Роберт Ладлэм - Близнецы-соперники Страница 17

Положив трубку, Витторио вдруг сообразил, что у него нет ни пенни, за исключением десяти фунтов" одолженных в Лейкенхите. Но решил, что у него надежный кредит: скоро он получит перевод из Швейцарии. Ему некогда было думать о материальном обеспечении, пришлось заботиться о том, как остаться в живых.

Фонтини-Кристи понял, что предстоит сделать немало. И хотя бы для того, чтобы держать в узде страшные воспоминания — неизбытую боль — о Кампо-ди-Фьори, ему надо действовать. Сначала сосредоточиться на простейших вещах, на повседневных мелочах. Ибо, когда он задумывался о главном, то едва не терял рассудок.

Прошу тебя. Господи, о простейших вещах! Дай мне время, чтобы обрести ясность сознания!

Он заметил ее в вестибюле «Савоя», пока дожидался дневного администратора, который должен был выдать ему ссуду. Она сидела в кресле и читала «Таймс». На ней был строгий мундир женского подразделения, он не мог понять, какого именно. Темные волосы из-под офицерской фуражки мягко падали на плечи. Где-то он уже видел это лицо, такое лицо не забывается. Но в памяти его всплывала более молодая копия. Этой женщине было на вид лет тридцать пять, той, которую он помнил, — не больше двадцати двух — двадцати трех. Высокие скулы, нос скорее кельтский, чем английский — резко очерченный, тонкий, слегка вздернутый над полными губами. Он не видел ее глаз, но знал, какие они: ярко-голубые — таких голубых глаз он не видел ни у одной другой женщины.

Вот что он вспомнил. Голубые глаза, сердито глядевшие на него. Сердито и презрительно. Он не привык к такому отношению и был раздосадован.

Почему же он ее вспомнил? Когда это было?

— Синьор Фонтини-Кристи? — Администратор вышел из-за стойки кассира с конвертом в руке. — Как вы и заказывали, тысяча фунтов.

Витторио взял конверт, положил в карман дождевика и поблагодарил менеджера.

— Мы заказали для вас лимузин, сэр. Он скоро подъедет. Если вы хотите подождать у себя в номере, мы вам позвоним, когда машина прибудет.

— Я подожду здесь. Если вас не смущает моя одежда, то меня она тем более не смущает.

— Пожалуйста, синьор. Мы всегда рады приветствовать у себя Фонтини-Кристи. Ваш отец приедет? Надеемся, он здоров?

Англия отозвалась на барабанный бой войны, и в «Савое» стали спрашивать о семьях.

— Нет, он не приедет. — Витторио не стал вдаваться в объяснения. Новость еще не достигла берегов Англии, а если и достигла, то затерялась среди военных сводок. — Кстати, вы не знаете, кто эта дама вон там? В военной форме?

Менеджер бросил взгляд через полупустой вестибюль.

— Да, сэр, знаю. Это миссис Спейн. Точнее, была миссис Спейн, они развелись. Но, кажется, она снова вышла замуж. Мистер Спейн точно женился. Она у нас не часто появляется.

— Говорите, Спейн?

— Да, сэр. Насколько могу судить, она служит в войсках противовоздушной обороны. Это серьезные люди.

— Спасибо, — сказал Витторио, вежливо давая понять, что разговор окончен. — Я подожду машину.

— Конечно. Если мы можем еще что-то сделать для вас, пожалуйста, не стесняйтесь, обращайтесь к нам.

Администратор отвесил поклон и удалился. Фонтини-Кристи посмотрел на женщину. Она взглянула на часы и опять погрузилась в чтение газеты.

Он сразу вспомнил фамилию Спейн, а вспомнив фамилию, вспомнил и того, кто ее носил. Это было одиннадцать, нет, двенадцать лет назад: он поехал с Савароне в Лондон, чтобы присутствовать на переговорах отца с «Бритиш-Хэвиленд», — это было частью его делового обучения. Ему представили Спейна в отеле «Лез Амбассадор» как-то вечером: это был молодой парень всего года на два-три старше самого Витторио. Он нашел англичанина забавным, но в общем, довольно скучным субъектом. Спейн был типичным сыном Мейфера, из тех, что вполне довольствуются плодами трудов своих предков, не привнося ничего своего, кроме разве что умения разбираться в беговых лошадях. Отцу Спейн не понравился. Об этом старый Фонтини-Кристи не преминул сообщить старшему сыну, что, естественно, побудило сына завязать знакомство.

Знакомство, оказавшееся очень кратким. Витторио вдруг вспомнил почему. То, что он не сразу вспомнил, доказывало, что он и впрямь выбросил ее из головы — не эту женщину, сидящую в вестибюле гостиницы, а свою жену.

Его жена тоже приехала с ними в Англию тогда, двенадцать лет назад, ибо старик Фонтини-Кристи считал, что ее присутствие окажет благотворное влияние на его своевольного сына. Но Савароне не знал свою невестку, позднее — да, узнал, но не тогда. Пьянящая атмосфера Мейфера в самый разгар сезона закружила ее.

Его жена увлеклась Спейном, то ли она его соблазнила, то ли он ее. Витторио не обращал внимания, он сам был занят.

