Алла Дымовская - Мирянин Страница 19

Фидель выложил передо мной неаккуратную ксерокопию какого-то документа.

– Здесь на португальском. А в скобках от руки – русский оригинал, – пояснил он. – Это дословное изложение того, что было на остатках вашей «пустой» пленки.

Я не счел нужным терять время и отвечать инспектору на ехидство, а просто стал читать. Всего-то несколько фраз, в вопросительной форме, на которые не могло существовать ответа. Потому что лицо, к которому обращались, было уже мертво.

«Ника, Ника, разве ты не сволочь?! (дальше примечание: невнятные всхлипы и глухие удары). Всегда тебе было на меня наплевать, что ты молчишь?! (явный истерический плач). Ну и валяйся себе! Дохлый! Дохлый! (пауза секунд в тридцать, опять всхлипы). Нет уж, так я не уйду, и не надейся, слышишь?! (шуршание, видимо, рылись в карманах, после шаги удалявшегося человека). Сто, двести, триста… (слабые всхлипы). Ненавижу, гадина! Что же делать теперь, а-ах?!»

– Голос на записи женский, хотя местами слабо прослушиваемый и неразборчивый. Но техникам в управлении пришлось не слишком потрудиться. Эта задача не из сложных. Где-то почистили, где-то усилили. И процедура опознания не составит труда. Хотя я могу сказать вам, Луиш, и без опознания.

– И я вам могу, – усмехнувшись, ответил я инспектору. – Это сеньорита Крапивницкая, подруга моего покойного Ники. Потому что больше некому. Я единственно по этой бумаге сужу, но думаю, что прав без оговорок.

– А я и аплодировать вам не стану. Уверен был, вы сразу поймете. И что скажете?

– Что пьяный человек вдруг необыкновенным образом протрезвел, и под утро, когда ему полагалось спать ангельским, хмельным сном, отправился к месту убийства, озаренный божественным откровением свыше. Или все это время он только притворялся.

– Н-да. Вот что скажу вам я, Луиш. Как только я услыхал от вашей честной компании, будто никто из них, ни единая душа ничего не видела и не слышала в ночь убийства, я тут же определенно понял, что эти люди мне лгут. Кроме вас, конечно. Вы, Луиш, единственный, кто сознался сразу. И потому вы здесь, и мне нужна ваша помощь.

– Как выяснилось, помощник я сомнительный, – пришлось мне напомнить Фиделю о собственных промахах. – Но за одного битого двух небитых дают, как у нас говорят.

– И правильно говорят. Интересно, а что вы подумали, когда прочли документ до конца?

– Что, видимо, сеньориту Крапивницкую необходимо допросить, и немедленно. И может быть, даже допросить сурово. Я имею в виду только словесную форму.

– Я надеюсь. Уж не думаете ли вы, что у нас тут выбивают показания при помощи резиновых дубинок? – искренне рассмеялся Фидель. – Но с допросом надо погодить.

Я недоуменно поднял брови, думая, что ослышался. Однако Фидель мне тут же все и разъяснил. С той точки зрения, которая мне просто не пришла в голову:

– Я уже говорил вам, вы милый человек, Луиш. Но в нашем деле, что бы вы там себе ни навоображали, всего лишь желторотый птенчик. Или, скорее, невылупившееся яйцо! Элементарным задайтесь вопросом. Отчего судьба милостиво подарила нам именно этот кусочек пленки? А оттого, что это была никакая не судьба! А…

– Довольно, я все понял. Не такая уж я личинка, инспектор. Нам подкинули этот фрагмент нарочно… Ага! Стойте, стойте! Попробую сам… – Я не дал Фиделю перебить себя. – Чтоб навести на другой след, а значит, потерять время в ложном направлении. Как у Бернарда Шоу: кто шляпку спер, тот и тетку пришил! – торжествующе закончил я.

– Это верно, Луиш, хотя я не знаю, как получилось у Бернарда Шоу, не читал. Но все же главное вы упустили. – Вид у инспектора был сейчас куда более торжествующий, он собирался хорошенько утереть нос моей скороспелой самоуверенности. – Почему, повторяю, нам достался только фрагмент пленки? Ведь проще было подкинуть всю кассету. Зачем разделять ее на части, терять время и рисковать, что тебя застукают с уликой в руках? А потому, милый мой Луиш, что на пропавшей части этой пленки было что-то еще. Нечто, представляющее великую опасность для похитителя диктофона. И боюсь, что утраченное нам не вернуть уже никогда.

Я сидел слегка пришибленный. Можно даже сказать – несколько поверженный в прах перед инспектором. Здесь было ни убавить, ни прибавить. И мне оставалось только молчать и слушать. Что я и сделал со смирением.

– Так вот, мне необходима ваша помощь. Что именно руководило крайне неприглядным поступком этой сеньориты с непроизносимой фамилией, сейчас не важно. Тем более, из документа явственно следует, что гибель близкого друга, который ее содержал, для сеньориты была крайне убыточна, и даже являла собой род финансовой катастрофы. Но вы, Луиш, непременно и как бы под огромным секретом расскажите обо всем вашим друзьям. Одним словом, проявите хитрость, если, конечно, сумеете, а дальше я стану пристально наблюдать.

