Эрик Ластбадер - Черный клинок Страница 17

– В каких таких местах?

Маун пожала плечами, чем вызвала новый прилив запаха чеснока.

– Они говорили о каком-то храме Запретных грез. Похоже, что клуб какой-то. Может, там педики какие или другие секс-маньяки – знакомые Лэрри.

– А не поговорить ли мне самому с Чикой? – медленно и отчетливо произнес он, вспомнив возбуждающие плоть фотографии в квартире Моравиа. – Она живет в Манхэттене?

– Да, – кивнула Маун. – Вообще-то она снимает квартиру на втором этаже в доме в трех кварталах отсюда. – Она глянула на настольный календарь. – Но предупреждаю, сейчас ее в городе нет и до завтра не будет.

– Мы никогда не испытывали эту штуку так быстро, – сказал Юджи Шиян.

– Сомневаюсь, что у нас был выбор...

– Но убить человеческое существо...

– Все произошло случайно. По ошибке.

Юджи взглянул на Минако – свою мать. Наступало утро, и серо-грязный рассвет уже окрасил небо Токио. Слева от них горели фонари на Цукиджи-форест, освещая серебристые бока крупных рыбий. Мимо проходили рабочие в резиновых сапогах с раструбами, со шлангами в руках, из которых они то и дело поливали рыбу, чтобы она выглядела свежей. Волны, пьянящие, как свежее пенистое пиво, несли в себе запах водорослей. Позади Юджи и Минако в уходящем мраке ночи высилась громада склада без каких-либо номеров и опознавательных знаков. Там хранился Оракул.

– Я же ученый, мама, – вымолвил Юджи. – Мне нужно все знать досконально. Методика проведения опыта предписывает мне ждать...

– Чего ждать? Клинических экспериментов? Ты же знаешь, что в данном случае обычная методика будет бесполезна. Эксперименты с низшими формами жизни не дадут нам никаких результатов.

Юджи посмотрел на реку. Над ней поднимался туман. В холодном воздухе застыл, как на морозе, печальный гудок проходящего мимо суденышка.

Он согласно кивнул головой. Конечно же, мать права: у них не было выбора. Как ученый, он знал, что это так. Технологический процесс настоятельно требовал проведения испытаний. Но, как человек, он опасался последствий.

– Юджи-сан, – мягко сказала Минако, – позволь мне принести тебе чаю.

С помоста, где продавались тунцы и сайра, Минако обернулась и посмотрела на своего сына. Он стоял среди большого гудящего рыбного базара, плечи его съежились от утреннего холодка; и был он такой одинокий, беззащитный – один среди толпы. Сердцем она устремилась к нему. Все ее дети бесконечно дороги ей, но Юджи – единственный сын. А раз единственный, это уже многое значит для нее, а он к тому же еще и гениальный ученый-биофизик. Минако заказала чай, все время думая о сыне, о том, как она уберегала его от мрачных сторон жизни. Теперь все это должно измениться. Пришло время кармы для него и, стало быть, для нее.

Юджи терпеливо ждал, когда вернется мать, а в душе казнил себя за случившееся несчастье. Разумеется, он не мог знать, что Оракул сделает с Моравиа. Но разве в этом дело? Он думал о риске, которому они все подвергаются, и снова печаль охватила его сердце. Он глянул на море бесцветных рыбьих глаз. Там и сям – повсюду – слышался глухой перестук хвостов, ударяющих по бетонным помостам, свидетельствующий о том, что рыба все еще жива.

– Вот чай, – сказала Минако, передавая ему дымящуюся чашку. Он чувствовал, как вокруг от все усиливающегося в этот ранний час шума просыпается город. Они не случайно выбрали место для лаборатории в этом заброшенном складе, расположенном вдали от офисов и штаб-квартир крупнейших компаний: на ночные совещания и работы не обратят внимания в районе, где рыбаки трудятся всю ночь напролет.

– Значит ли это, что мы должны будем начать все сначала? – спросила Минако.

Юджи ответил не сразу. Этот вопрос не давал ему покоя с тех пор, как мать сказала ему о смерти Лоуренса Моравиа.

– Не думаю, – наконец сказал он. – Не похоже, чтобы мы стояли на ложном пути. Однако мы не заметили важную деталь в трудной задаче. Проблема напоминает генератор с одним включателем, потребляющий так много энергии, что обесточивает целый город, а затем взрывается. – Он повернулся к ней и продолжал: – Нет, нам не нужно начинать сначала. Мы должны лишь усовершенствовать включатель.

Минако согласно кивнула и заметила:

– Я сознаю свою вину, Юджи-сан. Ведь это я надоумила тебя создать Оракула. И именно я привела Моравиа, а он убедил тебя использовать его для опытов, как какую-нибудь морскую свинку.

