Кирилл Григорьев - Специалист по нежити Страница 17

Аптечка находилась в бардачке. Найти что-либо в темноте было практически невозможно, но Виктор, нащупав-таки бинт, разорвал пакет зубами. После тренировки в лесу перевязка много времени не заняла. Он провел рукой по выходному отверстию в плече и порадовался, что пуля прошла навылет. Могло быть и хуже. Много, много хуже.

Пакет с распечатками лежал на приборной панели. Виктор взвесил его в руке. Может, бог с ним, с Немченко, подумал он. В общем-то, только благодаря ему я сейчас в своей машине. Может не так уж он и плох? Гарин положил пакет на соседнее сидение и завел машину.

Потом посмотрел в зеркало заднего вида.

Пса не было. Он исчез.

Может, мне вообще эта чертова псина померещилась? А, ладно, ну ее к черту…

Через десять минут Виктор уже выворачивал с просеки на дорогу, морщась от боли при переключении передач.

Агамемнон Рождественский

Поселковое кладбище находилось достаточно далеко от города по кривой и заросшей бурьяном проселочной дороге. Она, петляя шла через жутковатый темный лес. Пока дорога еще не рассталась с городской окраиной, Гриша бодрился и болтал без умолку. Однако, как только последние дома канули в темноту, он почувствовал себя неуютно. Минут через двадцать кружения по темному лесному коридору, он, не выдержав, возмутился.

— Да же оно, черт!

— Это старое кладбище, — объяснил Агамемнон. — На нем не хоронят давно.

— И долго еще?

— Прилично.

Спустя еще минут десять у нумизмата возник новый вопрос.

— Интересно, как же они народ на кладбище возили? Далища-то какая.

— А лошади на что? И, кроме того, город раньше был разбросаннее.

— А ты, поди, помнишь.

— Помню.

Время медленно, но неуклонно приближалось к полночи. Свет фар выхватывал из темноты то разлапистую елку, то упирался в непролазные кусты. Нумизмата начала пробирать нервная дрожь.

— Слушай, — произнес замирающим шепотом Гриша, не отвлекаясь от руля, — а может, ну его нафиг, кладбище это, а?

— Ты о чем? — не понял Агамемнон, напряженно вглядываясь вперед.

— Может, утром могилу прадеда твоего навестим? — не выдержав, предложил нумизмат.

Агамемнон повернул голову и ощупал напарника внимательным взглядом.

— Ты что, боишься? — через мгновение спросил он с усмешкой.

— Боюсь, — признался Гриша. — До судорог в желудке. Я с детства кладбища не перевариваю, а уж тем более, ночью в двенадцать часов. Да еще родня твоя с семейными проклятиями. Давай завтра все сделаем, а?

— Тебе Порш Кайен нужен? — ядовито поинтересовался Агамемнон.

— Сейчас уже как-то не особенно, — нервно ответил Гриша.

— Слабак, — объявил начальник экспедиции. — Сделай музыку погромче и не бойся. Ты же со мной.

— И что?

— Пациентов дурки проклятия не берут, — твердо сказал Агамемнон.

Жизнерадостная песенка про вечеринки в Малинке сменилась очень актуальной «Я хочу быть с тобой» бессмертного «Наутилуса». После припева про комнату с белым потолком, Гриша заметил задумчиво:

— Ну, я-то не пациент.

Но отступать было поздно.

Фары уперлись в кладбищенскую ограду.

— Сворачивай налево, вдоль поедем, — махнул рукой Агамемнон. — Тетка сказала, дед где-то у входа лежит.

— Ага, — недовольно пробурчал Гриша, но, конечно, свернул.

Узкая дорога вывела их к большой вытоптанной поляне с едва различимыми остатками асфальта. Бурьян был и здесь. Он едва заметно шевелился на ветру и, казалось, словно пытался что-то сказать.

Разыгравшееся воображение Григория Палия немедленно подсказало, что.

— Умрете, — шептал бурьян. — Вы оба здесь умрете.

— Приехали, — прервал Агамемнон Гришино общение с воображением. — Вставай у входа и пошли за лопатами.

— А вдруг здесь есть кто? — предпринял Гриша последнюю попытку.

Начальник экспедиции выразительно постучал себя кулаком по лбу.

— Ты на часы смотрел?

— Д-да, — дрогнувшим голосом ответил Гриша. — Смотрел.

Когда они вылезли из машины на пронзительный холод октябрьской ночи, Гриша пожалел, что не прихватил с собой пару прожекторов с работы. Он подрабатывал ночным сторожем на студии Мосфильм и каждую ночь обходил темные павильоны с громадными сценическими прожекторами. Сегодня они явно бы пригодились.

