Юлия Верёвкина - Девятый круг. Ада Страница 2

Впрочем, и у нынешнего жилища недостатки имелись: совершенно не вместительный шкаф и забитая до отказа кладовка. Лерка хищно посматривала на её дверь уже несколько недель и наконец решилась. У неё давно мелькала мысль, что никто не заметит пропажи пары-тройки коробок с хозяйским прошлым.

Тут было всё, что можно найти в среднестатистической кладовке или на балконе, от лыж с одной палкой до длинных резиновых сапог, от шерстяных носков до банки с засохшей краской. Только на беглое ознакомление с залежами коробок, мешков, свёртков и узлов у Лерки ушло полчаса. Решить, что из хозяйского старья можно безнаказанно выбросить, оказалось нелегко. Вздохнув, Лерка на миг исчезла в пыли и вытащила на свет первую коробку. Ну конечно: детская одежда. Ребёнок вырос, а вещи оставили его будущим детям, – стандартная история. На выброс не годится, могут вспомнить. В другой коробке почивали два плаща мышиного цвета, которые никто никогда не наденет, но выбросить всё равно жалко, и три свитера из той же категории… Пожалуй, подойдёт.

Лерка приступила к следующей коробке. «Надо же, не тряпки», – удивилась она, справившись с хитрым узлом. Достала деревянную резную шкатулку, внутри – пара заколок-невидимок, простенькая резинка и какие-то обрывки бумаги. Лерка развернула один. Ярко-фиолетовыми чернилами, мелким почерком было написано: «…теперь тебе Его путь не повторить, и я здесь ни при чём, ты сам…». «Его» – с большой буквы с завитушками. Клочок был мятый и очень маленький, дальше фразы было не разобрать, но Лерке стало интересно. Она жадно, как к какой-нибудь захватывающей древности, кинулась к другим кусочкам. Размашистые, широкие буквы, выведенные обычной шариковой ручкой, встретились на небольших и скомканных, но всё-таки цельных листках: «Рыба на балконе, рис на плите. Поешь, не забудь», «Покорми кота дяди Толи», «Адин поезд в 8.30». Первый, мелкий почерк встретился ещё пару раз, но на таких маленьких и затёртых обрывках, что разобрать ничего не удалось. Лерка разочарованно отставила шкатулку в сторону. Ошмётки чужой жизни, забытые в кладовке, манили её, но рис на плите и дяди-Толин кот наводили на мысль, что жизнь эта довольно заурядная. Лерка продолжила исследовать коробку. Тетрадка. Обычная школьная тетрадка по литературе, подписанная ученицей 11-го класса Исаевой Адой. Ада. Лерка приподняла бровь. Редкое имя. А почерк… тот первый почерк, мелкий. Серебряный век, Есенин, Маяковский, Булгаков – темы, прилежно подчёркнутые фломастером. На полях редкие заметки, видимо как-то связанные с уроком. В конце несколько цитат, которые, наверное, приводил учитель, а ещё – две фразы, написанные поперёк листа и небрежно зачёркнутые:

«Если ты любишь Бога и Он любит тебя, почему ты боишься Его?»

«Бог создал этот мир таким – что же ты его отвергаешь? Ты осуждаешь Его? Что же, Он зря трудился?»

И, наверное, как продолжение этой мысли:

«Бог создал меня…»

У Лерки напрочь вылетело из головы, ради чего она полезла в эту пыльную кладовку. Она будто читала книгу, которую надо собирать по страницам; любопытство било через край. Теперь она даже переставала дышать, когда вновь лезла в коробку.

Евангелие. Скромное синее Евангелие. Лерка полистала книгу. Страницы затёрты, кое-где – карандашные заметки. А на обратной стороне обложки аккуратно выведено: «Ада, читай хотя бы иногда». Что ж, Ада, кажется, предпочла убрать подарок подальше.

Далее Лерка нашла разорванный бумажный пакет, на котором было написано «Для Ады». Наверное, в нём передали Евангелие, по крайней мере, почерк совпадал с надписью на форзаце книги.

Шарф. Лерка удивлённо разглядывала очередную вещицу. Обыкновенный муаровый шарф ярко-алого цвета, на одном крае которого давно расплылись большие чёрные буквы – «Ада».

Пикнул домофон. Лерка вскочила и торопливо затолкала всё обратно в кладовку, потом бросилась в комнату, чтобы поскорее принять вид добропорядочной сестры, читающей книжку, а не роющейся в чужих вещах.

Сергей вошёл, отряхнул снег с куртки, поворчал, что на дорогах жуткие пробки из-за снега и что хлеб опять не купили, по традиции сердито объявил:

– Обожаю эту работу! – и, как всегда, обругал редакцию всеми известными ему словами.

