Бернард Корнуэлл - Свинцовый шторм Страница 17

Беннистер уже настроился уговаривать меня, но вдруг я почувствовал, что могу говорить свободно. Я рассказывал, как Джимми учил меня на старом суденышке, рассказывал, как тайком взял у отца яхту, чтобы обследовать побережье Ла-Манша, описал ту ужасную ночь, когда мне пришлось лавировать на «Сикоракс» от подветренного берега Роше-Дувр, и клянусь, что именно «Сикоракс» спасла меня тогда от этого ада из рифов и ветра. Я никогда бы не рискнул выйти в такой сильный северный штормовой ветер, но я обещал забрать приятеля лейтенанта с Сен-Мало, и «Сикоракс» помогла мне сдержать слово. Должно быть, я говорил с большим воодушевлением, потому что физиономия у Беннистера была явно довольная.

— А когда тебя ранили, — спросил он, — ты верил, что вернешься в море?

— Да я ни о чем больше и не думал!

— Но тогда, во время сражения, разве ты не потерял надежду?

— Я плохо соображал в тот момент, — теперь, когда разговор коснулся Фолклендов, я сам чувствовал, что мои ответы стали короткими и вялыми.

— Но что же там было на самом деле, — настаивал Тони, — когда тебя ранили?

— В меня угодила пуля.

Он ободряюще улыбнулся:

— Я понимаю, Ник, но как все это происходило? За что ты получил Крест Виктории?

— Вы хотите пересечь Скерриз? — Кивком я указал вперед, где на мелководье у Старт-Пойнта бурлили приливные волны.

— Крест Виктории, Ник, — подсказывал мне Беннистер.

— Вы хотите пройти по направлению к берегу Скерриз? — повторил я. — Там нам поможет приливное течение.

Беннистер понял, что не сможет заставить меня говорить о медали, и улыбнулся.

— А что ты чувствуешь, — спросил он вместо этого, — вновь попав на судно?

Я заколебался, подбирая нужные слова. Я хотел сказать, что мог бы объяснить это, попав на настоящий корабль, а не на напичканную электроникой игрушку, но это было бы несправедливо, ведь я был счастлив, и мысль об этом заставила меня улыбнуться.

— Стоп! — скомандовал Купер оператору.

— Но я не ответил, — возразил я.

— Ник, улыбка сказала все. — Мэттью взглянул на Анжелу, сидевшую в кормовом кубрике, и кивнул ей, как бы говоря: подопытная собачка сделала все как надо.

Камеру убрали, и Беннистер присел, чтобы прикурить от позолоченной зажигалки.

— Ник, тебе все равно не отвертеться от этих неприятных вопросов.

— В самом деле? — Я дал возможность «Уайлдтреку» идти не по ветру, чтобы повернуть к востоку от неспокойного моря.

— Ты не должен стесняться своей медали. Ведь мы потому и делаем фильм, что ты герой.

— А мне казалось, что мы делаем фильм, потому что твой ублюдок развалил мою яхту.

Он улыбнулся:

— Туше. Но тебе все равно придется рассказывать. Может, не сегодня, но когда-нибудь — обязательно.

Я пожал плечами. На сегодня съемки были закончены, и телевизионщики начали упаковывать свое оборудование, а Мульдер опять встал к штурвалу. Чтобы избежать его компании, я отправился осматривать «Уайлдтрек». Когда я поднимался на борт, меня беспокоило, как бы мои болячки не подвели меня в смысле сохранения равновесия, но обнаружил, что без труда передвигаюсь по палубе. Спина все еще побаливала, но регулярное плавание по утрам в бассейне чудесным образом укрепило мои мышцы и существенно уменьшило дискомфорт. Куда больше меня тревожила правая нога, которая все еще бесконтрольно дрожала, и я запросто мог завалиться как пьяный. Слабость значительно усиливалась, когда я уставал, и этот факт никак не вдохновлял на кругосветное путешествие в одиночку. Но все же уверенность, с которой я перемещался по палубе, вселяла в меня надежду. Я помогал себе, опираясь на поручни и ванты, но даже если бы я не был калекой, я делал бы то же самое.

Я открыл люк, ожидая встретить немыслимую роскошь, но здесь ею пожертвовали в целях уменьшения веса, деньги в основном пошли на навигационное оборудование. Здесь были Лоран, Декка, Сатнав и даже Омега для приема очень низких частот, передаваемых по всему миру. Почему-то я не увидел секстанта.

Каюта в кормовой части, куда вел узкий коридорчик позади центральной каюты, была обставлена богаче, и я понял, что это личные апартаменты Беннистера. Здесь был кондиционер, обогреватель и даже телевизор.

Над двухэтажной койкой висел портрет Надежны, привинченный к переборке. На виньетке было что-то напечатано, и, встав коленями на койку, я прочитал: «Надежна Беннистер, 1956 — 1983, 49° 18' СШ и 41° 36' ВД».

