Джон Гришэм - Шантаж Страница 19

Бич вышел из комнаты, не выключив телевизор, и направился к себе. Было десять часов вечера, и следовало укладываться спать. У дверей своей камеры он столкнулся с соседом Робби — молодым парнем из штата Кентукки, который получил срок за двести сорок ограблений жилых домов. Робби грабил дома, а потом продавал украденное оружие, бытовую технику и всякую мелочь, а на вырученные деньги покупал кокаин. Он сидел здесь уже четыре года, считался ветераном и именно поэтому занял нижнее место на двухъярусной койке.

— Спокойной ночи, Робби, — сказал он и выключил свет.

Бич забрался в постель и укрылся до подбородка тонким одеялом.

— Спокойной ночи, Хэтли, — прозвучал снизу мягкий голос сокамерника.

Иногда они болтали в темноте, совершенно не опасаясь, что кто-то может их подслушать. Стены здесь были толстые, кирпичные, а дверь металлическая. Робби было всего двадцать пять лет от роду, а когда он выйдет из тюрьмы на свободу, ему исполнится сорок пять. Прекрасный возраст, когда можно все переиначить и начать новую жизнь. Промежуток времени между отбоем и сном был для Бича самым ужасным. В голову лезли дурные мысли, избавиться от которых было практически невозможно. Он вспоминал ошибки молодости, все, что приобрел и потерял, упущенные возможности, минуты отчаяния и так далее. Как он ни старался, никак не мог приучиться засыпать сразу после того, как закроет глаза. Это было бы слишком просто. Сначала нужно было отдать себя в руки своего внутреннего палача, и только после его жестокой казни, когда сил уже практически не было, он мог позволить себе такую роскошь, как беспокойный и тяжелый сон.

В последнее время Бича стали донимать мысли о том, что на воле подрастает внучка, которую он так и не успел повидать. Да и дети не давали покоя. В целом они были неплохими людьми, но кто знает, как именно скажется на них отсутствие отца и вольное поведение матери. Что же касается жены, то о ней он никогда не думал. Зато довольно часто вспоминал о ее деньгах. И еще он нередко размышлял обо всех своих друзьях. Когда-то он считал их близкими и преданными, но где они сейчас и почему забыли о нем?

Годы в тюрьме и никакого будущего. Одно только прошлое, да и то не очень радостное. Даже лежавший на нижней койке Робби имел все основания надеяться на будущее и реальную возможность начать новую жизнь. А он? Что осталось ему? На что он может надеяться? На что уповать? На кого опереться в трудную минуту? Иногда грустные мысли приводили его в такое отчаяние, что хотелось как можно быстрее окочуриться и оказаться в теплой и благодатной земле родного Техаса на заднем дворике той самой церкви, которую он помнил с детства.

Вот только бы нашелся добрый человек и купил ему надгробную плиту.

Глава 6

День 3 февраля стал для Квинса Гарба самым ужасным днем в его жизни. Более того, он вполне мог стать последним, и непременно стал бы таким, если бы в этот день его личный врач находился в городе. Без него Квинс не мог достать нужное количество снотворных таблеток, а свести счеты с жизнью при помощи оружия у него просто не хватило смелости.

Начинался этот день хорошо и приятно, впрочем, как всегда. Он поздно встал, неплохо позавтракал и какое-то время наслаждался одиночеством, что бывало довольно редко. Его двадцатишестилетняя жена к этому времени уже уехала в город на какой-то благотворительный праздник, где должна была собирать деньги для нужд бездомных. Она занималась благотворительной деятельностью уже много лет, и это, к счастью, отнимало у нее столько времени, что он мог не видеть ее целыми днями.

Когда Квинс вышел из своего огромного дома на окраине городка Бэйкерс, что в штате Айова, начался сильный снегопад. Квинс быстро забрался в свой длинный дорогой «мерседес» черного цвета и через десять минут уже был возле банка, которым управлял. Квинс Гарб был довольно известным человеком в городе и представлял интересы большого семейства банкиров, предки которых основали свое дело более ста лет назад. Он припарковал машину на стоянке, которая давно была зарезервирована исключительно для него, но в банк не пошел, а быстро свернул за угол и направился на местную почту, куда захаживал не реже двух раз в неделю. В течение довольно длительного времени он арендовал там небольшой сейф, о котором не знали ни жена, ни его секретарь, ни кто-либо другой.

