Питер Джеймс - Искушение Страница 2

Голос был сонным и равнодушным.

– Я из больницы Святого Джона, – тревожно звучало в трубке. – У вас в запасе есть агрегат для одной нашей пациентки?

Сонный голос на другом конце провода несколько ожил:

– Верно. И кто же это?

Дежурный назвал имя больной.

Зашуршали бумаги, и тот же голос произнес:

– Да, агрегат есть. Но мы не ожидали ничего такого раньше завтрашнего дня.

– Мы тоже, – нетерпеливо сказал врач. – Когда вы прибудете?

– Дайте нам полчаса, а лучше – час, – колебались на другом конце провода. – Как чувствует себя больная?

– Сердце остановилось, – сказал врач.

– Вы делаете массаж сердца? Продолжайте, пока не подъедем. – Голос стал более участливым. – Вы можете ввести какие-нибудь антикоагулянты, например перапин?

– Конечно.

– У вас кто-нибудь может засвидетельствовать смерть?

– Да, я, – нетерпеливо ответил врач.

– Хорошо, я выезжаю с бригадой. Вы уже позвонили доктору? – осведомился голос.

– Сейчас я это сделаю.

Дежурный врач положил трубку, извлек из своего бумажника смятый клочок бумаги и расправил его. Записанный с месяц назад чернилами номер телефона расплылся, но цифры еще можно было различить. Он набрал номер, услышал в ответ старческий голос и, оглянувшись, произнес:

– Все случилось слишком быстро.

Молодая женщина лежала в неглубоком контейнере, обложенная льдом. Сестра Данвуди помогла вкатить тележку в пятую операционную, которую им разрешили использовать. Она с недоверием и любопытством рассматривала аппаратуру. Крупный мужчина в запачканных рабочих брюках и теннисных туфлях подсоединил аппарат «искусственное сердце – искусственные легкие», установленный на подвижной тележке. Двое других мужчин в обычной одежде наполняли льдом высокий пластмассовый ящик.

Данвуди продолжала делать массаж сердца уже мертвой девушке: никаких всплесков на кардиограмме, а слабый пульс появился от механических нажатий. Одновременно с нездоровым любопытством и нарастающим ужасом сестра наблюдала за происходящим вокруг. Над огромным ящиком, будто из открытого морозильника, поднималось облако пара. Данвуди передернуло.

В операционную вошел пожилой мужчина в очках, одетый в розово-голубую хирургическую форму. В молодости он, вероятно, был очень красив. Даже сейчас его внешность производила сильное впечатление. За ним следовали обычно одетые мужчины того же возраста. И женщина помоложе. Дежурный врач тоже облачился в хирургическую одежду.

– Позовете меня, если возникнут какие-то сложности, – обратился он к сестре, освобождая ее от обязанности продолжать осмотр.

Она кивнула в ответ, затем остановилась в нерешительности. Две других ночных медсестры подменяли ее в палате, а Данвуди сгорала от любопытства, пытаясь представить себе, что же здесь произойдет.

Наконец Данвуди вышла из операционной, но продолжала наблюдать за происходящим сквозь стеклянную дверь. Бригада работала быстро и слаженно. Сестра увидела, как с женщины сдернули больничную одежду, подсоединили к искусственному сердцу и легким. Одновременно в трахею ввели трубку. Дежурный врач из отделения ввел полую иглу в тыльную сторону ладони, один из ассистентов подвесил емкости с растворами на стойку для капельниц. Мощными толчками дефибриллятора в область грудной клетки они пытались заставить сердце заработать. Пожилой мужчина быстро ввел мертвой женщине несколько кубиков лекарства. Другой, в котором сестра узнала кардиохирурга из их больницы, сделал скальпелем надрез в паху. Она угадала их намерение обнажить бедренную артерию.

Часом позже осторожно, чтобы не сорвать подсоединенные трубочки, мертвое тело приподняли и уложили в ящик со льдом. Техник переключил электропитание аппаратуры с электросети на компактную переносную батарею. В ящик подложили еще несколько мешочков со льдом, накрыли контейнер крышкой и поспешно покатили мертвую женщину вместе с аппаратурой к лифту.

«Несчастные дураки, – думала глубоко потрясенная Сьюзен Данвуди. – Жалкие обманутые дураки».

1

Февраль 1982 года. Торонто. Канада

Джо Мессенджера в два часа пятнадцать минут ночи разбудил резкий телефонный звонок. Его отец был убежден, что в один прекрасный день человечество победит смерть. И наверное, поэтому и еще потому, что с семи лет Джо рос без матери, он не мог примириться с тем, что однажды умрет и отец.

