Джорджо Фалетти - Я — Господь Бог Страница 17

Оборванец.

Он продвинулся к человеку в зеленой куртке, встав по другую сторону двери. Проехал пару остановок. Пассажиров прибавилось. Зигги переместился в центр вагона, как бы для того, чтобы пропустить людей к выходу, и оказался рядом с этим человеком.

Полотняный рюкзак лежал на полу. Лежал у ног владельца слева, и его лямка оказалась в очень удобном положении для того, чтобы

подхватить ее на нужной остановке,

выходя из вагона. Он посмотрел, не изменилось ли положение головы у человека. Нет, он сидел не двигаясь. Многие люди засыпают в вагоне метро, особенно когда едут далеко. Зигги убедился, что тип этот как раз из таких. Он подождал, пока поезд остановился на станции «Гранд-Сентрал», где всегда входит и выходит куча народу. Как только двери открылись, он быстро и в то же время вполне непринужденно подхватил рюкзак и вышел. И сразу же заслонил добычу своим туловищем.

Стараясь затесаться в толпу, он краем глаза приметил — или ему показалось, — что «зеленая куртка» вышел из вагона в последнюю секунду перед отправлением поезда.

Дерьмо.

На главном вокзале всегда полно полицейских, и если этот тип засек его, то можно ведь и в тюрягу загреметь. Во всяком случае, несколько дней в обезьяннике обеспечены. Он прошел мимо двух полицейских — пожилого мужчины и чернокожей женщины помоложе, которые о чем-то разговаривали как раз у выхода из вокзала. Но ничего не произошло. Никто не бежал с криком «Держите вора!», чтобы привлечь их внимание. Он решил не оборачиваться. Если тот тип идет за ним, пусть думает, будто он его не заметил.

Зигги вышел на Сорок второй улице и сразу же свернул направо и еще раз направо, на Вандербильт-авеню. Здесь транспорта мало и место удобное, чтобы посмотреть, идет ли за ним этот тип в зеленой военной куртке.

Зигги вошел в здание вокзала с бокового входа — это позволило ему взглянуть направо. Он не видел, чтобы за угол свернул кто-то, похожий на того человека. Но это еще ничего не означало. Если это ловкий тип, то он, конечно, умеет незаметно «пасти» объект.

Но и Зигги знал способ, как уйти, если кто-то вздумает преследовать его. Однако странно, подумал он, неужели этот тип не видел полицейских? Если сразу заметил кражу и отправился за ним, чтобы самому отнять свой рюкзак, то здесь возможны только две причины.

Первая: это может оказаться опасный тип. Вторая: в рюкзаке может находиться что-то ценное, что полицейским лучше не показывать. Зигги решил, что скорее всего речь идет о втором варианте, и еще больше заинтересовался содержимым рюкзака. Но в то же время сознавал, что его хозяин очень опасен.

Зигги спустился на нижний уровень вокзала, где полно этнических ресторанов и людей, которые едят и пьют здесь в любое время суток, до и после прибытия поездов. Огромный зал пестрел множеством ярких, красочных вывесок, в воздухе витали запахи пищи, и возникало ощущение спешки. Оно почему-то передалось ему, хотя он и старался идти нормальным, неторопливым шагом.

Он перешел на другую сторону и, поднимаясь по лестнице, осмотрелся, проверяя, нет ли «хвоста». Никого подозрительного не заметил. И начал расслабляться. Может, ему только показалось, будто он видел того человека. Или стареет уже для такой работы.

Следуя указателям, он вошел в метро и направился на станцию фиолетовой линии, которая вела в Квинс. Подождал прибытия поезда и протиснулся в вагон вместе с толпой пассажиров. Это была необходимая предосторожность.

Учитывая все соображения, человек в зеленой куртке, даже если и следовал за ним, вряд ли предпринял бы что-либо в таком людном месте. С равнодушным видом Зигги дождался, пока прозвучало обычное объявление о том, что двери закрываются. И только тогда выскочил на платформу, словно пассажир, который внезапно сообразил, что сел не в тот вагон.

Когда затих грохот уходящего поезда, он снова направился на зеленую линию, которая вела в Даунтаун, чтобы оттуда проехать в Бруклин.

Он разбил поездку на несколько этапов, на каждой остановке ожидая следующего поезда и продолжая равнодушно осматривать все вокруг. Безымянный среди таких же озлобленных и безымянных людей, каких в Нью-Йорке толпы, — расплывчатые пятна лиц, различающихся разве что цветом иногда. Впрочем, кому здесь нужно их различать?

