Нельсон Демилль - Собор Страница 18

Глава 11

Патрик Бурк пересек улицу, подошел к тротуару у фасада собора и встал у ограждения. Колонна 69-го полка поравнялась с собором, и полковник Лоуган отдал приказ остановиться.

В ограждении за спиной Бурка имелся разрыв, там зеленый ковер плавно расстилался до самой улицы. Несколько мужчин в праздничной одежде вышли из-за шеренги солдат и приблизились к собору.

Бурк припомнил, что накануне в своем интервью газете кардинал случайно упомянул о том, что его любимая песня – «Мальчик Денни», а дирижер военного оркестра явно воспринял эти слова как команду и приказал своим музыкантам играть эту ритмичную мелодию. Несколько человек на ступенях и люди из толпы, окружающей собор, неожиданно подхватили песню. «Сердце ирландца, – подумал Бурк, – не может не откликнуться на эту музыку, особенно если он уже успел немного глотнуть горячительного».

О, Денни мой, волынки нас позвалиВ долины горные, где радостно повсюду.А лето кончилось, и розы все завяли,Уходишь ты, но ждать тебя я буду.

Некоторое время Бурк наблюдал, как поднимается по ступеням почтенная публика: распорядители шествия, мэр Клайн, губернатор Доул, сенаторы, конгрессмены – все известные в городе и штате люди, а также многие другие рангом пониже. Все они проходили через разрыв в ограждении, пересекали ковровую дорожку, кланялись кардиналу, а затем быстро уходили, как требовалось по церемониалу. Верующие становились на колени и целовали большой изумрудный перстень кардинала, другие кланялись или пожимали руки стоявшим с ним рядом людям.

Но ты придешь, когда в луга вернется лето,Или зима заснежит все поля.В кромешной тьме или в потоках света,О Денни, мальчик, как я жду тебя!

Морин чувствовала волнение, переходящее в ощущение надвигающегося непонятного дурного предчувствия. Каждый проходящий мимо улыбался и кланялся, целовал перстень кардинала, пожимал руку ей, епископу, Бакстеру. Постоянные пожатия рук и широкие улыбки. У американцев красивые зубы… Ничто, казалось, не предвещало беды…

И тут Морин заметила недалеко от себя несколько человек. Их глаза были холодно-стальными, а лица отражали ту же сдержанную тревогу, какая – она точно знала – была написана на ее лице. Внизу у ограждения она увидела лейтенанта Бурка, с которым познакомилась в гостинице «Уолдорф». Он цепко осматривал всех, кто проходил мимо, словно они были по меньшей мере убийцами, а не мирными гражданами. И Морин стало от этого чуть-чуть спокойнее.

Толпа вокруг нее по-прежнему громко пела, а люди, которые не могли вспомнить слов, мычали лишь мелодию, исполняемую флейтами и рожками военного оркестра.

Но ты меня покинешь – и умрут цветы,И я умру – не может быть иначе…Ну а тогда – сюда приедешь тыИ на могиле горько так заплачешь?..

Морин едва заметно покачала головой: «Какая грустная ирландская песня». Ей хотелось думать о чем-нибудь другом, но слова баллады навязчиво напомнили ее собственную жизнь – ее личную трагическую любовь. Мальчик Денни – это Брайен, впрочем, под этот образ подходил возлюбленный каждой ирландской девушки. Она близко восприняла слова песенки, осознала себя ирландкой и почувствовала, как ее глаза застилает пелена слез, а к горлу подкатил ком.

И тихие шаги услышу я –Твои шаги над свежею могилой.Склонившись, ты шепнешь: «Люблю тебя».И я спокойно стану ждать тебя, мой милый.

Бурк смотрел, как уходит 69-й полк. И когда последние подразделения отошли от собора, он вздохнул с облегчением. Важные персоны, которые могли быть потенциальными мишенями, разбрелись кто куда: одни остались около собора на ступенях, другие подошли к солдатам, третьи направились к Центральному парку, кое-кто поехал домой или в аэропорт.

Завершало шествие 69-го полка специальное подразделение полковых ветеранов в гражданской одежде. За ними шел еще полицейский оркестр волынщиков и барабанщиков, которые выбивали ритм военного марша. Во главе оркестра шествовал его давний командир, Финбар Дивайн, он поднял свой огромный жезл и приказал трубачам играть «Мальчика Денни», когда они проходили мимо собора. Бурк улыбнулся. Сегодня «Денни» исполняли целых сто девяносто шесть оркестров, и всему причиной лишь случайно брошенная кардиналом фраза и раздутая вокруг нее шумная кампания в прессе. За день до этого Его Высокопреосвященство, наверное, не хотел слушать никакой музыки, кроме этой песни и молитв, обращенных к Богу, теперь же он, надо думать, до самой смерти будет сыт этой мелодией.

