Джон Гришэм - Юрист Страница 18

Позвонив домой, Кайл сообщил родителю, что прибудет в Йорк к вечеру пятницы. Отец и сын договорились поужинать вместе.

В половине шестого вечера подойдя к дверям офиса, Кайл увидел, что там кипит работа. По пятницам большинство юридических контор города закрывались раньше обычного: к шести часам их владельцы и сотрудники предпочитали наслаждаться в баре первой кружкой пива либо отправлялись в местный клуб. Джон Макэвой оставался в своем кабинете допоздна: многие его клиенты получали зарплату в конце недели и заглядывали в офис, чтобы выписать скромный чек или поинтересоваться положением вещей. Последний раз Кайл был в Йорке на Рождество, около полутора месяцев назад, и сейчас удивился, видя, в каком запущенном состоянии отцовская контора. Ковровые дорожки в коридорах нуждались в срочной чистке – если не в замене, еще больше просели полки стеллажей. Поскольку Джон не расставался с сигаретой, курение в офисе было разрешено; под пожелтевшим потолком клубился густой сизый дым.

Когда на пороге внезапно возник Макэвой-младший, секретарша Сибил от испуга едва не выронила телефонную трубку. Кое-как положив ее на аппарат, женщина вскочила и с радостным воплем прижала Кайла к необъятной груди. Они расцеловались. Благодаря помощи Джона Макэвоя Сибил без особых потерь уже прошла через два развода, а теперь безропотно ждал своей очереди и ее нынешний супруг. Об этом Кайл узнал еще во время рождественских каникул. Сейчас в штате конторы числились три секретарши и два сотрудника. Пройдя из комнаты в комнату – сначала на первом этаже, затем на втором, – Кайл поприветствовал их всех. Подчиненные отца наводили порядок на столах и готовились разойтись по домам. Босс, если желал, мог торчать здесь до полуночи, но простых смертных в пятницу вечером ждали более приятные дела.

Кайл сидел в закутке, где была установлена кофеварка, медленно пил диетическую кока-колу и прислушивался к звучавшим в коридоре голосам. Уклад жизни в провинции поражал патриархальностью. Здесь, в Йорке, в фирме отца работали не сотрудники и клерки, а, скорее, друзья, люди, которым он мог доверять. Временами и тут воцарялась суета, однако контора никогда не походила на сумасшедший дом. Босс был отличным парнем, таким, кого любой сам выбрал бы себе в адвокаты. Клиентов знали не только по именам, но и в лицо. Коллеги на противоположной стороне улицы, все до единого, – добрые приятели. По сравнению с Нью-Йорком – совсем другой мир.

Уже не в первый раз Кайл задавался вопросом: почему он не рассказал все отцу? Все, до мельчайших подробностей? Об Илейн, о ее голословных обвинениях, о копах и их желании слепить дело? Пятью годами ранее Кайл был почти готов броситься к отцу за помощью, но момент оказался упущен, и Джон Макэвой до сих пор пребывал в полном неведении относительно неприятного эпизода с его сыном. Никто из четверых – Кайл, Джой Бернардо, Алан Строк и Бакстер Тейт – не сказал ни слова родителям. Расследование заглохло еще до того, как у них появилась необходимость сделать это.

Если пойти на откровенность сейчас, то отец прежде всего спросит: «Почему ты молчал раньше?» Ответа у Кайла не было. А ведь дальше последуют и другие вопросы, не менее трудные. Старый законник умел выпытать у противной стороны все, что необходимо суду, – этого у него не отнять. Теперь сыну оставалось только надеяться на лучшее.

То, о чем Кайл намеревался поведать сейчас отцу, тоже было весьма непросто.

После того как контору покинул последний клиент, попрощалась и ушла Сибил, отец и сын удобно расположились во вращающихся креслах. Потек неспешный разговор о баскетболе, результатах чемпионата по хоккею. Затем перешли к семье, сначала вспомнили сестер-близняшек, за ними – Пэтти.

– Твоя мать знает, что ты в городе? – осведомился Джон.

– Еще нет. Позвоню завтра. У нее все в порядке?

– Никаких перемен. В полном.

Пэтти жила и работала в переоборудованной мастерской на окраине Йорка. В просторном помещении имелось множество окон, которые пропускали достаточно света, необходимого для воплощения на холсте фантазий художника. Аренду и коммунальные услуги оплачивал Джон, не считая ежемесячного чека на три тысячи долларов. Эта сумма была не алиментами, а просто его даром: он считал, что обязан помогать бывшей жене, поскольку сама Пэтти содержать себя не могла. Если за минувшие девятнадцать лет она и сумела продать какую-нибудь свою картину или скульптуру, то, кроме покупателя, об этом никто не знал.