Но Лерке было не до него. Её беспокоили две вещи: когда растает этот ненормальный снег и Ада, которая, похоже, когда-то жила здесь.

4

В редакции было холодно. Сергей пил остывший кофе и набирал статью об абсолютной неготовности городских властей к чрезвычайным ситуациям: снег шёл уже неделю, но дороги так и оставались заваленными, а квартиры жителей, беззащитных перед чиновниками, – нетоплеными. Сергей знал, что пишет для людей, которые хотят прочитать, что за них заступаются только на газетной бумаге, а во власть приходят исключительно воры и бездельники, и слогом пользовался соответствующим.

В это время он был один в их корреспондентской комнатушке, гордо именуемой редакцией: девчонки разбежались по заданиям, а может, по магазинам – на то они и девчонки. За окном валил снег. Тут в дверь тихонечко поскреблись. Сергей весь сморщился от этого скребка: так скрестись могли только читатели, причём читатели, которым что-то надо. Напечатать про их сложную жизнь (или, того хуже, жизнь их детей-бабушек-дедушек…), разобраться с соседкой, пятый месяц не возвращающей сто рублей, или вернуть деньги за прошлый номер, который драгоценному читателю не понравился (а не то он перестанет покупать любимую газету). Так или иначе, они все чего-то хотели.

– Войдите! – крикнул Сергей, сворачивая вордовский документ и приготовившись к худшему.

Вошла девочка. Сергей удивился. Буйными читателями, готовыми ходить, звонить и писать в редакцию, оказывались, как правило, пенсионеры или те, кто скоро ими станет.

– Здравствуйте, – тихо сказала она, встав прямо перед ним.

Тут Сергей разглядел, что не такая уж она маленькая. Ей, похоже, было лет семнадцать. Его сначала сбили с толку две русые косы, свешивавшиеся из-под белой шапки с помпоном, и тонкое лицо, бледное без косметики. Посмотрев на неё внимательнее, Сергей ошеломлённо отставил кофе. Правильные черты, большие глаза, изящные кисти рук с ногтями, лишёнными лака… Девушка была неухоженна, слишком просто, по-детски, одета – но при этом довольно красива.

– Что вы хотели? – выдавил Сергей.

– Напишите! – вдруг крикнула она. – Напишите, что мы все умрём под снегом!

Сергей опешил. Девушка, которой впору было играть ангела в голливудском фильме, оказалась истеричкой. Он вздохнул – и смирился: в эту комнату приходили и не такие помешанные. Отводя глаза, чтобы не отвлекаться на странную прелесть этого бледного, почти прозрачного лица, Сергей сдержанно начал:

– Видите ли, предсказания мы не публикуем, мы пишем больше на социальные темы…

Девушка неожиданно нагнулась прямо над ним, опершись покрасневшими от мороза руками на стол.

– Социальные – это о людях, верно?

– Верно, – согласился Сергей, отъезжая на стуле к самой стене.

– Так и это для людей! Пусть знают! Скажите им, что Бог есть! Скажите, что им надо только успеть исправить всё, что они наделали. Времени больше не будет, пусть поймут! Нам немного осталось. Людей больше не будет.

– Ну зачем же их так пугать? – спросил Сергей. Странное дело, в этой холодной красоте не было ничего заманчивого, такого, что заставляло бы не отрывать от неё глаз; ему уже хотелось выставить девушку за дверь, скорее дописать текст и уйти домой. – Даже если наступит конец света…

– Свет останется! – перебила посетительница и объяснила: – Людей не будет.

– Хорошо, – поспешно согласился Сергей и подумал: ну почему он пять минут назад не ушёл покурить? Ведь хотел же. Тогда, может быть, она бы развернулась и ушла. – Только зачем им знать сейчас? Пусть поживут в своё удовольствие, уж сколько осталось.

– Да вы что! – крикнула она так гневно, что Сергей мрачно решил: нет, не ушла бы. – Вы хотите, чтобы они в свои последние дни продолжали грешить? Вы не понимаете! Если вы напечатаете предупреждение, у них время будет. Покаяться. Помолиться. Бога вспомнить. Прощения у людей попросить. Подготовиться. И может быть, Он спасёт кого-нибудь. Ноя же спас.

Ну почему на факультете журналистики не учат, как избавляться от подобных читателей? Как-то в редакцию пришёл старичок в шинели, который совал девочке-корреспондентке под нос осколок бутылочного стекла и доказывал, что это – откопанный на его огороде кусок метеорита. В другой раз приковыляла бабка, уверявшая, что по ночам её беспокоят марсиане, а собес почему-то ничего с этим не делает (главным образом она жаловалась на собес, позволяющий себе такую халатность, а не на марсиан). А теперь вот эта.

– Вам лучше в религиозную газету обратиться, – ещё сохраняя выдержку, посоветовал Сергей. – Мы на такие темы не пишем.