Квинс принадлежал к богатым людям, каких в Бэйкерсе было не много, и именно поэтому давно выработал привычку ни с кем не разговаривать на улице. Конечно, он знал, что многим это не по душе, но его мало беспокоило, что думают о нем посторонние. Все преклонялись перед его отцом, и этого было вполне достаточно, чтобы поддерживать на плаву их семейный бизнес. Правда, Квинс не знал, как будет себя вести, если его папаша вдруг помрет. Неужели ему придется изменить своим давним привычкам и начать улыбаться во весь рот, строить из себя добропорядочного обывателя и вступить в частный клуб «Ротари», основанный еще его дедом?

Квинс жутко устал от того, что должен был ради своей безопасности и популярности корчить рожи всем знакомым и делать вид, что хорошо относится к ним. Он устал от постоянной зависимости от своего авторитарного отца, который требовал, чтобы клиенты его банка всегда оставались довольны. Устал от самого банка, от этого захолустного городка, в котором невозможно было укрыться от любопытных глаз, устал от снега и холода, устал от нудной жены и вообще от всего, что так или иначе связано с его жизнью в Бэйкерсе. И больше всего на свете ему хотелось в это февральское снежное утро получить долгожданную весточку от его любимого Рикки. И не просто весточку, а короткое подтверждение, что тот согласен провести с Квинсом несколько приятных дней на туристическом теплоходе. Три счастливых дня в южном море, любовные утехи с Рикки — вот что сейчас нужно было ему больше всего. А если все будет удачно, то Квинс, возможно, вообще никогда больше не вернется в этот гнусный холодный город.

В Бэйкерсе проживало чуть больше восемнадцати тысяч жителей, поэтому помещение центральной почты на Мэйн-стрит было, как всегда, переполнено. К счастью, служащие за окошком менялись так часто, что никто из них не мог обратить внимание на то, как часто Квинс захаживает сюда и какого рода почту отправляет или получает. Благодаря этому обстоятельству он смог без особого труда арендовать для себя личный сейф. Он просто подождал, когда за окошком появится новая работница, и сразу же оформил на себя аренду потайного сейфа. Правда, зарегистрировал его на официальный адрес никому не известной компании «СМТ инвестментс».

Сегодня он сразу направился к той части стены, где находился его сейф вместе с сотней других. В нем было три письма, одно из которых, к его безумной радости, было от Рикки. С трудом скрывая охватившее его волнение, Квинс быстро спрятал письма в карман, вышел на улицу и бодро зашагал к банку. Ровно в десять часов он уже был на своем рабочем месте, хотя и знал, что отец уже как минимум четыре часа корпит над финансовыми бумагами.

Остановившись возле стола секретарши, Квинс снял перчатки, деловито осведомился у нее насчет почты, забрал с собой несколько конвертов и телефонограмм и тут же скрылся за дверью кабинета, успев услышать ее предупреждение насчет обеда в два часа с одним из агентов по продаже недвижимости.

В кабинете Квинс швырнул перчатки в одну сторону, пальто — в другую и дрожащими от волнения пальцами разорвал конверт с письмом Рикки. Почувствовав легкое головокружение, он уселся на диван, перевел дыхание, напялил на нос очки и вперился глазами в аккуратно выписанные и уже до боли знакомые буквы. В этот момент его эмоции достигли высшего предела, и именно поэтому падение с такой высоты было столь ужасно. Уже первые слова письма поразили Квинса так, словно в него выпустили дюжину пуль. После второго абзаца он надрывно застонал, невольно выкрикнул «Боже мой!», а затем с глухим стоном «Сукин сын!» сполз с дивана и чуть не рухнул на пол.

Через минуту Квинс опомнился и с опаской посмотрел на дверь. Он знал, что секретарша частенько прислушивается к тому, что происходит за дверью шефа. После первого прочтения письма он, естественно, испытал потрясение, после второго — с недоверием посмотрел на листок. И только после третьего раза реальность происходящего стала проступать с большей или меньшей отчетливостью. Губы Квинса стали мелко подрагивать, а по щекам потекли слезы. Невероятным усилием воли он заставил себя собраться с силами, чтобы не заплакать навзрыд, ведь это мгновенно стало бы достоянием недремлющей секретарши.

Квинс швырнул письмо на пол и стал кружить вокруг стола, стараясь не думать о жене, детях, отце и всех своих знакомых. Однако их злорадные рожи так и мелькали перед глазами, наводя на него ужас. Он даже вспомнил школьную фотографию всего класса и фамильные портреты предков, висевшие в один длинный ряд на стене в его доме. Не выдержав напряжения, он подошел к окну и посмотрел на снег, тонкими струйками завихрений опускающийся на побелевший тротуар под окном. Как он ненавидел этот снег, этот город и весь штат Айова в этот момент!