Стивен Кинг - Ярость Страница 17

Он разломил лиловый карандаш пополам, уставился на половинки. По правде сказать, карандаш действительно выглядел дешевкой. Я-то всегда пользовался продукцией фирмы «Эберхард Фейбер».

— Ма, — продолжал Свин. — Спасибо тебе. Двести карандашей в пластиковой коробке. Знаете, какое у нее хобби? Помимо организации этих поганых ужинов с гамбургером на бумажной тарелке и стаканчиком апельсинового «Джелло»? Она обожает конкурсы. Только в них и участвует. В сотнях. Выписывает все женские журналы. Все лотереи ее. А еще кроссворды. Моя сестра как-то принесла котенка, так мать не разрешила оставить его.

— Та, что забеременела? — полюбопытствовал Корки.

— Не разрешила оставить. — Свин словно и не слышал его. — Утопила в ванне, потому что никто взять котенка не захотел. Лилли умоляла мать хотя бы отвезти котенка к ветеринару, чтобы усыпить газом, но мать сказала, что тратить четыре бакса на паршивого котенка слишком жирно.

— Бедненький, — вздохнула Сюзан Брукс.

— Клянусь Богом, она утопила его прямо в ванне. Эти чертовы карандаши. Купит она мне новую рубашку? Черта с два. Может, на день рождения. Я говорю: «Ма, ты послушай, как другие дети называют меня. Послушай, ма». У меня нет даже карманных денег, потому что она все тратит на письма, которые отправляет на различные конкурсы. Новая рубашка на день рождения и паршивая пластиковая коробка с карандашами «Би-Боб» для школы. Это все. Я пытался развозить газеты, но она быстренько это прекратила. Сказала, что в городе полно не слишком добродетельных женщин, которые только и ждут, как бы затащить мальчика в постель, пока муж пребывает на работе.

— Ну и стерва! — крикнула Сильвия.

— Эти конкурсы. Родительские ужины. Танцы в спортивном зале. Привычка прилипать ко всем и каждому. Высасывать из них информацию и лыбиться.

Свин посмотрел на меня, криво улыбнулся. Такой странной улыбки в этот день мне еще видеть не доводилось.

— Знаете, что она сказала, когда Лилли пришлось уехать? Сказала, что я должен продать мой автомобиль. Старый «додж», который подарил мне дядя, когда я получил водительские права. Я ответил, что не продам. Ответил, что дядя Фред подарил его мне и я оставлю его у себя. Она заявила, что продаст его сама, если это не сделаю я. Потому что во всех документах расписывалась она, так что по закону автомобиль принадлежит ей. Сказала, что не хочет, чтобы я обрюхатил какую-нибудь девушку на заднем сиденье. Я. Чтобы не обрюхатил какую-нибудь девушку. Так и сказала.

Он вертел пальцами половинку карандаша. Грифель торчал из нее, как черная кость.

— Я. Ха! Последний раз я приглашал девушку на свидание на пикнике по случаю окончания восьмого класса. Я сказал ма, что не продам «додж». Она заявила, что продам. В итоге я его продал. Я знал, что продам. С ней бороться невозможно. Она всегда знает, что сказать. Только начнешь перечислять причины, по которым мне нельзя продавать автомобиль, она спрашивает: «Чего это ты надолго задерживаешься в ванной?» Лепит прямо в лоб. Ты ей о машине, она тебе о ванной. Как будто ты занимаешься там каким-то грязным делом. Она подавляет. — Свин посмотрел в окно. Миссис Дейно куда-то подевалась. — Она давит, давит, давит и в конце концов всегда берет верх. Карандаши «Би-Боб» ломаются всякий раз, когда хочешь заточить их поострее. Вот так и она берет верх. Размазывает тебя по стенке. И при этом она такая злая и глупая. Она утопила маленького котенка, беспомощного котенка, и она так глупа, что не замечает, как все смеются у нее за спиной. — Класс замер. Свин стоял на сцене один. Не уверен, что он это осознавал. Выглядел он жалко, с половинками карандаша, зажатыми в кулаках. Снаружи патрульная машина въехала на лужайку. Встала параллельно школьному зданию, подбежали несколько копов, спрятались за ней. Вооруженные винтовками. — Я бы не возражал, если бы она получила пулю в лоб, — добавил Свин, мрачно улыбаясь. — Жаль, что у меня нет твоего револьвера, Чарли. Если б он у меня был, думаю, я бы убил ее сам.

— Ты такой же псих, — обеспокоился Тед. — Господи, вы все сходите с ума вместе с ним.

— Ну и гад же ты, Тед.

