Екатерина Шварцбраун - Куда убегает ваш утренний кофе? Страница 2

— А руки зачем связали?

— Ну, ты же вырываться будешь — объясняет один.

Вот приехали. Меня вводят в большой круглый зал. Руки развязали. Я сажусь на стул. В нишах помещаются фигуры людей, они не шевелятся. В одной из ниш сидит старый доктор. Он что-то пишет. Тишина. Через какое-то время я говорю всем собравшимся, чтобы разбить принуждённое молчание:

— Всё-таки хотелось бы узнать, для чего мы все здесь сегодня собрались?

Никто не отвечает. Доктор поднимает голову, смотрит на меня.

— Это больница, — говорит он. — Вы понимаете?

— Да, — говорю я. Где-то здесь поблизости, я чувствую, может быть Сергей Дацюк. Я очень боюсь, что он выйдет сейчас, строгий и непреклонный, из высокой двустворчатой двери напротив доктора — и осудит меня окончательно.

Двери открываются, из них, один за другим выходят двое мужчин. Доктор говорит:

— Сергей! Берите вот эту девушку.

— Хорошо, — отвечает Сергей. Он очень здоровый. Я с почтением разглядываю его. Конечно, не похож, но никто теперь не похож. Он поворачивается ко мне, и я узнаю грозный взгляд.

— Пойдёмте — говорит он.

Я чувствую облегчение — он по-крайней мере знает, что надо делать — а я понятия не имею. Второй несёт следом какие-то тряпки. Мы заходим в маленькую комнату, все трое.

Сергей вдруг говорит мне: раздевайся!

Как это? — я не понимаю. Оба смотрят на меня с угрозой.

— Я не буду! Не успеваю я договорить, как они скручивают меня с двух сторон и начинают срывать одежду. Я кричу, дерусь и царапаюсь, меня кидают в ванну и неожиданно на голову льётся холодная вода. Я дико визжу. Как следует намочив меня холодной водой, они быстро суют тряпки мне в руки:

— Одевайся!

Я не могу опомниться — за что они так оскорбили меня? Это возмездие? Я горько плачу потому что Сергей так поступил со мной. Но Сергей уже исчез, и я начинаю мелко дрожать, натянув на себя какую-то длинную рубашку и халат.

Входит дух старичка с тулупом в руках.

— Вот, говорит, на-ка одень, на улице — мороз!

— Пойдём.

Он такой добрый, что я повинуюсь ему беспрекословно.

Мы выходим в яркий свет, и он командует —

А-ну, побежали! А то простудишься!

Мы бежим по узкой тропинке, снег весело хрустит под ногами.

Тропинка приводит к приземистому зданию, и мы входим внутрь.

— Ну, вот, и дома, — говорит старичок открывая дверь ключом.

— Заходи!

Я захожу в длинную комнату, кругом цветы, цветы и кружева. Очень жарко. И очень много каких-то ленивых женщин в халатах. Они подходят ко мне и говорят всякие мелочи, например «Привет!» Я стою в этом месте и думаю: боже мой, неужели это правда…..гарем? Одни женщины. Цветочки. Это же приговор! Я с ужасом догадываюсь, кто тут хозяин… Меня подводят к кровати, я сажусь и какое-то время наблюдаю за комнатой. Женщины в халатах сидят и лежат на кроватях, но вот у двери есть женщина в белом халате. Я подхожу к ней.

— Что тебе? — Спрашивает она.

Я не знаю.

— Я хочу выйти отсюда — говорю я.

— Все хотят — отвечает женщина. — Нельзя отсюда выйти.

Я снова сажусь на кровать. Женщина рядом со мной бормочет: — мёртвая я, мёртвая.

Я думаю: надо уйти отсюда. Здесь плохо. Может быть попробовать магию? Странная женщина, похожая на грузного немолодого мужчину многозначительно смотрит на меня. Она напоминает мне демона Айвасса. Я медленно начинаю подбираться к её кровати. Она что-то однообразно говорит своей соседке. Я подхожу ещё ближе, так, чтобы она заметила мои глаза. Она внимательно смотрит на меня. Я молча кричу «Айвас!» — глядя ей в глаза. Взглядом я изо всех сил прошу его помочь. Женщина начинает неожиданно смеяться и что-то спрашивать другую соседку. Та подсаживается рядом на кровать. Старуха в углу тоже что-то быстро говорит сидящей рядом девушке. Постепенно, один за другим, вокруг закипают оживлённые разговоры. Это вселяет в меня надежду — я думаю, что злую женщину в халате у двери отвлечет бурление вокруг и она волшебным образом не заметит меня. Дождавшись, когда гомон вокруг нарастет, я резко кидаюсь к выходу. Мне кажется, что я уже свободна! Но стражница хватает меня и грубо толкает обратно.

— Я сказала — сиди! — кричит она.

Я выжидаю, и снова начинаю подбираться к выходу. Кто-то напевает песенку, другие чему-то ахают, мне кажется, я вижу как закручивается в спираль всеобщее оживление. Я двигаюсь как тень, ведь от успеха зависит все на свете — и даже успеваю сделать пару шагов в коридор, но и всё. Бабища зовёт ещё одну, и вдвоём они кидают меня на кровать, привязывают руки, привязвают ноги и даже плечи так, что я совсем не могу пошевелиться. Одна из них приносит шприц, и от укола мне кажется, что я умираю.