– Но, мама, он же знал, что идет на риск. Минако печально улыбнулась.

– Тогда не вини себя, Юджи-сан. Моравиа сам выбрал свою карму.

– Да, ты права, мама, – ответил Юджи. – Но все же я чувствую себя обязанным пойти в храм Сенсо-ри.

Минако согласно кивнула головой:

– Вот это правильно. Мы пойдем вместе.

Они подошли в реке Сумида и взяли там водное такси, на котором доехали до района Асакуса, где находится храм Сенсо-ри. Храм был построен в честь Каннона – буддийского бога милосердия – и считался священным местом. Минако не раз приводила сюда своих детей по большим праздникам.

Они шли вдоль длинной торговой улицы, сплошь заставленной множеством лотков и палаток, в которых продавалось все – от зонтиков из папиросной бумаги и традиционных деревянных гребней до заводных роботов и водки сакэ – ив любое время. На минутку они остановились у огромной курильницы перед входом и, сложив ладони ковшиком, зачерпнули густого ароматного дыма и обдали себя с ног до головы. Согласно поверью, они тем самым надолго обеспечили себя добрым здравием.

По широкой лестнице они поднялись наверх и вошли в храм. В его тишине громко отдавалось эхо. Со всех сторон их окружали огромные колонны, с потолка свисали светильники, похожие в этом своеобразном лесу на сосновые шишки. Высокий потолок, напоминающий далекие клубящиеся облака, был украшен разными сценами из японского фольклора, а может, из истории, в зависимости от того, как их рассматривать.

Они попросили буддийского монаха зажечь потухшую курильницу и, пока курился густой дым, кружась и завихряясь, подобно змеиным языкам, в спокойном холодном воздухе храма, произносили молитвы.

Юджи знал, что этот ритуал действует успокаивающе, и поэтому сам понемногу пришел в себя. Но, взглянув на мать, когда они уже уходили из храма, заметил, что она по-прежнему чем-то встревожена.

Солнце уже взошло, его лучи с трудом пробивались сквозь мощный слой промышленных выбросов, накрывших, словно одеяло, столицу. Асакуса казался фантастическим видением, картиной, написанной кистью художника-импрессиониста, кем-то вроде Жоржа Сера. Минако поежилась от холода и заметила:

– Чувствую, как что-то меняется в воздухе.

На Юджи подействовало дурное предчувствие матери, но он поспешил сказать:

– Меняться будет к лучшему.

– Нет, – возразила Минако. – Мы на краю пропасти, и под нами во мраке разверзается бездна.

Размахивая в разные стороны сцепленными вместе руками, она предостерегающе произнесла:

– Юджи-сан, вижу, как что-то движется в этой бездне. Что-то такое, чего я еще не могу распознать.

По крыше автомашины тяжело молотил, как боксер кулаками, проливной дождь. Припарковав машину поблизости от "Городской гнили", Вулф спокойно смотрел, как выбивается пар из-под асфальта, а ремонтные рабочие в непромокаемых плащах суетятся и пытаются перекрыть утечку пара.

Он уже пробовал дозвониться в министерство обороны в Вашингтоне и разыскать неуловимого Макджорджа Шипли, приятеля Моравиа, но его каждый раз отсылали из одного управления в другое. Казалось, никто не хотел брать на себя ответственность за существование Шипли. На деле же это означало, что либо он сталкивался с плохой работой хваленых федеральных чиновников, либо Маун подсунула ему неверный телефон.

Проклиная на чем свет стоит неразбериху в электронной системе министерства обороны, он позвонил из машины одному своему знакомому из нью-йоркской штаб-квартиры ФБР. Никто из городской полиции не мог запросто по-приятельски обратиться к сотрудникам ФБР, хотя время от времени они и оказывали услуги друг другу. Отношения между сотрудниками этих двух ведомств были весьма зыбкими и могли прерваться в любую минуту, стоило лишь одной из сторон отказаться взять на себя дополнительные обязанности.

Вулф держал трубку возле уха, а его знакомый Фред из ФБР ждал, когда компьютер подключится к системе. "Проклятые ремонтники", – проворчал фэбээровец. Вулф, глядя через ветровое стекло машины на струи пара, вырывающегося из недр Нижнего Манхэттена, только посочувствовал, может, на секунду-другую этим баловням судьбы.

– Все в порядке, – раздался наконец-то голос Фреда. – Я подключился к программе персонала министерства обороны. Как, ты говорил, зовут того парня?

– Макджордж Шипли.

– Так-так. Не клади трубку.

На противоположной стороне улицы из машины техпомощи говорил по телефону бригадир ремонтных рабочих. "Вызывает подмогу", – догадался Вулф. Затем он переключил внимание на женщину, стоявшую на тротуаре.