Впрочем, было достаточно светло. Взятые с собой фонари светили ярко и давали большое пятно, да и полная луна на небе заливала все неестественным белым светом. Хотя для Гриши, скорее, она не освещала тихое кладбище. Луна здорово добавляла жути.

Агамемнон достал лопаты и хлопнул багажником.

— Пошли? — посмотрел он на компаньона.

Григорий молча кивнул, шаря по бурьяну фонарем. Его колотило. А уж когда луч света выхватил из темноты вывеску на покосившейся металлической арке, ему стало совсем плохо. Под названием кладбища какие-то шутники намалевали из баллончика с краской «Добро пожаловать». Название было старым, облупившимся и почти не различимым, а вот остроумная надпись блестела, словно нанесенная только вчера.

Агамемнон проследил за его взглядом и усмехнулся.

— А вот и встречающие, — хмыкнул он. — Хорошее начало.

Гриша так не считал.

Друг за другом они прошли под арку и углубились в ряды кое-где покосившихся оград.

— Ты иди слева, — сказал Агамемнон. — Ищи гранитный памятник с надписью: «Михей Рождественский». Первую дату не помню, а вот вторая где-то девяностого года.

— А ты? — испуганным шепотом спросил Гриша.

— А я справа пойду.

— Ни за что! — объявил нумизмат. — Я буду тебе тыл прикрывать.

— От кого? — ехидно поинтересовался Агамемнон.

Где-то неподалеку завыла собака.

— От собак, — ответил Гриша и взял лопату на изготовку.

— Ладно, — снизошло руководство.

Дорожки между могилами были просыпаны гравием, неприятно хрустевшим под ногами. Кое-где блестели огромные лужи и ботинки разъезжались в грязи. Ограды в основном были старые с облезшей краской, а могилы — сплошь заросшие бурьяном. Кое-где в темноте маячили покосившиеся высокие кресты.

Лучи фонарей шарили по надгробиям.

— Фукин И.П. — бормотал Агамемнон. — Не то. Горин А. В. Дорогой доченьке. Во, Гриша, приколись. Целкина Мария, дорогая бабушка! Не повезло тетке с фамилией.

— Эт-то п-почему? — постукивая зубами, не понял нумизмат.

— Эк тебя развезло, — заметил Агамемнон, покосившись на друга. — Может, в машину пойдешь?

Гриша моментально прикинул, сколько ему придется идти одному обратно.

— Н-нет, — помотал головой он. Луч его фонаря замотался следом. — М-мне К-кайен-н н-нужен.

Внезапные выстрелы раскололи окружающую тишину. Они загрохотали раскатисто, словно обвал в горах. Стреляли совсем рядом, где-то в лесу. Раз, два, три. Пауза. Четыре.

Лицо Григория позеленело.

— Эт чт-то? — заикаясь, еле выговорил он.

Агамемнон настороженно поводил головой с оттопыренными ушами.

Снова выстрелы. Раз, два, три.

Тишина внезапно стала пронизывающей, всеобъятной. Она накрыла обоих, словно тяжелым ватным одеялом. Гриша почувствовал, как у него подкашиваются ноги.

— Тихо! — громко прошептал Агамемнон.

Где-то неподалеку хрустнул гравий. Шептались вокруг кусты с бурьяном. Совсем рядом легко пробежала, шурша листвой мышь. Григорию показалось, что он превратился в огромное всеулавливающее ухо. Он даже расслышал жужжание лесной мошкары, суетящейся возле пятна фонарного света.

— Что? — минут через пять напряженного вслушивания, спросил нумизмат.

— Ничего, — облегченно ответил Агамемнон. — Вроде бы кончилось.

— Это же были выстрелы? — решил уточнить Григорий.

— Откуда мне знать? — нервно пожал Агамемнон плечами. — Вроде бы да.

— Может охотники?

Несколько мгновений Агамемнон смотрел ему прямо в глаза.

— Давай все сделаем быстро, — сказал он. — И свалим отсюда к чертовой бабушке!

— Идет, — согласился Гриша. Ноги его затекли от напряженного ожидания. — А может, свалим, ничего больше не делая? Как бы нас с тобой за каких-нибудь белок не приняли.

— Бред, — решительно отрезало руководство. — Иди за мной.

И тут из темноты на Гришу глянули два горящих красных глаза.

Григорий никогда не был трусом. Но в этот момент он ощутил, как по правой штанине вниз заструилась теплая, почти горячая струйка.

— П-повернись, — едва произнес нумизмат.

Левая штанина промокла тоже. И осознание того, что он, взрослый здоровый мужчина, практически с высшим образованием в кармане, уважаемый ночной сторож на студии Мосфильм и вообще человек с большими жизненными перспективами, только что, как маленький мальчик наделал от страха в штаны, отчасти вернуло ему самообладание.