Кэрол Гранджер. Я бы не удивился, если б она взяла сторону Теда. Я знал, что они несколько раз встречались до того, как у нее появился постоянный кавалер. Умные обычно тянутся друг к другу. Однако именно она бросила его. Может, я нашел не очень удачную аналогию, но для нашего класса Тед был что Эйзенхауэр для убежденных либералов пятидесятых годов: он сам, стиль его поведения, улыбка, послужной список, благие намерения не могли не нравиться, но в нем чувствовалось что-то отталкивающее. Вы видите, я зациклился на Теде… Почему нет? Я все еще старался его понять. Иногда кажется, что все случившееся в то долгое утро — выдумка, плод разыгравшейся фантазии полоумного писателя. Но случилось все наяву. И иной раз я думаю, что в центре событий был Тед, а не я. Именно усилиями Теда они надевали маски, изменяя своей сущности… или срывали их с себя, становясь самими собой. Но я знаю наверняка, что Кэрол смотрела на него со злобой, которую не пристало проявлять кандидату в выступающие на выпускном вечере, тем более что речь предстояло произнести о проблемах черной расы. А помимо злости, в ее взгляде читалась и жестокость.

Когда я думаю об администрации Эйзенхауэра, я прежде всего вспоминаю инцидент с «U-2». Когда думаю о том забавном утре, то прежде всего вспоминаю темные пятна пота, медленно расширяющиеся в подмышках Теда.

— Когда они вытащат его, здесь они найдут только сумасшедших, — возвестил Тед. Пренебрежительно глянул на Свина, который, с блестящим от пота лицом, все смотрел и смотрел на обломки карандаша, будто они вобрали в себя окружающий мир. На его шее темнели потеки грязи, но что с того? Сейчас никто не говорил о его шее.

— Они тебя давят, — прошептал Свин. Бросил половинки карандаша на пол, проводил их взглядом, потом вскинул глаза на меня. — Они раздавят и тебя, Чарли. Подожди, убедишься в этом сам.

Опять в классе повисла тишина. Я крепко сжимал револьвер. Механически, не думая об этом, достал коробку с патронами, вытащил три штуки, вставил в пустые гнезда барабана. Рукоятка стала скользкой от пота. Внезапно я понял, что держу револьвер за ствол, дулом к себе, не к ним. Тед навис над столом, вцепившись в край, но не шевелился, разве что в мыслях. Внезапно я подумал, что на ощупь кожа у него как сумочка из шкуры аллигатора. Интересно, целовала ли его Кэрол, прикасалась к нему? Скорее всего. От этой мысли меня чуть не вырвало.

Сюзан Брукс внезапно расплакалась.

Никто и ухом не повел. Я смотрел на них, они — на меня. Я держал револьвер за ствол. Они это знали. Они все видели.

Я шевельнул ногами, одна задела ногу миссис Андервуд. Я взглянул на нее. Легкий пиджак поверх кашемирового свитера. Она, должно быть, уже остыла. Вот у кого кожа на ощупь не отличалась от шкуры аллигатора. Трупное окоченение, знаете ли. Уж не знаю, когда я наступил ногой на ее свитер. Остался след. По какой-то причине он напомнил мне фотографию Эрнеста Хемингуэя: писатель поставил одну ногу на мертвого льва, в руке сжимал ружье, а на заднем плане улыбались во весь рот чернокожие носильщики. Внезапно захотелось кричать. Я взял ее жизнь, я превратил ее в труп, всадив пулю в голову и расплескав по полу всю алгебру.

Сюзан Брукс положила голову на стол, как нас учили в детском саду, когда приходило время поспать. Волосы она повязала небесно-голубой лентой. Очень красивой. У меня заболел желудок.

— ДЕКЕР!

Я вскрикнул и направил револьвер на окна. Коп в синей форме держал мегафон у рта. На холме толпились телевизионщики со своими камерами. Тебя раздавят… Свин, пожалуй, не ошибся.

— ДЕКЕР, ВЫХОДИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!

— Оставьте меня в покое, — прошептал я.

Мои руки начали дрожать. Разболелся живот. Желудок — мое слабое место. Иногда меня выворачивает до того, как я ухожу в школу, случается такое и на свиданиях. Однажды Джо и я поехали с двумя девушками в Харрисон парк. Стоял июль, теплый, солнечный. С безоблачного неба светило солнце. Мою девушку звали Эннмэри. Она произносила свое имя слитно. Красивая девушка. В темно-зеленых вельветовых шортах и шелковой водолазке. С пляжной сумкой. Мы мчались по дороге 1, из радиоприемника лился рок-н-ролл. Брайан Уилсон, я помню, Брайан Уилсон и «Бич бойз».[17] Джо сидел за рулем своего синего «Меркурия» и улыбался знаменитой джо-маккеннедиевской улыбкой. Стекла мы, естественно, опустили. И тут у меня схватило живот. Ужас, да и только. Джо разговаривал со своей девушкой. О серфинге. Действительно, о чем еще говорить под музыку «Пляжных мальчиков». Звали ее Розалинд. Тоже симпатяшка. Сестра Эннмэри. Я открыл рот, чтобы сказать, что мне нехорошо, и меня тут же вырвало. Блевотина попала и на ногу Эннмэри, так что попытайтесь представить себе выражение ее лица. Если, конечно, сможете.