Максим Шаттам - Кровь времени Страница 19

— Но почему «охотник»? — спросил Азим. — Вы вдруг стали говорить об убийце как об охотнике. Возможно, это просто зверь, безумец, которого следует казнить, но зачем называть его охотником?

— Потому что он поступает именно так. Во время сафари я долгие часы еду по саванне, выискивая добычу; издалека, очень осторожно подкрадываюсь к ней, причем, если возможно, откуда-нибудь сверху. Допустим, жертва замечает меня. В этом случае я стараюсь гнать ее туда, куда нужно мне, так чтобы она оказалась в кольце из природных преград или в каком-нибудь тупике, фактически стала пленницей. Ну а если я при этом нахожусь над несчастным существом, мне остается только броситься на него и быстро прикончить.

— Но это, без сомнения, помешательство, господин. Нужно совсем сойти с ума, чтобы убить ребенка. А он не просто убил — он устроил настоящую бойню. Это невменяемый человек! — продолжал возмущаться египтянин.

— Не только, Азим, здесь есть что-то еще. Он не просто убил этого ребенка — он выследил его; вел на него охоту. А основное удовольствие на охоте заключается вовсе не в последней секунде, когда ты нажимаешь на курок, хотя это мгновение тоже прекрасно. Главное — это предшествующий выстрелу ритуал, медленное и полное мелочей действо. Ты находишь следы предполагаемой дичи, идешь по ним, видишь ее издали, начинаешь вести в определенном направлении, загоняешь в ловушку. Вот в чем истинное наслаждение. И убийца все это проделал: он охотился и получал удовольствие от преследования.

Азим помахал рукой в воздухе в знак протеста.

— И тем не менее, — продолжал Джереми, — преступник прятался за стеной, на крыше мавзолея, в ожидании жертвы. Он ждал, чтобы внезапно броситься на ребенка, не оставив тому ни малейшего шанса. А затем еще и «поиграл» с ним… Да, это ужасный, порочный склад ума, но характерный для охотника. Он наслаждался процессом.

— Откуда вы это взяли? Вы заглянули в его мысли?

— Нам позволяют утверждать это найденные улики.

— Скажете вы мне наконец, что нашли там, наверху? — спросил Азим.

Детективы пробирались по бесконечному тоннелю из подвешенных в воздухе мешков с пряностями. От накатывавших одна за другой волн резких ароматов перехватывало дыхание.

— То, что дало мне повод говорить о нем как о гнусном, извращенном охотнике, Азим. Сперма.

— Что?

— Вы прекрасно меня слышали. Это его сперма, я уверен. Его возбуждение было настолько велико, что он не смог сдержаться. Ходят слухи, что такое случается с величайшими из известных охотников. В лучшие мгновения облавы у них наступает… оргазм. Они просто не могут себя контролировать. И для нас это хорошо.

— Хорошо для нас? Какой вы после этого британец, если говорите такое? Рассуждаете об охотнике, о сексуальных актах и… Хорошо для нас?

— Да, это дает нам массу новых сведений, — продолжал Джереми, не обращая ни малейшего внимания на крайнее удивление коллеги. — Прежде всего, мы можем в общих чертах представить его характер. Затем, мы точно знаем, что это мужчина, а не женщина, сбежавшая из дома для умалишенных. Мы можем предположить, что он носит бубу[34] или джелабу,[35] иначе его сперма не попала бы на землю. Ведь едва ли возможно, чтобы охотник поджидал жертву со спущенными штанами. И наконец, самое главное: мы знаем, что он каким-то образом был осведомлен о планах несчастного ребенка.

Азим остановился посреди улицы, на самой стремнине нескончаемого людского потока. Прохожие натыкались на него, но никто не возмущался.

— Что-то я вас не понимаю, — признался египтянин.

— Подумайте, друг мой… Если этот человек прятался там, готовый к нападению, значит, он знал, что ребенок собирается прийти. Раз возбуждение достигло такой степени, трудно представить, что убийца мог броситься на случайно оказавшегося там прохожего. Нет, он готовился к атаке заранее, задолго до появления ребенка; явно подстерегал его, прежде чем напасть. Думаю, вы легко согласитесь, что гробница калифов вовсе не то место, где обычно гуляют дети! Убийца знал, что жертва вот-вот придет, потому что каким-то образом заманил ее сюда или получил информацию о планах ребенка. Вот ниточка, которую мы должны распутать.

Джереми вытер рукавом пот со лба.

— Но остается еще ужас, который испытал ребенок, — произнес он мрачно.