Вот тогда-то и произошла эта неприятная стычка. Посыпались взаимные упреки, и голубые глаза сердито смотрели на него.

Витторио пересек вестибюль и остановился у кресла. Бывшая миссис Спейн подняла на него взгляд. В ее глазах мелькнуло сомнение, словно она силилась вспомнить. Но потом она вспомнила, и сомнения не осталось, зато появилось презрение, которое так живо сохранила его память. Их взгляды встретились на секунду — не больше, — и она вновь опустила глаза на газетные строчки.

— Миссис Спейн? Она взглянула на него:

— Моя фамилия Холкрофт.

— Мы знакомы.

— Да. Вы Фонтини... — Она замолчала.

— Фонтини-Кристи. Витторио Фонтини-Кристи.

— Да. Это было давно. Простите меня, но я очень занята сегодня. Я жду одного человека, и у меня больше не будет возможности просмотреть газету. — Она обратилась к «Таймс».

Витторио улыбнулся:

— Вы ловко меня осадили.

— Это не сложно, — сказала она, не поднимая глаз.

— Миссис Холкрофт, это было очень давно. Поэт сказал: ничто так не способствует переменам, как годы.

— Поэт также сказал: «Может ли барс переменить пятна свои?» Я в самом деле очень занята. Всего хорошего.

Витторио уже собрался откланяться, как вдруг заметил, что у нее чуть дрожат пальцы. Миссис Холкрофт чувствовала себя не столь уж уверенно, как пыталась показать своим надменным видом. Он и сам не знал, почему не ушел — ему ведь надо было побыть одному. Воспоминания о белом свете и смерти жгли, он не собирался их с кем-то делить. С другой стороны, ему хотелось поговорить. С кем угодно. О чем угодно.

— Принимаете ли вы извинения за мальчишество двенадцатилетней давности?

Лейтенант войск противовоздушной обороны взглянула на него:

— Как ваша жена?

— Она погибла в автомобильной катастрофе десять лет назад.

Она не отвела взгляд, но враждебность прошла. Она смущенно заморгала.

— Извините.

— Это мне надо извиниться. Двенадцать лет назад вы ждали объяснений. Или утешения. А у меня не было ни того, ни другого.

Женщина позволила себе слегка улыбнуться. В ее голубых глазах затеплилось — только ли затеплилось? — расположение.

— Вы были таким самоуверенным молодым человеком. Боюсь, тогда я могла показаться бестактной, невыдержанной. Но сейчас изменилась.

— Вы были выше тех глупых игр, в которые мы играли. Мне следовало бы это понять.

— Это обезоруживающие слова... И, думаю, мы уже достаточно обсудили этот предмет.

— Не хотите ли вы с мужем поужинать со мной сегодня, миссис Холкрофт? — Витторио услышал свои слова, но не был вполне уверен, что произнес их. Они вырвались у него совершенно неожиданно.

Она не сразу ответила, внимательно глядя на него:

— Вы и в самом деле этого хотите?

— Конечно. Я уехал из Италии в спешке, за что должен благодарить ваше правительство, равно как за эту одежду — ваших соотечественников. Я не был в Лондоне несколько лет и почти никого здесь не знаю.

— Вы меня заинтриговали!

— Простите?

— Ну, вы же сами говорите, что покинули Италию в спешке, что на вас одежда с чужого плеча. Возникают вопросы.

Витторио задумался и сказал тихо:

— Я был бы вам признателен за понимание, которого не хватило мне десять лет назад. Я бы предпочел, чтобы вы не задавали мне никаких вопросов. Но я хочу тем не менее поужинать с вами. И с вашим мужем тоже, разумеется.

Она выдержала его взгляд, с любопытством глядя на него. На ее губах заиграла мягкая улыбка: она приняла решение.

— Спейн — фамилия моего бывшего мужа. Холкрофт — моя девичья фамилия. Джейн Холкрофт. Я поужинаю с вами.

Их разговор прервал швейцар «Савоя».

— Синьор Фонтини-Кристи, ваш лимузин у дверей.

— Спасибо, — ответил он, не сводя глаз с Джейн Холкрофт. — Я сейчас выйду.

— Слушаюсь, сэр. — Швейцар поклонился и ушел.

— Можно мне заехать за вами? Или послать за вами машину?

— Сейчас надо экономить бензин. Я сама доберусь сюда. В восемь?

— В восемь. Arrivederci.

— До встречи.

Он шел по длинному коридору Адмиралтейства в сопровождении флотского капитана Нейланда, который встретил его внизу у входа. Нейланд был человек средних лет, военный до мозга костей, невероятно довольный собой. А может быть, он просто недолюбливал итальянцев. Несмотря на то, что Витторио свободно говорил по-английски, Нейланд отвечал простейшими фразами, повышая голос, словно обращался к умственно отсталому ребенку. Фонтини-Кристи был уверен, что Нейланд не вслушивается в то, что ему рассказывают; человек не может слышать о преследовании, смерти, побеге и ограничиваться банальностями вроде: «Да что вы говорите?», «Неужели?», «В Генуэзской бухте в декабре, должно быть, штормит?».