Грег Айлс - Смерть как сон Страница 2

Одержимая новой затеей, я отправилась в начале недели в Гонконг. Я была там и раньше – несколько месяцев назад бесстрастно фиксировала на пленку разгар сезона муссонных дождей, которые бесчинствовали в этом самом густонаселенном, если я ничего не путаю, городе мира. Тогда мне удалось сделать немало замечательных видов бухты Виктория – для чего пришлось взобраться на Пик, – и самого Пика, для чего пришлось взобраться на знаменитый небоскреб Сентрал. Попутно я мысленно поражалась, насколько по-разному местные богатеи и бедняки переживали неугомонную стихию. Что до европейцев и американцев, которых нелегкая занесла в те дни на остров, так те просто пьянствовали по отелям, боясь высунуть нос наружу.

На сей раз Гонконг служил мне лишь перевалочным пунктом по пути в материковый Китай. Хотя я и положила себе двое суток на пополнение авторского портфолио видами не охваченных в прошлую поездку гонконгских достопримечательностей, но уже на второй день весь мой замечательный проект по созданию книги мечты приказал долго жить. Беда пришла, как это всегда и бывает, откуда не ждали.

Все началось с того, что приятель из агентства Рейтер уговорил меня побывать в местном Музее живописи на выставке китайских акварелей. По его словам, никто и никогда за всю историю человечества не умел так чисто и ярко передавать на бумаге живые краски природы, как это делали старые китайские мастера. Я ничего не понимаю в искусстве, но решила, что на это, пожалуй, стоит взглянуть. А вдруг что-то удастся взять на заметку? Ближе к вечеру, купив билет на ветхий паром, я переправилась через бухту на материковую часть Гонконга и пешком отправилась в музей. В тот момент я еще не подозревала, что час спустя меня уже не будут интересовать средневековые китайские акварели…

Охранник на входе – это был первый звоночек, который я не услышала. Едва переступив порог музея, я натолкнулась на его взгляд. И во взгляде этом было нечто необычное. Сейчас я понимаю, что в тот момент истолковала его неправильно. Мне показалось, что охранник посмотрел на меня с чисто мужским интересом. Несмотря на свои тридцать девять, я по-прежнему время от времени ловлю на себе подобные взгляды. Удивляюсь только, как мне не пришло тогда в голову, что это все же странно. Я в Гонконге, на правах «чертовой иностранки». К тому же не блондинка…

Следующей была средних лет китаянка, не глядя вручившая мне билет и плеер с англоязычной аудиоэкскурсией. Лишь в последний момент она подняла на меня глаза, и… дежурная улыбочка мгновенно слетела с ее лица. Больше того, она побледнела. Растерявшись, я машинально глянула себе через плечо – уж не прячется ли там кто-то, вызвавший столь странную реакцию у билетерши? Но я была в холле одна. Довольно высокая по азиатским меркам, худенькая и абсолютно безопасная туристка. Я поинтересовалась у женщины, в чем, собственно, дело. В ответ она неопределенно качнула головой и молча нырнула за свою громоздкую конторку. Вот тогда-то меня впервые посетило нехорошее чувство. Но я решительно его отогнала, нацепила наушники и под вступительные слова диктора с голосом Джереми Айронса отправилась к началу осмотра экспозиции.

Приятель оказался прав. Китайские акварели стоили того, чтобы на них посмотреть. Некоторым насчитывалось едва не по тысяче лет, а выглядели как новенькие – ни одного выцветшего мазка. Сюжеты отличались изяществом и пели оду природе. Без людей на картинах не обошлось, но они шли скорее вторым планом. Возможно, сами о том не подозревая, творцы этих шедевров невольно подтверждали старую истину о том, сколь мало значила жизнь отдельно взятого человека во времена Средневековья. Если на современных картинах пейзажи зачастую играют роль фона, то здесь фона не было как такового. Я сразу подметила этот эффект и сочла его интересным. Двигаясь от полотна к полотну, я чувствовала, как хмурое выражение на моем лице – верный и неотлучный спутник на протяжении многих лет жизни – постепенно отступает. Такое иногда случается со мной, когда я слушаю классическую музыку.

Впрочем, мне так и не удалось насладиться ощущением душевного покоя и умиротворения. Любуясь одной из картин, на которой был изображен рыбак в лодке, плывшей против течения, я вдруг заметила боковым зрением женщину, стоявшую слева от меня. Решив, что, возможно, загораживаю ей обзор, я посторонилась. Китаянка не шелохнулась. Чуть скосив глаза, я поняла, что передо мной не посетительница музея, а уборщица – в спецодежде и со шваброй. И смотрит она вовсе не на картину с рыбаком, а на меня. Смотрит не мигая. Я обернулась, но женщина, опустив глаза, тут же втянула голову в плечи и проворно шмыгнула в соседний зал.