Бурк присоединился к последней шеренге ветеранов 69-го полка. В день святого Патрика добраться до верхнего Манхэттена быстрее всего можно, если пристроиться к парадной колонне марширующих солдат. И вдруг он снова ощутил неясное чувство тревоги: в тот момент они проходили мимо гостевых трибун на Шестьдесят четвертой улице, где тоже стояли важные персоны – возможные мишени для террористов.

В Центральном парке зрители старались забраться на возвышения или камни, кое-кто даже залез на ветки деревьев. Полковник Лоуган знал, что тысячи демонстрантов сейчас уже далеко позади него. Он чувствовал напряжение, которое передавалось от колонны его полка к толпящимся зрителям – от первой шеренги до последней, ветеранской, которая уловила темп и дружно шагала в ногу. Холодало, маршировать было нелегко, но старые солдаты шли, высоко подняв головы, когда проходили мимо зрителей, которые уже порядком устали и успели пропустить по стаканчику-другому.

Лоуган увидел, что политические деятели откололись от праздничного шествия и направились к гостевым трибунам занимать места. Когда они проходили эти трибуны, он отдал команду: «Равнение налево», и солдаты дружно рявкнули приветствие гостям. Теперь он мог вздохнуть с облегчением: его миссия закончилась.

Патрик Бурк вышел из марширующей колонны на Шестьдесят четвертой улице, с трудом прокладывая себе дорогу в толпе. Он забрался через заднюю дверь внутрь полицейского штабного микроавтобуса. Там по телевизору передавали программу новостей, как раз о парадном шествии. На радиопульте горели огоньки, три радиопередатчика, настроенные на разные частоты, потрескивали в полутьме. На низеньких сиденьях расположились несколько человек с газетами и портативными радиотелефонами в руках.

Бурк узнал сержанта Джорджа Бирда из специальной службы.

– Привет, Большой Бирд.

Бирд поднял взгляд от радиопередатчика и улыбнулся.

– Патрик Бурк, бич ирландских революционеров, защитник веры, привет.

– От такого и слышу, Джордж.

Бурк прикурил сигарету.

– Я читал твой рапорт, который ты представил этим утром. Кто такие эти Финниганы? Что им тут надо?

Бурк устроился на маленьком откидном сиденье.

– Не Финниганы, а фении.

– Фении или Финниганы – какая разница? Все едино – ирландцы.

– Фении – это ирландские воины и поэты, жившие во II–III веках нашей эры. Еще были такие же ирландские тайные общества в 19-м столетии. Они вели против англичан партизанскую войну и тоже называли себя фениями.

Бирд рассмеялся:

– Ты какой-то розыскник всякого старья, Бурк! Тебя можно выставлять как экспонат в нашем управлении полиции.

– Без сомнения, выставят, если ты за меня похлопочешь.

Бирд проворчал что-то и откинулся назад к стене.

– А кто такой этот Финн Мак – или как его там?

– А это главарь первых фениев. Он умер семнадцать столетий назад.

– Так это кличка их нынешнего главаря?

– Думаю, да. И с ним мне не хотелось бы повстречаться.

Бирд прислушался к радиоприемникам. Рапортовали командные посты с разных концов авеню. Пост у пресвитерианской церкви на Пятьдесят четвертой улице докладывал, что все спокойно. Пост на двадцатом этаже здания «Дженерал моторс» сообщил: «Все тихо». Передвижной штаб у собора святого Патрика доложил, что тоже все тихо.

Бирд взял радиотелефон, включил его и, подумав секунду-другую, тихо сказал в трубку:

– Говорит мобильный штаб на Шестьдесят четвертой улице. На контрольных постах все спокойно. Конец связи.

Он положил трубку и посмотрел на Бурка.

– Слишком уж тихо, к чему бы это?

– Накаркаешь. – Бурк взял телефон и набрал номер. – Джек?

Джек Фергюсон бросил взгляд на закрытую дверь спальни, где неспокойно спала его жена, а затем ответил тихо:

– Патрик… – Он посмотрел на настенные часы в кухне. – Сейчас двенадцать тридцать. Я ждал твоего звонка ровно в час.

– Я был на параде. У тебя что-нибудь есть?

Фергюсон посмотрел свои заметки в блокноте, лежащем рядом с телефоном.