Анатолий Арамисов - Французская защита Страница 17

Дневная духота спала, дул северный несильный ветерок, принося городу долгожданную прохладу.

Погром в русском ресторане подействовал на нервы девушки. Ее душу переполняли разные чувства, главным из которых было недоумение и стыд за действия своих соотечественников.

«Почему русские нередко напиваются до полу скотского состояния? И затем уже не отдают отчета в своих действиях? Какая «муха» их кусает? А потом, протрезвев, бормочут, что виной всему — водка? Вот этот парень теперь наверняка угодит за решетку. А ведь не он заварил всю эту кашу. Тот, что шашку у Комарова отобрал. Чудаки…»

Симону несколько раз окликали молодые французы, приглашая её разделить с ними сегодняшний вечер. Но девушка с непроницаемым лицом лишь потряхивала каштановыми волосами, пропуская мимо ушей комплименты парней.

Она привыкла к этому, но все же от некоторых особо нескромных возгласов на душе оставался неприятный осадок.

Тротуары в этом районе Парижа бьии особенно узкими, огражденные по бокам железными столбиками, которые препятствовали заезду правых колес машин на пешеходную зону. К вечеру на асфальте валялось довольно много мусора, а также то тут, то там виднелись характерные кучки собачьих отходов.

Парижане в отношении чистоты улиц — безалаберный народ.

Симона помнит то удивление, которое она испытала, спустившись в первый раз поздно вечером в метро этого города.

Целые залежи всевозможных бумажек, оберток, потушенных сигарет, выброшенных проездных билетов и другого хлама «красовались» между гладко вытертыми плитами пола подземных переходов.

Лишь рано утром армия уборщиков, одетых в комбинезоны ядовито-зеленого цвета с длинными метлами точно такого же колера, будет убирать Париж, шумно погромыхивая пластмассовыми баками, опрокидывая их в специальные машины.

Симона, миновав узенькую улицу гое Richer, которая была известна двумя достопримечательностями: зданием без окон, принадлежащим масонской ложе, и известным театром, прошла вверх мимо закусочной Burger King на бульвар Монтмартра.

Теплый воздух бил снизу из решеток метрополитена. На некоторых из них уже расположились на свой ночлег клошары, подстелив под себя что-то наподобие матраца.

Эти люди тоже неприятно удивляли и поражали девушку.

В ее сознании не укладывался тот факт, что человек может жить на улице, как бездомная кошка или собака.

«Почему, какой волей судьбы эти несчастные люди лишены крыши над головой? Неужели они не способны ни на что, не могут заработать хотя бы на съем самого скромного, самого дешевого жилья, где имеется вода и постель?

А, быть может, для некоторых из них это — стиль жизни? Полная свобода? Независимость от всего?»

У ног клошаров стояли маленькие пластмассовые стаканчики белого цвета, куда время от времени сердобольные люди бросали мелочь.

Лица бродяг были красного цвета, похожие друг на друга: с опухшими веками, слезящимися глазами, нездоровыми мешками под ними, грязными, спутанными волосами, часто свисавшими причудливыми сосульками; кожа на ногах между стоптанной обувью и брюками была такого же оттенка.

И одинаковый, тяжелый, тошнотворный запах давно немытого тела постоянно исходил от этих людей.

У Симоны жалостливо защемило в сердце, когда она проходила мимо свернувшегося калачиком седого старика.

Его морщинистые, тонкие руки обхватывали голые коленки, выглядывавшие из разорванных панталон.

Она остановилась и, пошарив рукой по карманам джинсов, вытащила десятифранковую монету.

Стук по дну белого стаканчика на минуту разбудил несчастного.

Старик разжал ладони, потянулся правой рукой к монете, в полусне ощупал ее, и по его лицу разлилась счастливая улыбка:

— Merci, mademuaselle! — пробормотал клошар и через несколько мгновений снова уснул.

Миновав бульвары Poissonnière и De Bonne Novuvelle, Симона вышла к красивым историческим воротам Porte Saint Denis, украшавшим это место французской столицы.

Как будто помимо воли, ее ноги понесли девушку вдоль узкой улицы пороков, названной в честь святого Дениса.

В конце этой длинной улицы находился не совсем обычный фонтан, с которым были связаны волнующие воспоминания первого года жизни Симоны Маршалл в Париже.

Он был построен в виде ступенчатой пирамиды, с вершин которой медленно стекала вниз прозрачная вода.

Именно возле него почти каждый майский вечер она встречалась с красивым французом по имени Жан.

