пор продолжают извлекать в каком-то военном госпитале.

Не услышав ответа, Колян покачал головой и, не попрощавшись, скрылся в ночной темноте московского двора.

Вова решил было осуществить вторую попытку приглашения Нади на прогулку, но и в пьяном состоянии ему хватило ума не совершать такую глупость. Тем более, на секунду показалось, что его чувства к Наде могут быть ненастоящими.

«А вдруг я придумал эту любовь, а на самом деле ничего такого нет и не было?»

– Ушла любовь, завяли помидоры, – произнес он громко, с веселой злобой и, гордый и счастливый, побрел к дому.

По дороге, как нарочно, ему повстречался участковый милиционер, известный своим занудным и злобным нравом.

– Шатаемся без дела, – радостно воскликнул он, подойдя к Вовке и дыхнув на него чесноком.

Вовка ничего не ответил и попытался обойти участкового. Но тот настойчиво требовал общения:

– Распивал спиртные напитки в общественном месте?

– Чего пристал? – огрызнулся Вовка.

– Полегче, полегче. Оскорбление представителя власти?

– Какое оскорбление?

– Ты со мной «на ты».

– Извините, буду «на вы». А вы почему со мной «на ты»?

– Умный очень?

– Не жаловались.

– Так разговариваешь, да? Пойдем-ка со мной в опорный пункт.

– Не пойду.

– Не понял…

– А че тут понимать? Не пойду. До свидания.

– Так, стоять!

– Пошел ты в жопу, фараон! – Вовка взвился и уже готов был ударить милиционера по лицу. – Ты мне вообще никто. У нас диктатура пролетариата. Отец у меня – пролетарий. Так что я – диктатор. И мне на тебя начхать.

Дюжий участковый скрутил Вовку без труда. Откуда ни возьмись, подкатил «уазик», куда быстро и ловко поместили незадачливого диктатора.

– Ну все, паря, – зло ухмыльнулся участковый. – Карьера зэка началась.

– Да за что? – удивился Вовка, и тут же получил сильный удар под дых.

– Эй, тише там, – вступился за него участковый, расположившийся впереди, рядом с водителем.

– Да ладно, нормально, – тяжело дыша, отозвался его напарник. – Не рассыплется, ничего.

В отделении «крупный» отвесил Вовке еще парочку тумаков и, толкнув в грязную и дурно пахнущую нишу за решеткой, запер там и удалился.

– В кого ты такой грубый? – поинтересовался участковый спустя час, вызвав Вовку на «допрос».

Тот демонстративно отвернулся к окну.

– Понятно. Слышь, смелый, да? Может быть, сержанта Дуськина пригласим?

– Кто это?

– Попутчик твой по патрульной машине.

– Не знаю. Он мне не понравился. От него чесноком пахнет. И от вас тоже. Отпустите меня…

– Я в толк не возьму: ты или совсем чеканутый, или взаправду смелый. Ну, мы это проверим. Ты хоть понимаешь, идиот, что твоя комсомольская анкета испорчена?

– Я ни в чем не виноват. А что идиот, так это точно…

Участковый встал из-за стола, подошел к зарешеченному окну.

– Вот это уже похоже на осознание вины. Слушай, Щедринский, ты знаешь Николая Сомова из тринадцатого подъезда?

– Конечно, знаю. Сегодня виделся с ним. Мы же в одном подъезде живем.

– Короче, меня тут попросили приглядеть за товарищем… Сомовым этим, в общем. А дел по горло. Мне одних жалоб от старушек разгребать на два века хватит. Так что, поскольку ты проштрафился, есть у меня к тебе просьба государственной, понимаешь, важности.

– Что за просьба?

– Сомов этот контуженый видимо, ну и несет всякую ерунду антисоветской направленности. Сказки рассказывает про Афганистан, к примеру. Ты за ним ничего подобного не замечал?

– Нет, – Вовка не сумел скрыть неуверенность в голосе. – А я тут при чем?

– Это твой долг – помогать своей стране.

«Что-то действительно много сегодня про страну», – подумал Вовка.

– Ты сказал что-то?

– Нет.

– Показалось, значит. На сегодня свободен. А про Сомова я серьезно. Поможешь – не забуду. Глядишь, карьеру сделаешь, Владимир Владимирович, и станешь большим начальником. Тогда про меня не забудь.

На следующее утро на душе у Вовки кошки скребли. Он не давал согласия стучать на Кольку Сомова, да и Надин отец конкретного ответа от него не дождался, но червь сомнения мучил, сдавливал горло и обжигал сердце.