— Вы имеете в виду поседевшие волосы?

— Непонятно, как ребенок, пусть даже застигнутый врасплох, мог настолько испугаться.

Азим некоторое время подбирал подходящий термин в своем словарном запасе английского и наконец сказал:

— Физиономия убийцы. Возможно, внешне он столь же уродлив, сколь и внутри.

— Может быть, может быть…

Подбородок Азима сморщился, увенчанная тюрбаном голова египтянина качнулась в знак согласия.

— Как бы то ни было, я впечатлен вашей находкой. Все выглядит совершенно логичным. И в итоге мы действительно получаем ниточку. Браво! Более того, в пользу гипотезы убийцы-охотника можно добавить еще одно наблюдение, которое я сделал в ходе обследования места преступления: приверженность к определенной территории. Заметьте, убийца всегда находит свои жертвы в одном и том же районе — в восточной части Каира, от стен Цитадели до квартала Эль-Аббасия. Он четко ограничил собственную зону охоты.

— Да, так и есть. Над этим, возможно, еще нужно работать. Однако прежде всего следует установить личность несчастного паренька. — Джереми сунул в рот финик, который за несколько секунд до этого ловко стянул с соседнего прилавка.

— У вас блестящий аналитический ум, — заметил Азим. — Счастье следить за ходом рассуждений такого детектива, как вы.

Пристально взглянув на египтянина, Джереми поправил его:

— Я рассуждал не как детектив, Азим, потому что сыщику не доводилось испытывать подобных чувств. Нет, во мне говорил охотник.

Подвал старинного здания находился на довольно большой глубине, и здесь, несмотря на уличную жару, царила прохлада. В комнате со сводчатым, низким потолком свет давали как прикрепленные к стенам газовые фонари, так и лампы с маслом, постоянно издававшие характерный запах чада. Эта вонь смешивалась с гораздо более страшным духом — мертвечины. Такой запах мог бы исходить от протухшего окорока и испортившихся продуктов, гнивших в течение многих дней в закрытой сумке. И вот сумку неожиданно открыли…

Четыре деревянных стола, накрытых пергаментной бумагой, выстроились под двумя большими черными досками для письма. Рядом со столами, на вспомогательных столиках, сверкали острыми и режущими кромками инструменты, одни страшнее других: ножи с прямыми, изогнутыми или зубчатыми лезвиями, кусачки, пилы и молотки. В углу к стене была прислонена большая, полуметровая линейка, желтые измерительные деления ее были запачканы красными разводами. В единственной, но весьма внушительной раковине находилось значительное число инструментов, покрытых липкой пленкой. Неподвижная вода приобрела багровый оттенок, а по ее поверхности плавали более плотные, вытянутые в длину пятна. Блокноты из листов пергаментной бумаги по мере их заполнения текстом скапливались на маленьком столике у входа в комнату.

Джереми Мэтсон стоял, повернувшись лицом к бородатому блондину, которому на вид было около пятидесяти. Странное пятно переливалось под светом ламп на его черном фартуке.

— Работать с такой скоростью я больше никогда не буду, — предупредил мужчина.

— Вы знаете, как это важно, доктор. Каковы результаты? — спросил Джереми.

Тот повернулся к ближайшему столу, где, накрытое простыней, покоилось тело.

— Бедному мальчишке пришлось чрезвычайно тяжело, могу вас в этом уверить. Его страшно избили, кровоподтеки наблюдаются почти по всей поверхности тела. Левое предплечье сломано, раздроблено в трех местах. То же можно сказать о локте — несколько переломов… — Врач взглянул на одну из больших досок, где записывались результаты осмотра. — …Четыре, если быть точным. Короче, я опускаю дальнейшие детали. Подробное описание содержится в отчете, который вы в ближайшее время получите в канцелярии. А вот ответ на интересующий вас вопрос о причине смерти: мальчика задушили руками, я в этом практически уверен. Хотя, получив столь многочисленные раны, бедняга все равно долго не протянул бы. Меня смущают только отметины на его горле. — Он присел на край стола. — Знаете, детектив, чтобы задушить кого-нибудь руками, нужно обладать значительной силой. Для того чтобы перекрыть поступление кислорода в легкие и — или — остановить ток крови, надо давить чертовски сильно. Поэтому, как правило, пальцы убийцы погружаются в плоть жертвы, остаются следы ногтей, царапины или дермабразия.[36] В нашем случае имеются отверстия прямоугольной формы, практически надрезы, порой достаточно глубокие.