Фред Варгас - Вечность на двоих Страница 17

Врач обвел взглядом две жалкие комнатушки, с которыми крайняя бедность вязалась гораздо больше, чем ароматы роскошных притирок.

— Это еще ни о чем не говорит, — бросил он пробный камень.

— Потому что вы не были дома у женщины, умершей два месяца назад. Там пахло точно так же. Вспомните, Данглар, вы же там были.

— Я ничего такого не заметил.

— А вы, Ромен?

— Ничего, извините.

— Это тот же запах. То есть и тут и там побывал один и тот же человек, незадолго до смерти стариков. Кто его медсестра, доктор?

— Очень компетентная женщина, я сам ее рекомендовал.

Врач в растерянности почесал плечо:

— Она уже на пенсии, поэтому ей платят вчерную. Благодаря чему многие пациенты могут вызывать ее ежедневно, не разоряясь. Когда кончаются деньги, приходится обходить закон.

— Как ее зовут?

— Клер Ланжевен. У нее за плечами сорок лет работы в больницах, она специалист по гериатрии.

— Данглар, свяжитесь с Конторой. Пусть они разыщут лечащего врача той старушки, позвонят ему и спросят, как звали ее медсестру.

Пока Данглар спускался к служебной машине, они болтали о работе. Врач вытащил из-под кровати своего пациента бутылку дешевого вина.

— Он всегда наливал мне стаканчик, жуткое пойло.

Он расстроенно засунул бутылку обратно. Тут вернулся Данглар.

— Клер Ланжевен, — объявил он.

В наступившем молчании все взгляды обратились к комиссару.

— Медсестры-убийцы, — сказал Адамберг. — Так называемые ангелы смерти. Они спускаются на землю и косят направо и налево. Если уж грянет, то грянет.

— Черт побери, — выдохнул врач.

— К кому еще она ходит? Кому вы ее рекомендовали?

— Черт побери.

Менее чем за месяц, переходя от больниц к клиникам, от квартир к диспансерам, они составили скорбный список из тридцати трех имен. Более полувека, скитаясь между Францией, Германией и Польшей, медсестра сеяла смерть, впрыскивая в вены пузырьки воздуха.

Как-то февральским утром Адамберг и четыре его помощника окружили ее домик в пригороде, с аллеей, посыпанной гравием, и безукоризненными грядками. Четверо видавших виды мужчин, бывалые полицейские, привыкшие иметь дело с убийцами крупного калибра, потели от неловкости и являли собой весьма жалкую картину. Если женщины выйдут из колеи, мир рухнет, подумал Адамберг. «В сущности, — доверительно сказал он Данглару, когда они шли по узкой аллее, — мужчины позволяют себе убивать друг друга только потому, что женщины этим не занимаются. Но если дамы перейдут черту, мир не устоит». — «Может быть», — ответил тогда Данглар, которому было так же не по себе, как и всем остальным.

Дверь им открыла опрятная женщина с прямой спиной и морщинистым лицом и попросила их быть поосторожнее с цветами и грядками. Адамберг посмотрел на нее, но ничего не увидел, ни блеска ненависти в глазах, ни ярости смерти, которую ему приходилось замечать у других. Перед ним стояла тощая невыразительная особа. Полицейские надели на нее наручники в гробовом молчании, нарушив его только для того, чтобы бесцветными голосами пробормотать ей ее права, а Данглар добавил тихо: «Не стоит за грехи дочь Евы поносить, / Ей ношу тяжкую приходится носить».[7] Адамберг кивнул, так и не уяснив, к чьей помощи взывал майор, пропев песню сумерек при свете дня.

— Конечно, помню, — сказал Данглар, и его аж передернуло. — Но она далеко, в тюрьме Фрейбурга. Оттуда она на вас свою тень точно не отбросит.

Адамберг встал. Опершись обеими руками о стену, он смотрел на дождь.

— Дело в том, что десять месяцев и пять дней тому назад она убила охранника и сбежала из тюрьмы.

— Черт возьми, — сказал Данглар, хрустнув стаканчиком. — Почему мы об этом ничего не знали?

— Немецкие коллеги забыли нас предупредить. Административные заморочки. Я узнал об этом, вернувшись с гор.

— Ее нашли?

Адамберг смутным жестом указал на улицу:

— Нет, капитан. Она бродит где-то там.

XIV

Эсталер протянул руку с таким видом, будто на его ладони лежали бриллианты, а не три серых камешка из кафе Эмилио.

— Что это, бригадир? — спросил Данглар, с трудом оторвавшись от монитора.

— Это ему, майор. То, что он просил меня найти.

Ему. Он. Адамберг.

Данглар взглянул на Эсталера, даже не пытаясь вникнуть в его слова, и быстро нажал на кнопку громкой связи. Уже стемнело, и дети ждали его к ужину.