Симона снимала небольшую квартирку в этом районе, и из ее окон были видны мелодично журчащие струи воды, стекающие вниз по гранитным ступенькам.

Девушка тихо брела по правому тротуару улочки и вспоминала, вспоминала…

Жан, менеджер телефонной фирмы, понравился ей с первого взгляда. Высокий, худощавый брюнет с выразительными темно-карими глазами явно пользовался успехом у женщин.

Они познакомились в ресторане.

— Пардон, разрешите присесть? — галантный наклон головы с четким пробором блестящих, уложенных гелем черных волос.

Узкие усики над тонкой верхней губой раздвинулись в улыбке.

— Пожалуйста, — пожала плечами Симона.

Они разговорились.

— Вы англичанка? — улыбаясь, спросил Жан после пяти минут беседы о погоде и достоинствах ресторана.

— Нет, не угадали! — засмеялась девушка.

— Американка? — любопытствовал Жан.

— Опять мимо… — глаза Симоны сверкали тем неповторимым блеском, что бывает у женщин в минуту, когда им понравился мужчина. И с которым они хотят непременно продолжить знакомство.

Француз, улыбаясь, изобразил на лице муки нескрываемого любопытства.

В этот момент официант принес Симоне десерт и счет за обед в ресторане.

— Мне надо поторопиться и угадать! — таинственно произнес Жан, наклоняясь вперед и внимательно вглядываясь в глаза девушки.

Женское сердце дрогнуло.

«Боже, какой он красивый! Правильные черты лица, большие глаза, и руки… какие длинные пальцы… ухоженные ногти» — девушка, опустив от некоторого смущения глаза, разглядывала кисть собеседника.

— Почему Вам нужно обязательно угадать? — спросила Симона.

— Потому что мне сегодня ночью приснился удивительный сон.

— Какой же?

— Мне приснился волшебник.

— Интересно… — заулыбалась девушка.

— Он сказал, что я встречу красивую принцессу, но, чтобы быть с ней счастливым, я должен угадать — какой она крови.

— Да?

— И вот, — француз сделал паузу, — я встретил!

Симона рассмеялась:

— Ноя вовсе не принцесса!

— Вы лучше, чем принцесса! — Жан приблизил свои большие глаза к лицу Симоны и сжал ее кисть своей ладонью. — Вы лучше, чем королева… И я угадаю, кто Вы по крови.

Внутри девушки все замерло.

— Вы русская, — медленно произнес Жан, не отводя взгляда и не выпуская руки собеседницы.

— Да, — тихо ответила Симона, — но как Вы узнали?

— Просто. Потому что русские — самые красивые женщины в мире.

…Симона не ожидала от себя, что француз так быстро завладеет ее сердцем.

Тот знал толк в искусстве соблазнения женщин.

В отличие от холоднокровных англичан, Жан показался девушке этаким пылким рыцарем, мушкетером прошлого века.

Она сопротивлялась его безумному напору в течение нескольких дней. С каждым днем, часом, минутой и секундой Жан все больше занимал ее мысли. Приходя в свою квартиру после свидания, Симона, ложась спать, с вожделением рисовала в воображении картины будущей совместной жизни, робко мечтала о свадьбе, представляла восхищенные взгляды подруг, родных и близких при виде такого красавчика.

Она сдалась через неделю.

..Жан, как будто обезумев от почти животного желания, губами приник ко рту Симоны, заглушая ее протесты; его руки лихорадочно шарили по телу девушки, срывая остатки одежды.

— Жан, подожди, не надо нам спешить так…, я тебя умоляю! — шептали ее губы, но сознание пронзала единственная, пьяняще-сладкая мысль: «Сейчас, сейчас…»

Она и хотела и боялась этого.

В извечном женском сомнении: он не мой еще полностью, а я отдаю себя всю!

…Тягучая боль пронзила низ живота, и Симона застонала.

Она, на мгновение приоткрыв глаза, увидела расширившиеся от возбужденного удивления зрачки Жана.

Каждое движение его тела приносило девушке физические страдания.

— Non! Non!! — закричала она по-французски, когда почувствовала, как внутри стала разливаться мужская жидкость.

Жан, не обращая внимания на ее крик, сделал еще два десятка рывков и обессилено откинулся на край постели…

Симона долго не могла успокоиться.

Слезы, вначале робкой тоненькой дорожкой показавшиеся из-под нижних ресниц, неудержимо катились теперь по ее щекам.