Я пожала плечами и перешла к следующей картине, попутно лихорадочно соображая, чем вызвала такое странное внимание к своей персоне. Утром я не потратила слишком много времени на прическу и макияж, но, сверившись со своим отражением в застекленной музейной витрине, убедилась, что все равно выгляжу вполне прилично. Я перешла в следующий зал, где была выставлена живопись девятнадцатого века, и замерла на пороге, натолкнувшись на второго охранника. Его взгляд прошелся по моему лицу будто щупальцем и мгновенно превратился из пристального в испуганный. Я готова была поклясться, что ему сообщил о моем появлении по рации его коллега, стоявший на входе. Надо отдать мне должное, я не отвела глаз. А охранник тем временем поступил в точности как уборщица – мгновенно испарился.

Пятнадцать лет назад я восприняла бы столь явно оказываемые мне знаки внимания как должное. И дело не в романтике. Взгляды украдкой, скрытое наблюдение… Со всем этим я неоднократно сталкивалась в странах Восточной Европы и особенно в СССР. Но теперь-то я находилась в Гонконге и на дворе был двадцать первый век!

Я быстрым шагом миновала еще несколько маленьких залов, почти не глядя на экспонаты. Необходимо было найти выход. Если повезет, сразу поймать такси и сесть на паром. И тогда я еще успею снять местный закат, прежде чем самолет возьмет курс на Пекин. Я свернула в узкий коридор, заставленный скульптурами, и… вдруг оказалась перед входом в просторное помещение, буквально набитое людьми.

Замерев на несколько секунд под входной аркой, я мысленно спросила их: «А что это вы тут делаете, люди добрые, да еще в таком количестве?» Музей, как я уже успела заметить, в этот час почти пустовал. Неужели собранная именно в этой комнате экспозиция настолько хороша? А может, я случайно набрела на какое-то мероприятие из календаря местной культурной жизни? Не похоже… Присутствующие хранили торжественное молчание и стояли обособленно, вперив неподвижные взоры в картины, развешанные по стенам. Под входной аркой висела табличка с надписью на английском и китайском:

ОБНАЖЕННЫЕ В СОСТОЯНИИ ПОКОЯ

Масло, холст

Автор неизвестен

Оторвавшись от странноватой таблички, я вновь окинула взглядом собравшихся и вдруг поняла, что в зале только мужчины. Интересно… В прошлый мой приезд я провела в Гонконге неделю, и мне показалось, что в юной натуре этот город недостатка отнюдь не испытывает. Неужели музей – единственное место, где можно полюбоваться обнаженными женскими прелестями? Не могу поверить! Все присутствующие, насколько я могла судить, были местными и щеголяли в деловых костюмах. Мне вдруг представилось, как все они, повинуясь внезапному порыву, одновременно сорвались из своих офисов и примчались в музей – конкретно в этот зал, – чтобы увидеть творения неизвестного художника. Потянувшись к плееру, болтавшемуся у пояса, я прокрутила пленку до того места, где начинался рассказ Джереми Айронса о странной выставке, на которую я только что случайно набрела.

– «Обнаженные в состоянии покоя», – на безупречном английском объявил в моих наушниках диктор. – Представляем вашему вниманию одну из самых провокационных экспозиций музея, которая в настоящий момент насчитывает семь полотен, принадлежащих кисти неизвестного автора. Экспозиция объединена одной темой – на картинах изображены спящие женщины – и представляет собой одну из самых интригующих загадок современного искусства. По имеющимся данным, вся серия, более известная как «Спящие женщины», состоит из девятнадцати картин, выполненных маслом на холсте. Первая из картин увидела свет в тысяча девятьсот девяносто девятом году…

…Расположив все произведения в хронологическом порядке, мы легко заметим, как меняются от картины к картине стиль и техника автора, проходя четкий путь от импрессионизма к натуралистическому реализму. А последние работы серии отличает почти фотографическая точность передачи линий и теней. Изначально предполагалось, что на всех картинах изображены спящие натурщицы, но в последнее время эта точка зрения все больше и больше подвергается сомнению. Первые работы серии были предельно абстрактны, зато более поздние полотна произвели настоящую сенсацию у многих коллекционеров из Азии, среди которых бытует мнение, что художник писал свои картины не со спящих, а с мертвых моделей. Именно поэтому директор музея принял решение назвать настоящую экспозицию «Обнаженные в состоянии покоя»…