Сначала Джо подумал, что звонит будильник. Потом, испугавшись чего-то, подскочил к телефону. Окончательно его заставил проснуться прозвучавший в трубке обеспокоенный голос ночной сестры из главного госпиталя Торонто. Он включил ночник, расплескав при этом воду из стакана.

– Доктор Мессенджер, ваш отец вызывает вас.

– Как он? – с тревогой спросил Джо.

– Боюсь, он очень слаб… – ответила сестра и после некоторой заминки добавила: – Хорошо бы вам подъехать прямо сейчас.

– Конечно, я выезжаю, – поспешно заверил профессор.

Помолчав, она продолжила:

– Он хочет немедленно что-то вам сказать. Кажется, от чего-то предостеречь…

Джо натянул на себя синюю джинсовую рубашку, пуловер и вельветовые брюки, брызнул в лицо водой и забегал по мастерской в поисках ботинок. Он нашел носки, но ботинок нигде не было. Сгодились бы любые, так как идти предстояло далеко. Поспешно, сминая задники, Джо сунул ноги в мокасины, в которых обычно шлепал возле дома, схватил стеганую куртку и шерстяные перчатки. Нашел ключи от машины и выбежал в коридор.

Джо нырнул в лифт. Застоявшийся запах сигарет и приторных духов ударил ему в нос и вызвал тошноту. Желудок подвело. Нервы. Он разобрался со сбившимся на пятке носком, посмотрел на себя в зеркало, пригладил ладонями короткие светлые волосы.

Джо было двадцать шесть лет. Крепкую атлетическую фигуру, рост более шести футов и сильный характер он унаследовал от отца. Правильные черты лица и глубокие синие глаза достались ему от покойной матери. Ни своей внешности, ни жилищу, ни машине он не придавал особого значения. Это сообщало ему некий шарм и оригинальность. Его главным увлечением, пожалуй даже страстью, была работа. Он уже получил звание доктора медицины, защитив в Гарварде диссертацию по неврологии. В настоящее время Джо занимался искусственным интеллектом и намеревался посвятить этой теме всю оставшуюся жизнь. Но идти при этом намеревался иными путями, чем его отец, также отдавший этому делу жизнь.

В зеркале лифта отразилось усталое, осунувшееся лицо с черными кругами под глазами. Вчера он работал допоздна, ничего не ел и, хотя не пропустил свою ежедневную гимнастику, находился буквально в стрессовом состоянии. Попытки забыть об умирающем отце ни к чему не привели. Все равно сон его всегда был тревожным и чутким.

Джо чувствовал резь в глазах. Они были влажными от усталости и пролитых слез: вчера ему удалось уснуть только к полуночи. Пока он еще мог чувствовать себя мальчиком, у которого есть папа, но понимал, что близится день, когда останется лишь память о лучшем в мире, замечательном отце.

Интересно, что отец хочет ему сказать, думал Джо, спускаясь в лифте вниз. Это в стиле Вилли Мессенджера. Частенько ему приходила в голову какая-нибудь блестящая идея, а через несколько дней он уже занимался совершенно другим делом. Иногда он бывал глубоко обеспокоен силой и возможностями науки. Иногда, как любой другой ученый, видел в этой силе только добро.

Лифт звякнул и остановился на первом этаже, двери разъехались. Джо пересек площадку, откинул задвижку и открыл дверь. Шагнув вперед, он неожиданно ощутил под ногами сырость.

Черт.

Снежинка размером с мячик для гольфа шлепнулась прямо ему на нос. Следующая приземлилась на голову и сразу же растаяла, стекая на лоб. Был сильный снегопад. Джо приподнял вытянутую ногу, и снег моментально облепил носок ботинка. На мгновение Джо заколебался – не пойти ли переобуться, но времени было в обрез.

На парковке Джо нашел двухметровый сугроб в форме машины. Он сгреб снег с бокового стекла, часто моргая от попадавших в глаза снежинок, отряхнул ручку двери, вставил ключ и потянул дверцу на себя. Дверь с хрустом открылась, раскрошившийся лед насыпался в перчатку.

Джо пинком скинул снег с порога, влез в машину, выжал до конца педаль газа и повернул ключ зажигания. Аккумулятор, как и вся машина, доживал свой век. Мотор завелся с трудом, но потом вроде бы ожил. Из выхлопной трубы вырывались клубы дыма. Вдоль дороги медленно ползла снегоуборочная машина. Свет ее маячка пробивался сквозь снежную завесу.

Преодолевая погодные трудности, Джо с трудом осилил три мили по направлению к Торонто. Он почти прилип лбом к переднему стеклу, ежеминутно протирая его промокшей перчаткой. В снежной ночной круговерти свет передних фар его машины освещал дорогу не ярче свечи. Джо ехал наугад, как слепой. Он был полностью поглощен своим горем и едва ли осознавал опасность.