— Комиссар? Эсталер тут что-то вам принес. Сейчас придет, — сказал он, обращаясь к молодому человеку.

Эсталер стоял не шелохнувшись, с протянутой рукой.

— Расслабься, Эсталер. Пока его нет. Он медленно передвигается.

Когда минут через пять Адамберг вошел в комнату, Эсталер практически не изменил позу. Он ждал, и надежда превратила его в соляной столб. Он повторял про себя фразу комиссара, произнесенную на коллоквиуме: «Возьмите с собой Эсталера, у него глаз — алмаз».

Адамберг изучил трофеи на ладони молодого человека.

— Лежали и только нас и ждали, да? — улыбнулся он.

— Снаружи, у самой двери, слева от ступеньки.

— Я знал, что ты мне их принесешь.

Эсталер выпрямился со счастливым видом птенца, вернувшегося из первого полета с дождевым червяком в клюве.

— Езжайте в Монруж, — решил Адамберг. — У нас остался всего один день, придется работать ночью. Отправляйтесь туда вчетвером, а лучше вшестером. Жюстен, Меркаде и Гардон поедут с тобой. Они сегодня дежурят.

— Меркаде дежурит, но в данный момент спит, — напомнил Данглар.

— Тогда возьми Вуазне. И Ретанкур, если она снизойдет до второго путешествия. Она, если захочет, может прожить без сна, сидеть за рулем десять ночей подряд, пересечь Африку пешком и догнать самолет в Ванкувере. Преобразование энергии — великая вещь.

— Я знаю, комиссар.

— Обшарьте все парки, скверы, аллеи и пустыри. Не забудьте про стройки. Отовсюду привезите образцы.

Эсталер бросился вон, сжимая в кулаке свое сокровище.

— Хотите, я тоже поеду? — спросил Данглар, выключая компьютер.

— Нет, идите кормить ужином детей, и я займусь тем же. Камилла играет в Сент-Юсташ.

— Я могу попросить соседку покормить их. У нас остались всего сутки.

— Глаз-алмаз справится, и ему помогут.

— Почему, как вам кажется, Эсталер так пучит глаза?

— Наверное, в детстве что-то такое увидел. Мы все в детстве что-то такое видели. Некоторые после этого слишком широко открывают глаза, другие толстеют, у третьих туман в голове или…

Адамберг запнулся и мысленно послал подальше рыжие пряди Новичка.

— Думаю, Эсталер сам нашел эти камешки. Думаю, Ретанкур было наплевать, и она выпивала с Новичком. Пиво, скорее всего.

— Скорее всего.

— Я все еще ее раздражаю порой…

— Вы всех раздражаете, комиссар. Что, она исключение?

— Всех, кроме нее, — вот такой расклад меня бы устроил. До завтра, Данглар.

Адамберг вытянулся на своей новой кровати, положив себе на живот младенца, который вцепился в него, как обезьяний детеныш в отцовскую шерсть. Оба были сыты, умиротворены и молчаливы. И оба утопали в необъятном красном пуховом одеяле, подаренном второй сестрой Адамберга. Монахиня на чердаке не подавала признаков жизни. Лусио Веласко не преминул исподволь расспросить его о присутствии Клариссы, и Адамберг успокоил его.

— Я расскажу тебе одну историю, сын мой, — сказал Адамберг в темноту. — Тоже про горы, но без opus spicatum. Надоели нам эти стенки хуже горькой редьки. Я расскажу тебе сказку про горного козла, который познакомился с другим козлом. Имей в виду, что козлы не любят, когда к ним приходят их братья по крови. Они любят других зверей — зайцев, птиц, медведей, сусликов, кабанов — кого угодно, только не себе подобных. Потому что пришлые козлики хотят отнять у них землю и жену. И бодаются огромными рогами.

Тома пошевелился, как будто вник во всю сложность ситуации, и Адамберг сжал в руке его кулачки.

— Не беспокойся, все кончится миром. Но сегодня меня чуть было не забодали. Тогда я боднул в ответ, и рыжий козлик убежал. Ты тоже научишься бодаться, когда вырастешь. Горы тебе помогут. Не знаю, хорошо это или плохо. Но это твои горы, что ж теперь делать. В один прекрасный день рыжий вернется и снова нападет на меня. Мне кажется, он в ярости.

Сказка усыпила Адамберга раньше, чем ребенка. Прошло полночи, а они так и лежали, не шелохнувшись. Внезапно Адамберг открыл глаза и протянул руку к телефону. Ее номер он знал наизусть.

— Ретанкур? Вы в постели или в Монруже?

— А вы как думаете?

— В Монруже, месите грязь на стройке.

— На пустыре.

— А остальные?

— Кто где. Ищем, подбираем.

— Общий сбор, лейтенант. Вы где?

— У дома 123 по проспекту Жан-Жорес.