Всё пропадает.

Я прихожу в себя от того, что кто-то слабо дёргает за верёвку, которой привязана моя затекшая рука. Это высохшая седая старуха. Она долго и неумело развязывает мне руки, потом ноги.

Она говорит:

— У меня была дочка, как ты. Она умерла. Как ты. Вот так.

Я сажусь на кровати. Эта комната — в ней почти все старухи. Что значат старухи? Я прыгнула в шахту, потом меня привезли сюда. Старухи начинают медленно подниматься с кроватей и подходить к длинному деревянному столу, который стоит в углу комнаты. Та, что меня развязала, говорит садиться за стол. В скорбном молчании перед каждой ставят оловянную миску. Раздают хлеб. Как двенадцать траурных апостолов, страшнее едоков картофеля, они разламывают хлеб и начинают медленно жевать. Я чувствую глубокое горе — лица у всех опустошенные, позы застывшие, глаза потухшие. Я догадываюсь, что произошло что-то ужасное, непоправимое, почему мы все оказались здесь. Потом никто не останавливает меня, и я выхожу из комнаты. Из коридора с цветами никуда выхода нет. В соседней комнате лежат скрюченные существа, которые не могут вставать с постели. Все эти существа лысые. Но все они — женщины. Около одной стоит девушка и вставляет ей время от времени в рот сигарету. Пахнет мочой. Я замечаю, что каждая женщина тут представляет аллегорию горькой мысли. Одна непрерывно повторяет: «господи господи господи», очень тихо. Никто не откликается. Некоторые просто смотрят перед собой. Кто-то плачет, кто-то качается. Старуха, которая меня развязала, жуёт, как автомат. Неожиданно какая-то высокая надменная женщина спрашивает меня, как я себя чувствую и где нахожусь. Пока я пытаюсь ответить, она отвечает сама: «вы находитесь в больнице, поняли?» И не дождавшись моего ответа уходит. Мысли стали вялые, и я думаю — это странная больница. а… может быть и не больница вовсе… Мне кажется, что так безнадежно должна выглядеть страна мертвых.

Что видит человек, когда уже умер?

Ко мне подходит девушка, кудрявая и с маленькими усиками, и что-то быстро говорит, но ничего не понятно. У неё дефект речи. Она улыбается загадочно, и я улыбаюсь ей в ответ. Спрашиваю её имя. Она говорит — «Виктория Сергеева». Это, конечно, аллегория. Такая вот, значит, виктория у Сергея, думаю я. У Виктории на ногах сандалии с тремя пряжками. Я запоминаю эти пряжки на долгие годы. Я спрашиваю —

— Мы выйдём отсюда?

— Скоро — говорит она радостно.

— Когда скоро?

— В конце света — беспечно отвечает она.

Виктория Сергеева — слабоумная.

Время как будто остановилось. Я чувствую сильное горе и оцепенение. Я уже больше не пытаюсь бежать. Трапеза следует за трапезой, мне делают уколы, и больше не происходит ничего. Мое отчаяние настолько полное, что я не могу двигаться. Не знаю почему, вдруг какая-то женщина в белом подходит ко мне и спрашивает: — у тебя родственники-то есть?

Мне сильно плохеет, потому что я вспоминаю звонок из метро. Может быть, думаю я, у меня нет никаких родственников.

Я говорю: — У меня есть муж. По паспорту, но паспорт я потеряла. Он мой родственник.

— Телефон-то помнишь? — спрашивает она. Телефон я помню. Неужели ему можно позвонить? — думаю я — ведь его не стало еще раньше!

— Пошли-ка. Открывает какую-то комнату, в ней ковры и кресло, а на столике телефон.

— Ну, набирай.

Услышав голос в трубке, я кричу:

— Здравствуйте! Это я! Вы нашлись!

— Это ты нашлась! Мы тебя по моргам ищем третий день! Ты где?

Я говорю:

— Я точно не знаю, сейчас передам трубку, тут скажут.

Девушка говорит — это психиатрическая больница имени Ганнушкина, я сейчас продиктую адрес.

Потом она говорит мне: — к тебе приедут.

Я говорю: — Большое спасибо!

Это не вечный ад, а всего-навсего психиатрическая больница!

Что же, теперь может оно и так, — думаю я. Нельзя было выбраться оттуда, где я была, без потерь. Путь спасения оказался через дурдом. Правда, которую я узнала, никак не отменяется, — если только не объявить это всё бредом сумасшедшего.

Таким образом порядок в мире восстановливается.

Другой мир мне показался — это было психическое расстройство. Все люди не только стали прежними, но даже никогда и не превращались ни в какие в стаи голодных духов. Но для духов было бы гораздо лучше, если бы их изгоняли, вместо того, чтобы считать выдумкой. Это слишком унизительно. Это, конечно, не может быть правдой, думаю я. Когда вам говорят, что демонов никогда не существовало, пусть уточнат, для кого их никогда не существовало, и что такое существовать. Рассудив таким образом, я легко выпрашиваю разрешение позвонить: я объясняю, что мне необходимо сообщить родственникам, где я. Начальница уже другая, и это срабатывает.