Я внимательно вгляделся в глаза погибшей девушки. Надежна была не такой истощенной блондинкой, как, скажем, Мелисса или Анжела, а смуглой, хорошо сложенной, крепкой в кости женщиной. Какая расточительность, подумал я, что такой скелет лежит в темноте на дне океана!

Задняя стенка каюты поднялась, и вошел Беннистер. Он, казалось, был удивлен, найдя меня здесь, в его личной каюте, но не выразил неудовольствия. Кивком он указал на фотографию:

— Моя жена.

— Она была красавицей, — заметил я.

Беннистер поднял задвижную дверь до упора и что-то вынул из рундучка. По-моему, это был пузырек с таблетками от морской болезни. Он повернулся и уставился на фотографию.

— В ней текла греческая, арабская, французская, персидская и американская кровь. Удивительная смесь. Она наградила ее жутким характером. — Слово «характер» он произнес так, словно это была самая приятная характеристика его жены. — Она бывала очень решительной, — продолжал он, — особенно в том, что касалось яхты. Она вбила себе в голову, что выиграет гонки в Сен-Пьере. Вот почему она так гнала яхту.

— Из-за этого она и погибла?

— Мы точно не знаем. — Он выдержал совершенно театральную паузу, как будто этот разговор причинял ему сильнейшую боль. — Была жуткая ночь, — сказал он наконец, — дул попутный ветер, и «Уайлдтрек» черпанул кормой. Причина обычно в слишком высокой скорости, ведь так? И я думаю, Надежна отстегнула страховку на несколько секунд.

Все, что он говорил, я уже прочел в судебном отчете.

— Она была одна? — подсказал я ему.

— Она была одна у кормового руля. — Он кивнул в сторону маленького кормового кубрика. — Вахтенный пошел вперед, чтобы закрепить эрнс-бакштаг. Остальные спали. Но она была удивительным моряком. Выросла в Массачусетсе, у самого моря. Когда другие еще учатся ездить на трехколесном велосипеде, она уже плавала в море. Я обычно пошучивал над ней, говоря, что в ней течет кровь финикийцев, а может, так оно и было.

Я опять взглянул на фотографию.

— Мы конечно же искали. Мы рыскали по морю почти весь день. — Голос Беннистера звучал монотонно, будто от частого повторения рассказа острота события слегка притупилась. — Но в таком море? Она, должно быть, умерла в считанные секунды. — Он схватился за леер, когда яхта пошла правым галсом. Мульдер прибавил скорость, и движение «Уайлдтрека» стало резким, неровным. Беннистер сорвал одеяло с койки. — Ты простишь меня? Анжела плохой моряк.

Я последовал за ним в кормовой кубрик, где Анжела, одетая теперь в длинный объемный свитер поверх шорт и майки, лежала, вытянувшись, в совершенно жалком состоянии. Увидев меня, она состроила гримасу, затем приподнялась, повернулась и просунула голову между прутьями загородки. Я взглянул на ее длинное тело, на ее голые ноги и частично понял, почему Беннистер связался с этой колючей злючкой. Она была действительно прекрасна. Он перехватил мой взгляд и горделиво приосанился.

Анжела вернулась в прежнее положение, свернувшись калачиком на руках у Беннистера. Он завернул ее в одеяло и дал ей две таблетки, которые, как я знал, сейчас уже бесполезны.

— От морской болезни, — сказал я безжалостно, — существует только одно средство.

— Какое? — спросил Беннистер.

— Постоять под деревом.

— Очень остроумно. — Он крепко обнял ее. — А что ты теперь думаешь о Фанни?

— Что он африканский ублюдок.

Беннистер ответил мне ободряющей улыбкой.

— Я имею в виду, что ты думаешь о нем как о рулевом.

— Он великолепен. — Я старался говорить добрее. В этот момент Мульдер как раз делал поворот через фордевинд, в этот момент яхта становится кормой к ветру, и грот может резко перебросить с борта на борт. Этот опасный маневр он выполнил так уверенно, что корпус даже не качнуло. А в это время его матросы перекладывали кливера. — Он очень хорош, — откровенно добавил я.

— Его отыскала Надежна. Он работал по чартеру на Сейшелах. Она прозвала его Калибаном. Тебе не кажется, что это добрый знак?

Калибан был чудовищем, сыном ведьмы.

— Не кажется. — Я взглянул на Анжелу, пребывающую в полной прострации. — А она — твоя Ариэль?

Беннистер не желал развивать эту тему.

— Фанни хорош, — задумчиво проговорил он, — но только немногие знают насколько. Он будет моим секретным оружием в Сен-Пьере. Вот почему он нужен мне, Ник.

Я пробормотал что-то невнятное. Полутора часов, проведенных мной на «Уайлдтреке», было недостаточно, чтобы строить догадки, может ли эта яхта и ее команда отнять приз у французов, но я допускал, что это возможно. Яхта быстроходна, Фанни — великолепный рулевой, это ясно, а Беннистер очень хочет победить.