Я согласился не раздумывая. Затея Фиделя отвечала и моим намерениям, я до конца собирался участвовать в этом деле. Ника был моим лучшим другом, и у меня не имелось иного выхода, как не отступать и не сдаваться.

Поступок нашей Олеськи, к слову сказать, меня нисколечко не удивил. У Никиной подруги вообще мозг был аппаратом быстрого реагирования. Никаких таких возгласов «помогите!» или «мамочка, какой ужас!». Нет, все четко и ясно. Олеся вычленила самый главный трагический момент, касавшийся лично ее, и ни о каких других вещах волноваться более не стала. Что человек, вместе с которым она прожила лет пять, наверное, а знакома была вдвое дольше, мертвый и неупокоенный, оставлен ею на скалах, что случилось преступление, что элементарное человеческое сострадание не пустой звук… Как всегда, это прошло мимо нашей Олеси Крапивницкой. Я до сих пор изумляюсь и не верю тому факту, однако, очевидному, что Ника просуществовал возле этой женщины такое долгое время. Все же попытаюсь объяснить – почему.

Олеська, она из породы клещей. Есть такая разновидность слабого пола, хорошо еще, что довольно редкая. Клещ это не совсем то же самое, что Диана-охотница – за богатством или за славой потенциального мужа. Женщина-клещ как правило редко бывает хороша собой, а уж красавиц среди них и вовсе не попадается. Не урод, серединка на половинку. Всегда образованна и умна в глубинном смысле этого слова. Имеет непременно малодоходную и высокомудрую работу, потому что она, бедняжечка, блещет интеллектом, но не умеет пробиваться в жизни локтями. Однако же главное отличительное свойство всякого клеща – полное нежелание существовать в одиночку. Этим они и отличаются от охотниц. Наши современные Дианы всегда имеют надежного коня, стрелы с железными наконечниками и несгибаемый лук, звенящий тетивой. Промах их не смутит, в случае неудачи они галопом несутся дальше и всегда имеют про запас кусок от прежней добычи. И всякая охотница рано или поздно понимает, что совершенно спокойно может кормить себя промыслом и не связывать при этом свою свободу. Клещ, напротив, нуждается в вечном доноре, из которого можно сосать питательный сок и на котором, прилепившись в уютном уголке, можно ехать по жизни. Отцепи такого клеща, и он, если в рекордный срок не сыщет новое, незанятое тело, непременно подохнет. И если прекрасная Диана поражает в самое сердце женскими своими прелестями и уловками, то клещ действует иначе. Тут бедного мужчину не спасет даже отсутствие пылкой любви и страсти, напротив, еще более заставит позабыть элементарную осторожность. Казалось бы, чего бояться такой обыкновенной, такой свойской девчонки? Не с кем выпить? Можно поехать к ней. Проголодался на занятиях? А вот у меня есть пирожок. Завис компьютер? Ерунда, могу наладить за пару минут. (А ты думал, я круглая дура и со мной поговорить нельзя на серьезные темы?) Завтра не в чем выйти на ответственную встречу? Да я сейчас же заеду и постираю тебе рубашки, а после поглажу, конечно. Кстати, звонила твоя мама и просила передать… А через некоторое время уже и вещички милого, услужливого клеща стоят в вашей квартире, и бог знает, как они туда проникли, а на вашей шее висят обязательства, в основном, конечно, материальные. В возрастающей прогрессии. При этом задним умом вы знаете точно – ваш домашний клещ не испытывает к вам особенной любви-привязанности, ему все равно кого сосать. Но процедура его хирургического выдворения болезненна чрезвычайно, да и нет времени, работа, командировки, деловые встречи. И бытие определяет сознание. А ваша мама говорит, какая хорошая девушка, и готовится умереть спокойно, передав вас в надежные руки. И вопли, разборки, скандалы совсем сейчас не к месту, и попросту некогда отковырять клеща, а потом это становится и вовсе невозможно. И ты понимаешь, что опоздал и обречен. На самое худшее – на жизнь без любви с обеих сторон. Так и передвигаешься по свету и возишь на своем хребте своего персонального кровопийцу. Пока не погибнешь сам.

Я совсем не любил Олесю Крапивницкую. А она была ко мне равнодушна. Ее порода вообще не способна испытывать яркую неприязнь, потому что каждый мужчина – ее возможная среда обитания. Так зачем портить отношения? Но вот именно я и именно сейчас намеревался их хорошенько испортить. И поступить совсем не как святой, а подгадить нашей Олеське за то, что она так гнусно обошлась с моим другом. Это вовсе не должна была быть месть, но я сочетал приятное с полезным. И начал я с другой совершенно женщины, удивительной и прекрасной. Я рассказал все Наташе. Как только вернулся от инспектора, так сразу рассказал.