Эрик Ластбадер - Возвращение в темноте Страница 2

— Ну что вы, сеньора, просто мы оказались в нужное время в нужном месте. Только и всего!

Через несколько секунд Антонио подошел к брату, стоявшему у стойки бара рядом с сияющей медью кофеваркой, окутанной ароматным паром.

— Видит Бог, мы всегда могли бы быть именно такими, — сказал Хейтор.

— Да, если бы захотели, — отозвался Антонио, опираясь локтями о стойку. У него был расслабленный, почти сонный вид, делавший его похожим на сытого, дремлющего на полуденном солнышке крокодила.

Проводив взглядом официантку, понесшую гостье поднос с молочным коктейлем и печеньем, Хейтор задумчиво произнес:

— С чего бы это нам хотеть быть такими всегда?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — вздохнул Антонио.

Отворачиваясь от молочно-белого ароматного пара, Хейтор сказал:

— Помнишь, как однажды я попал под машину?

— Только не надо преувеличивать, — укоризненно покачал головой Антонио. — Тогда под колесом оказалась только твоя рука.

— Но это не помешало тебе вытащить водителя силком из автомобиля!

— Была задета моя честь! Он посмел причинить вред моему брату! Я почувствовал твою боль, и это привело меня в ярость, — сказал Антонио.

— Вот именно, в страшную ярость, — задумчиво протянул Хейтор. Странное дело, сейчас он казался гораздо более оживленным, чем в тот момент, когда швырнул воришку головой о бетонную стенку. Как будто его охватила какая-то внутренняя дрожь. — Ты держал ему голову...

— А ты пристально глядел ему в глаза...

— Это было здорово, — признался Хейтор. — Я взывал к силам тьмы...

— До тех пор, пока изо рта и носа у него не хлынула потоком кровь.

С этими словами Антонио глубоко вдохнул аромат горячего кофе и коричного шоколада.

— И даже из ушей, — восторженно припомнил Хейтор.

— Ты помнишь все в мельчайших деталях, — с едва заметной иронией произнес Антонио.

— А как же иначе! — отозвался Хейтор, наслаждаясь воспоминанием об убийстве незадачливого автомобилиста. — Мы вернулись домой, с головы до ног покрытые его кровью, и сразу нырнули в бассейн...

— Держась за руки.

— Мы так разошлись, что никак не могли перестать кричать и смеяться, — продолжал Хейтор. — И на наши вопли прибежала Дона.

— Это был как раз день ее рождения. — Антонио облизал губы кончиком языка. — Она увидела окрашенную кровью воду в бассейне и решила, что мы наполнили его розовым шампанским.

— Однажды мы так и сделали.

— Это был чрезвычайно эксцентричный поступок, — подтвердил Антонио. — Но в тот раз Дона приняла за шампанское кровавый коктейль, она взвизгнула, стянула с себя одежду и нырнула в бассейн.

— Сильное смуглое тело в кровавой воде... Ох, и смеялись же мы тогда!

— Это точно, — согласился Антонио. — Да, брат, судьба благосклонна к нам, и наша жизнь хороша!

В это мгновение Хейтор, глядевший на Линкольн-роуд, одними губами произнес:

— Я вижу его.

— Он уходит? — не поворачивая головы, спросил Антонио.

Хейтор улыбнулся сероглазой гостье, краем глаза продолжая следить за мужчиной, выходившим из клуба.

— Ты словно в воду смотрел, — пробормотал Хейтор.

— Он становится слишком опасным для нас.

— Не опаснее прочих, — сказал Хейтор.

Янтарные глаза Антонио сверкнули, словно он пробудился от сна.

— Не слишком ли много мы работаем? Может, пришло время немного поразвлечься?

— Ты угадал мои мысли! — засмеялся Хейтор, и близнецы неслышно, словно тени, выскользнули из клуба.

Робин Гарнер не спеша шагал по Линкольн-роуд. В кармане у него лежала дискета с украденной из компьютера клуба «Разбитая колымага» базой данных.

Гарнер, федеральный агент, с крайней осторожностью внедрился в окружение братьев Бонита полтора года назад. Преодолев все сложности и опасные преграды, он затаился у самого края сплетенной ими сети интриг. «Не делай ничего, — предостерегал его инструктор. — И тогда братья Бонита не смогут ничего заподозрить. Умей ждать и наблюдать».