Когда он решил, что все спокойно, то на последней остановке нашел свободное место и уселся поудобнее, положив рюкзак на колени и сдерживая желание открыть его и посмотреть, что же там внутри. Лучше сделать это дома, тогда он все изучит спокойно, не торопясь.

Зигги Стардаст умел ждать.

Он делал это всю жизнь, с детства, когда начал всеми способами выкручиваться, чтобы соединить обед с ужином. Делал это и потом, не допуская грубейшей ошибки — не жадничая. Довольствовался тем, что удавалось добыть, и твердо верил, что рано или поздно все внезапно изменится. Его жизнь, его дом, его имя.

Прощай тогда, Зигги Стардаст, добро пожаловать, мистер Збигнев Малоне.

Он поменял еще одну линию, прежде чем приехал в свой район. Он жил в Бруклине, в квартале, где поселилось множество гаитянцев и где даже названия некоторых ресторанов остались французскими. Многонациональный мир, где толстозадые женщины говорили резкими голосами, а парни двигались ленивой походкой, свернув козырек бейсболки набок. А рядом — упорядоченный, сдержанный мир еврейского квартала с небольшими виллами, ухоженными лужайками и «мерседесом» на дорожке у парадного. Молчаливые люди, двигающиеся, словно темные тени, серьезные лица, черные волосы. Зигги всегда казалось, что они читают молитвы, даже когда считают деньги.

Но его здесь все устраивало. В ожидании того дня, когда он позволит себе сказать: «Теперь все!» — и сделает выбор.

Стену дома, где он жил, ту, что выходила без окон на улицу, кто-то разрисовал. Художник оказался не ахти какой, но краски, кое-где стертые и смытые, всегда радовали Зигги.

Он вошел в подъезд и спустился в полуподвал, где находилась его квартира. Одна комната с крохотной ванной, со старой, попорченной мебелью и запахом экзотической кухни, доносящимся с верхних этажей. Неубранная кровать стояла у стены напротив входа, у окна под самым потолком, отчего свет снаружи сюда почти не проникал. Все здесь выглядело устаревшим, несмотря на современный телевизор, компьютер и принтер, покрытые слоем пыли.

Единственная странность — книги, которые не только заполняли книжный шкаф слева, где помещались в алфавитном порядке, но и лежали повсюду, а целая стопка их даже служила прикроватной тумбочкой.

Сняв куртку и бросив ее в кресло, Зигги опустился на кровать и принялся извлекать из рюкзака содержимое, складывая его на простыню.

В рюкзаке оказались две газеты, «Нью-Йорк Таймс» и «Юэсэй тудей», желто-синяя пластмассовая коробка с миниатюрным набором инструментов, рулон медной проволоки и серый скотч, какой обычно используют электрики.

Потом он достал то, что занимало больше всего места и весило тоже больше всего, — фотоальбом в коричневом кожаном переплете с толстой, такого же цвета шероховатой бумагой.

Альбом заполняли старые черно-белые фотографии незнакомых людей в незнакомых местах, причем все датированы. Судя по одежде, снимки относились к семидесятым годам. Он посмотрел некоторые, и один из них привлек его внимание. Зигги вынул его из клейких уголков-держателей и некоторое время рассматривал.

Длинноволосый парень держит в руках толстого черного кота. Улыбается, но грустно. Случайный щелчок фотоаппарата уловил какую-то странную связь между этими двумя живыми существами, которые как будто имели что-то общее.

Он сунул снимок в карман рубашки и стал дальше исследовать содержимое рюкзака. Достал какую-то прямоугольную коробочку из черного пластика, чуть длиннее и уже пачки сигарет, перетянутую скотчем, очевидно, чтобы случайно не открылась, с несколькими разноцветными кнопками.

Зигги с недоумением рассматривал ее. Коробка походила на самодельный пульт управления. Простой, но все равно создавалось такое впечатление. Он положил ее рядом с другими вещами и достал последнее, что лежало в рюкзаке, — толстый коричневый слегка помятый конверт, на котором написаны уже немного выцветшие имя и адрес. Судя по размеру, конверт годился для отправки фотоальбома.

Он заглянул в него и обнаружил несколько листов, исписанных неровным, но разборчивым почерком, — похоже, писал человек, который не слишком хорошо владел словом, как устным, так и письменным.

Зигги принялся читать. Первые страницы оказались довольно скучными, в них весьма примитивно, порой бессвязно рассказывалось о чьей-то жизни. Зигги любил читать и вполне мог отличить письмо образованного человека, владеющего пером, но это был не тот случай.

Но дальше он нашел, что читать, пожалуй, даже интересно, хотя писал, безусловно, не литератор. Любопытство вызывало содержание, а не стиль.