Вадим Сухачевский - Сын палача Страница 19

– Но боюсь, – после молчания добавил тот, – если они сами ко мне заявятся – будет еще хуже… – И повторил: – Так ты понял меня? Бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

Викентий-младший лишь кивнул, а про себя подумал: надо срочно взять тот наган.

Викентий Иванович оружия ему не давал. Да при его нынешних навыках оружие ему было, в общем, без надобности, но наган-то как раз имелся. Еще будучи Федулой, он его во время облавы на Сухаревке под кустами нашел. Тогда же его, завернув в промасленную ветошь, зарыл в земле на другом конце города.

– Я отойду? – сказал он. – Через час буду.

– Давай, – согласился Викентий Иванович. – Только помни…

– Ага, бдительность, – кивнул он и вышел.

Ах, если б знать!..

Место, где зарыл наган, отыскал сразу. Имея его при себе, почувствовал себя намного спокойнее и заспешил назад, на Мясницкую. И вот же! Ничего сердце не подсказывало в тот миг…

Вот когда оно сжалось – когда он, войдя в дом, уловил странный, неприятный запах. Пахло почему-то квашеной капустой, нечистым человеческим телом и протухшей помойкой. Не могло в доме у Викентия Ивановича пахнуть так!..

– Это я! – крикнул он с порога.

Но ответа не последовало.

Теперь уже сердце колотилось вовсю. С наганом в кармане, держа палец на спусковом крючке, он двинулся к спальне – именно в той стороне квартиры этот мерзкий запах был особенно силен.

Наконец открыл дверь спальни – и тут увидел…

Странно, что не свалился в обморок. Ибо ничего страшнее он не видел никогда…

На пол натекло много крови, и она еще продолжала течь…

Викентий Иванович был распят на стене – руки и ноги прибиты толстыми строительными костылями. А пятый костыль торчал у него из груди, с него-то кровь и лилась струйкой на пол.

Викентий-младший был уверен, что Непомнящий уже мертв, поэтому метнулся не к нему, а к окну, с наганом наизготовку: вдруг успеет увидеть кого-нибудь из гадов, сотворивших это.

Однако увидел совсем не их. От дома уходил очкастый математик Васильцев. Но уж он-то к этому явно был не причастен – уж больно ошарашенный имел вид.

И тут Викентий Иванович вдруг подал голос – совсем слабый, едва слышимый:

– Теперь ты – за меня… – проговорил он.

И после этих слов замолк уже навсегда.

Что он тогда имел в виду? Ты за меня отомстишь? Или, может, – теперь ты будешь за меня палачом Тайного Суда?

Викентий (теперь уже единственный) считал, что этими словами ему передано и то и другое: и обязанность отомстить, и право быть отныне палачом Суда.

После того, как сбежал от недавней облавы, он сменил место своего обитания на заброшенную пригородную дачу и теперь перед сном опять и опять вспоминал ту жуткую картину и те последние слова своего отца (он уже и в мыслях только так именовал Викентия Ивановича).

Мстить этим Луке и Фоме, впрочем, было давно уже без надобности, – через несколько дней, он знал, их свои же завалили. А может, и не свои, кто-то другой, – не имело значения.

А вот должность палача Тайного Суда по праву оставалась за ним, за ним одним!

Но – какого Суда?

Другого, совсем другого!

Пусть теперь дрожмя дрожат не только упыри-одиночки, пусть при упоминании этого Тайного Суда дрожит в смертном страхе вся погань, в каких бы чинах и званиях она ни была, и на каких бы верхах ни служила.

И никакие лондоны тут ему не указ! Всех, кто людей до такого, как нынче, довел, – всех надо!..

И Васильцев нужен ему в этом деле, ох как нужен! Потому как математик, а стало быть, с мозгами человек. Он поймет, он должен понять!

И еще зудела мысль: как все-таки с девчонкой этой решать?

А как-то решать все равно было надо…

Часть вторая

Схватка

Глава 1

Судья и его воинство

Уже несколько дней от Викентия-младшего не было никаких вестей, а Васильцев, признаться, этих вестей ждал, причем ждал с нетерпением. Какое бы новое состязание этот наглец ни навязал, все равно это означало, что Полина еще жива.

Он сам искал ее – но пока безрезультатно. Когда он возвращался с поисков, Катя не задавала лишних вопросов – и так по его виду все было ясно.

Сам удивлялся, насколько оба они за несколько дней привязались к этой девочке.

Когда вечером выходил из метро, вдруг почувствовал, что в этой давке кто-то запустил руку к нему в карман. Васильцев дернулся ухватить за руку воришку, но ничьей руки не поймал.

Кошелек был на месте, а кроме кошелька, в кармане появился какой-то листок бумаги.