Гарнер был умелым и опытным наблюдателем, ведь именно этому его обучали в АКСК — Антикартельном специальном комитете, полуофициальном подразделении министерства юстиции, на которое и трудился в поте лица Гарнер. АКСК был создан для того, чтобы сдерживать рост экспорта криминальной активности из одной страны в другую. Правительственные исследования подтвердили существование подобного явления, представляющего угрозу Соединенным Штатам Америки и являющегося символом нового экополитического порядка. Легкий и быстрый доступ к информации делал действия правительств всех стран, равно как и действия любых криминальных структур, взаимосвязанными. Впрочем, для конкретного агента Гарнера существование АКСК означало серьезную и интересную работу.

Итак, Гарнер выжидал и наблюдал, как паук в засаде. Впрочем, это оказалось не такой уж трудной задачей. Гарнер был истинным мастером по части маскировки и умения втираться в доверие. С самого раннего детства ему приходилось скрывать свою подлинную природную суть. Когда ему исполнилось двенадцать лет, он окончательно понял, что коренным образом отличается от прочих мальчишек своего возраста, и не придумал ничего лучше, чем подождать, что будет дальше. Два года спустя он получил практическое подтверждение своей гомосексуальной ориентации и понял, что теперь ему придется набраться еще больше терпения. Его родители не принадлежали к числу людей, терпимо относящихся к сексуальным меньшинствам, а сам Гарнер не был бунтарем по натуре, и у него не хватало духа заявить во всеуслышание о своей «голубизне», разрушив тем самым сложившийся привычный стиль жизни. Семья значила для него много, а в тот момент она была для него гораздо важнее, чем реализация его гомосексуальных устремлений. И пускай его считают трусом!

Удивительно, но в его теперешней работе то, что он гомосексуалист, было ему на руку. С одной стороны, он превосходно влился в общество, окружающее братьев Бонита, где большинство были либо гомосексуалистами, либо бисексуалами. С другой стороны, такая «особенность» Гарнера делала его в глазах братьев Бонита менее опасным. К тому же многие годы двойной жизни сделали Гарнера чувствительным к малейшим смутным догадкам и подозрениям, и он чувствовал то, чего не замечали другие. Этот талант особенно пригодился ему теперь, когда он стал работать каждый день в клубе «Разбитая колымага» по десять часов кряду. Именно его сверхтонкое чутье помогло ему выполнить задание АКСК.

Самое ужасное для Гарнера заключалось в том, что, будучи гомосексуалистом, он всегда чувствовал себя совершенно беспомощным и никчемным в обществе обыкновенных гетеросексуальных людей, и ему страшно хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы его заметили и выделили среди прочих. Разоблачение братьев Бонита — прекрасный повод заявить о себе как о личности! Несомненно, официальная слава и почести достанутся не ему, но Гарнеру это было и не нужно. Он был готов довольствоваться самим фактом своего незаурядного поступка.

Действуя очень медленно и осторожно, Гарнер нащупал нужные источники информации о тайных сделках братьев Бонита, которые всегда казались подозрительными, но незаконность которых не удавалось доказать. Только теперь, проникнув в окружение братьев Бонита, Гарнеру удалось добыть неопровержимые доказательства их преступной деятельности, которых было достаточно для того, чтобы засадить их в тюрьму на многие десятки лет. Оставалось только передать дискету инструктору, ожидавшему его на явке.

Свернув в переулок, где нестерпимо воняло мочой и вяленой рыбой, Гарнер достал из кармана ключ и открыл боковую дверь «Белого дома». Этот клуб гомосексуалистов, обосновавшийся в помещении бывшего кинотеатра, был назван так не в честь резиденции президента США, а в честь российского парламента.

Откровенно говоря, Гарнер не знал, что думать о своем инструкторе. Гарнер доверил ему свою жизнь, однако при первой же встрече инструктор заявил ему:

— В АКСК к тебе нет полного доверия, потому что ты «голубой».

И при каждой встрече инструктор не уставал повторять ему:

— Да, я с тобой суров, гораздо суровее, чем с нормальными агентами. Это оттого, что, когда дело касается тебя, мое начальство становится особенно придирчивым.

Впрочем, Гарнера все же внедрили в окружение братьев Бонита. Таковы парадоксы федеральной бюрократии!

Когда Гарнер начал работать на АКСК, там царила не совсем понятная ему сумятица. Из глубин бюрократической трясины, являющейся неотъемлемой частью каждого федерального ведомства, доходили слухи о неясных изменениях и перемещениях. Причем никто не говорил ничего определенного. Просто где-то отменялись приказы, назначались новые люди, сокращалось число агентов в Юго-Восточной Азии, а в странах Латинской Америки, наоборот, увеличивалось.