– Я звоню ей каждый вторник, вечером, – сказал Кайл.

– Вот и умница.

Пэтти не нужен был ни компьютер, ни сотовый телефон. Как личность на редкость противоречивая, она была подвержена таким перепадам настроения, что даже у родственников глаза округлялись. В душе Джон все еще любил ее, потому и не хотел вступать в новый брак – хотя отказывать себе в женском обществе тоже не намеревался. Пэтти дважды завязывала романы, оба раза с друзьями-художниками, и оба закончились самым грустным образом. Джон приезжал к ней, помогал «собирать осколки». Их отношения были, мягко говоря, сложными.

– Как учеба? – поинтересовался отец.

– Почти спустился с горы. Через три месяца – выпуск.

– В это трудно поверить.

Судорожно сглотнув, Кайл с трудом выговорил:

– Насчет места работы я передумал. Пойду на Уолл-стрит, в «Скалли энд Першинг».

Макэвой-старший неторопливо закурил новую сигарету. Крепко сложенный, но без намека на полноту, в шестьдесят три года он все еще обладал густым ежиком волос, абсолютно седых. Шевелюра двадцатипятилетнего Кайла была намного реже.

Отец глубоко затянулся «Уинстоном», бросил на сына изучающий взгляд поверх тонкой круглой оправы очков.

– У тебя на это есть серьезная причина?

Подготовленный список доводов Кайл выучил наизусть, сознавая тем не менее, что все они прозвучат невыразительно и плоско.

– Юридическая деятельность pro bono видится мне бессмысленной тратой времени. Я в любом случае окажусь на Уолл-стрит, так почему не сразу?

– Не верю.

– Да, да, ясное дело. Потеря лица.

– Хуже. Ты продаешь себя. Ничто не заставляет тебя начать карьеру в этом корпоративном террариуме.

– Речь вдет о высшей лиге, отец.

– В каком смысле «высшей»? В плане денег?

– В плане начала.

– Чушь! Я знаком с обычными судейскими крысами, которые за год зарабатывают в десять раз больше, чем партнер самой престижной фирмы в Нью-Йорке.

– Да, и на каждую такую удачливую крысу приходится тысяч пять ее голодающих коллег. По большому счету, в солидной фирме оклады намного выше.

– Ты возненавидишь первую же минуту своего пребывания в солидной фирме.

– Вовсе не обязательно.

– Сам убедишься. Ты вырос здесь, в окружении нормальных людей, здесь ведутся нормальные дела. В Нью-Йорке же тебе придется ждать порядочного клиента лет семь.

– Это великолепная фирма, отец. Одна из лучших.

Джон достал из нагрудного кармана авторучку.

– Позволь мне записать твои слова. Через год, когда я прочту их, тебе станет стыдно.

– Пиши. Я повторю: это великолепная фирма, одна из лучших.

Отец каллиграфическим почерком вывел на листе бумаги строку и твердо произнес:

– Ты возненавидишь эту фирму, ее юристов и дела, которые она ведет. Скорее всего ты будешь испытывать ненависть даже к ее секретаршам. Тебе опостылеет рутина, ты превратишься в поденщика, готового оплевать своих работодателей. Слушаю.

– Я не согласен.

– Отлично. – Перо авторучки вновь побежало по бумаге. Закурив очередную сигарету, Джон выпустил вверх огромный клуб дыма и отложил ручку. – Мне казалось, ты захочешь испытать себя и при этом помочь людям. Разве всего несколько недель назад ты говорил что-то другое?

– Но я передумал.

– Что ж, передумай опять. Еще не поздно.

– Нет.

– Почему? Что тебе мешает?

– Я просто не желаю торчать три года на пашне в Виргинии, пытаясь освоить испанский только для того, чтобы вникать потом в жалобы незаконных иммигрантов.

– Извини, но я думаю, это прекрасное начало для юриста. Не верю. Придумай что-нибудь другое.

Джон Макэвой стремительно крутнулся в кресле и встал. Такое Кайл видел уже не раз. В приступах раздражения отец предпочитал мерить шагами кабинет и яростно размахивать руками. Так он вел себя в зале суда. Подобного всплеска эмоций следовало ожидать.

– Помимо всего прочего, мне не мешало бы заработать.

– На что? На покупку новых игрушек? У тебя не будет времени тешиться ими.

– Я думал накопить…

– Да ну? Жизнь на Манхэттене так дешева, что ты быстро сколотишь состояние. – Джон расхаживал вдоль стены, от пола до потолка увешанной дипломами, сертификатами и памятными фотографиями. – Не верю и не собираюсь этому верить. – Щеки отца порозовели: сказывался шотландский темперамент.