В школе на перемене к нему подошла Надя. В другой раз Вовка бы воспарил от счастья, а сегодня ничего такого не почувствовал, а только слегка покраснел.

– Привет. О чем это отец мой с тобой вчера говорил? – спросила она.

– Да так, покурили немного. Но я вчера вермут пил. Почти ничего не помню, – соврал Вовка.

– Да? Ну ладно… – она постояла немного и, не сказав больше ни слова, пошла прочь.

Он догнал ее. Вышло у него это, видимо, слишком порывисто и в обстановке школьной перемены было столь неожиданно и неуместно, что несколько учеников обернулись в его сторону.

– Подожди, – он осторожно взял ее за руку.

– Ты чего? – удивилась Надя.

– Надо поговорить. О твоем отце, о нашем разговоре с ним и о нас с тобой.

– О нас с тобой? – она улыбнулась.

– Да. Надя, давай встретимся у пруда в восемь вечера. Я тебя буду ждать. Со стороны продмага. Приходи, не пожалеешь, – зачем-то добавил он и поспешил ретироваться, дабы не столкнуться с уточняющими вопросами, на которые у него наверняка не нашлось бы удачных ответов.

Надя провожала его взглядом, не понимая, что с ней происходит. И особенно невдомек было Наде, почему вдруг этот мальчишка показался ей таким симпатичным и совсем не чужим. Будто подменили парня. Как она могла раньше этого не замечать?

Но разве она действительно не замечала? Володя всегда выделялся среди остальных. Но чем-то таким, что шестнадцатилетним девчонкам нравится меньше, чем умение одеваться, причесываться, курить и ухаживать… Ну, играл в футбол лучше всех, ну, подтягивался на турнике несчетное количество раз, стрелял лучше всех, да при всем при этом учился хорошо и читал в школе политинформацию. Он был недостаточно смел с девочками, но разве это недостаток на фоне нарочито небрежного отношения к одноклассницам со стороны других ребят? И сейчас она вспомнила, как он смотрел на нее, то и дело совершал глупые, неуклюжие поступки вроде вчерашнего приглашения на ночь глядя поесть мороженого.

Накануне ее отец произнес очень странную фразу, когда услышал Вовкину фамилию – «Тот самый?». Но она ничего не рассказывала папе про своего одноклассника – повода не было. Будучи высокопоставленным сотрудником советской внешней разведки, он свою дочь видел замужем исключительно за кем-то из своих будущих коллег. Надя прекрасно знала об этом отцовском «пунктике», и ее возмущало, что тот все давно решил за нее… Конечно, Вовка Щедринский здесь ни при чем, но с каждой минутой события предыдущего дня вызывали у нее все больше вопросов. Любопытство и неожиданно вспыхнувший интерес к Щедринскому заставили ее принять окончательное решение: на вечернее свидание она пойдет обязательно.

Глава седьмая. ЗАЛОЖНИК

На малометражной кухне двухкомнатной квартиры в девятиэтажном доме, отвоевавшем себе место у бывшего некогда подмосковным лесного массива, в кресле, вплотную придвинутом к батарее, сидел гражданин США. Левая рука его была аккуратно перебинтована, правая крепко привязана к креслу, туго притянутому веревками к батарее. Американец казался испуганным и удивленным одновременно. Напротив пленника сидели трое курсантов школы КГБ.

– Олег, тебя надо за это молотком пришибить, – прошептал Вовка Щедринский. – Меньше недели до выпуска, и такая лажа! А еще моя машина, моя квартира. И колбасу мою всю сожрали. Саранча, бандиты…

– Хорошо еще, что мы были в очках… – рассеянно заметил Семенов.

– В очках? – удивился Олег.

– Ну да, для конспирации, – пожал плечами Вовка. – Ты ж сам сказал, хотя бы очки что ли наденьте, чтобы вас не узнали. Я отцовские и прихватил, у него две пары – для близи и для дали.

– Я взял для дали, – вздохнув, признался Пашка.

Несмотря на предельную серьезность ситуации, Олег прыснул.

– Я ж пошутил, ребята!

Щедринский бросил на товарища недобрый взгляд, обхватил голову руками и громко вздохнул.

– Хватит, Вова, вздыхать. Поздно пить боржоми, – резонно заметил Паша Семенов. – Ты сам тут недавно толкал красивые речи про спасение престижа страны. Впрочем, я тебя не упрекаю, просто сейчас нам всем надо кумекать, что дальше делать с этим фирменным чувачком.