Огляделся – рядом никого подозрительного.

Юрий достал листок, уже ожидая увидеть на нем знакомый почерк палачонка.

Однако вместо этого увидел текст, составленный из букв, вырезанных из газеты.

Этот текст гласил, что в Москву прибыл международный убийца по кличке Люцифер, в задачу которого входит устранение оставшихся членов Тайного Суда.

Подпись была: Ангел.

Когда вернулся домой, Катя по его лицу поняла – что-то произошло. Спросила:

– Что-то новое от этого дьявола?

– Да нет, скорее от ангела, – сказал Юрий, показывая ей листок.

– От того самого?

– Вероятно, – кивнул он, проходя в комнату. – Я, правда, его не видел, но не думаю, что вокруг нас роится целый сонм ангелов.

Прочтя послание, Катя проговорила:

– Да, это серьезно. Кстати, я тоже знаю, что Люцифер уже в Москве. – И призналась: – Мне страшно…

Это было совсем не похоже на нее. Ему казалось, что в мире нет человека более бесстрашного, чем она. Юрий прижал Катю к себе:

– Не бойся, малыш. Не забывай – у нас есть свой собственный ангел-хранитель, не всем так везет… А про Люцифера ты от кого узнала?

– От кого?.. Ну, если ты от ангела, то я, стало быть, – от дьявола. Вот, полчаса назад подсунули под дверь. – С этими словами она протянула ему записку.

Васильцев прочел:

Уважаемый Юрий Андреевич.

Сообщаю Вам неприятную весть. В Лондоне явно обеспокоены тем, что происходит в Москве, они привыкли действовать по-другому, и вот мне стало известно, что они присылают сюда своего палача по прозвищу Люцифер.

Палач он умелый и беспощадный. Самый умелый и самый беспощадный из всех существующих. Ох, не для переговоров присылают таких палачей! Так что и Вам, да и мне, грешному, надо принимать какие-то меры.

Пускай в этом-то и будет наше с Вами, Васильцев, состязание: кто первым нейтрализует Люцифера. Опередите меня – и Полина будет Ваша. А покуда за нее не беспокойтесь, с ней все в полном порядке.

Ну как, готовы?

Да, палачонок прав – таких, как Люцифер, присылают ясно для чего. Видимо, не на шутку забеспокоился лондонский центр, увидев, что действия Тайного Суда вовсе вышли за рамки всех уставов.

Катя произнесла это первой – то, что уже зарождалось у Юрия в голове:

– Мы должны сами устранить Люцифера.

Шуточное ли дело! Устранить главного палача всего Тайного Суда! Впрочем, Юрий был полностью согласен с Катей: иного выхода у них просто нет.

Однако сейчас, когда на кону была жизнь всех, и его, и Кати, и Полины, Юрий счел, что неразумно действовать в одиночку. Главное дело они с Катей сделают сами, но тут, возможно, потребуется и помощь всей его армии.

Состояла она из людей, которым он, Васильцев, некогда оказал немалые услуги, и каждый считал своим долгом ему отплатить.

Армия была невелика – всего пять человек, но каждый из них дорогого стоил.

Заручившись согласием Кати, он подсел к телефону. Позвонил каждому и попросил прийти к нему нынче вечером.

Так уж была устроена эта маленькая армия, что не явиться на зов ее солдаты ни при каких обстоятельствах не могли. Васильцев уселся в гостиной и попытался угадать, в каком порядке они начнут появляться.

Первым, как он верно угадал, прибыл грузный усач Головчухин, полковник уголовного розыска. По недюжинным сыщицким способностям давно бы ему уже следовало быть не меньше как начальником МУРа, но такой костью он был некогда в горле у всего московского уголовного мира, что здешнему воровскому братству пришлось выложить куда-то на самые верха не один, видимо, миллион рублей, чтобы полковника попридержали в должностях. С той поры он прыть свою поумерил, к делу начал относиться с некоторой прохладцей, стал изрядно брать «на лапу», но это, в отличие от былого рвения, легко сходило ему с рук.

С Васильцевым Головчухина свела беда: жену его взял НКВД по троцкистскому делу; тут уж даже полковник не мог ей помочь.

А он, Юрий, через своих поднадзорных помог, и жену полковника вскоре выпустили. Уже на другой день полковник заявился в гости с бутылкой коньяка и со словами: «Знай, Юрий Андреич, если смогу – всегда помогу. Слово Головчухина крепкое».

В ту пору никакая его помощь Васильцеву не требовалась, он, Юрий, собирал свою армию на какой-нибудь самый крайний случай, поэтому поставил только одно условие: чтобы по первому звонку полковник явился к нему.