Патриция Хайсмит - Те, кто уходят (litres) Страница 2

Осторожно, чтобы не разбередить рану и не вызвать новое кровотечение, Рей улегся в кровать. Его раздражало, что Коулман будет в обществе Инес и итальянца Антонио. Рей никогда не видел Антонио, но представлял себе этот тип людей: безвольный, миловидный и молодой, аккуратно одетый, без гроша в кармане, сейчас приживала, а прежде, вероятно, бойфренд Инес. Инес, видимо, лет за сорок, возможно, вдова, богатая, возможно, тоже художница, но плохая. Однако в Венеции, если Рею хотя бы еще раз удастся увидеться с Коулманом наедине, он сумеет сказать ему прямым текстом, донести до него простую вещь: он понятия не имеет, почему Пегги убила себя, у него даже мыслей никаких на этот счет нет. Если ему удастся убедить Коулмана, который считает, будто Рей утаивает от него какой-то важный факт или секрет, тогда… А что – тогда? Мозг Рея отказался углубляться в проблему. Рей уснул.

На следующее утро он заказал билет на вечерний рейс в Венецию, забронировал телеграммой комнату в пансионе «Сегузо» на набережной Дзаттере, позвонил четырем художникам и галеристам в Риме, договорился о двух встречах, одна из которых дала ему художника для будущей галереи Гаррета, некоего Гульельмо Гвардини, тонкими кисточками писавшего фантастические, подробнейшие ландшафты. Договоренность была устная, никаких подписанных контрактов, но Рей остался доволен. Может быть, в конечном счете ему с Брюсом и не придется открывать в Нью-Йорке «Галерею плохого искусства». То была идея Рея, его последняя надежда: если им не удастся договориться с хорошими художниками, то нужно договориться с плохими, пусть люди приходят и смеются, пусть покупают, чтобы иметь что-то такое, чего нет у других, которые покупают только «лучшее». «Нам останется только сидеть и ждать, – сказал Брюс. – Берите только худшее и не объясняйте, почему вы это делаете. Нам не обязательно называть ее „Галерея плохого искусства“. Назовем ее, например, „Галерея зеро“. Публика скоро все поймет». Они смеялись, разговаривая об этом на Мальорке, куда Брюс прилетал провести прошлое лето. И может быть, идея была вовсе не такой уж нереализуемой. Но Рей порадовался тому, что вечером в Риме, встретившись с художником Гульельмо Гвардини, встал на более здравый путь.

Когда, пообедав в одиночестве, он забирал в отеле чемодан, ни о каких телефонных звонках ему не сообщили.

2

Другие прибыли первыми, наверное, часов на десять раньше его. Самолет выгрузил пассажиров в прохладную темноту около половины четвертого ночи, и Рей узнал, что в такой час никаких автобусов нет и добраться до места можно только на лодке.

Лодка оказалась довольно большим катером, и его быстро заполнили молчаливые, торжественные англичане и светловолосые скандинавы, которые ждали, пока приземлится самолет Рея. Катер отвалил от пристани, ловко развернулся, причем корма его ушла вниз, как у вставшего на дыбы коня, и помчался на полной скорости. Из громкоговорителя доносилась веселая фортепьянная музыка, какую ожидаешь услышать в коктейль-баре, но, похоже, настроения она ни у кого не подняла. Безмолвные, с побледневшими лицами, все сидели по ходу движения, словно катер вез их на казнь. Пассажиров высадили на пристани терминала «Алиталии», близ остановки «Сан-Марко», откуда Рей надеялся добраться до места на вапоретто[4] – ему нужно было на остановку «Академия»; но прежде чем он понял, что происходит, его чемодан оказался в тележке и его повезли в здание «Алиталии». Рей побежал за тележкой, застрял в дверях, где столпилось много пассажиров, а когда зашел внутрь, его чемодана нигде не было видно. Ему пришлось ждать у стола выдачи, пока два деловитых носильщика, пытаясь подчиняться крикам пятидесяти пассажиров, вручали им нужные чемоданы. Когда Рей получил свой и вышел с ним из здания, вапоретто отходил от причала на остановке «Сан-Марко».

Теперь ему, вероятно, предстояло долгое ожидание, но его это не очень волновало.

– Вам куда, сэр? Давайте донесу, – предложил дюжий носильщик в выцветшем синем костюме и потянулся к его чемодану.

– Мне до «Академии».

– А, так вы только что упустили вапоретто. – Улыбка. – Следующий через сорок пять минут. Пансион «Сегузо»?

– Si, – ответил Рей.

– Я вас провожу. Тысяча лир.

– Grazie. Там от «Академии» недалеко.

– Десять минут пешком.

Это, конечно, было не так, но Рей лишь улыбнулся, отмахнувшись от носильщика. Он дошел до пристани Сан-Марко, остановился на ней, поскрипывающей и покачивающейся, и закурил сигарету. Сейчас на воде не было никакого движения. Большая церковь Санта-Мария делла Салюте по другую сторону канала была освещена очень слабо, да и уличный свет горел едва-едва, по той причине, как догадывался Рей, что ноябрь был нетуристическим сезоном. Вода легонько плескалась у стоек пристани, но за этой легкостью чувствовалась мощь. Рей подумал о Коулмане, Инес и Антонио, – возможно, они спят где-то здесь, в Венеции. Коулман и Инес, вероятно, в одной кровати. Наверное, в «Гритти» или «Даниэли», поскольку счета оплачивает Инес (а Коулман дал ему понять, что она богата). А вот Антонио, хотя и его путешествие финансирует Инес, поселился в каком-нибудь отеле подешевле.

К нему на пристани присоединились два хорошо одетых итальянца с портфелями. Они разговаривали о расширении гаража где-то в городе. Их присутствие и разговор успокаивали Рея, но дрожь все не проходила, и он еще раз огляделся, надеясь увидеть кофейню, однако надежды его были тщетны. Бар «У Гарри»[5] напоминал гробницу из камня и стекла. А на красном фасаде отеля «Монако и Гранд-канал» напротив не светилось ни одного окна. Рей ходил кругами вокруг своего чемодана.

Наконец вапоретто появился из темной кривой канала далеко слева – маленький желтоватый светлячок дружелюбия. Он сбросил скорость, чтобы причалить к пристани Сан-Марко. Рей, как и два итальянца, смотрел словно зачарованный. Трамвайчик увеличивался в размерах и приближался, и вот Рей разглядел пятерых или шестерых пассажиров, увидел спокойное красивое лицо человека в белой моряцкой фуражке, который кинул причальный канат. На вапоретто Рей купил билет для себя и заплатил пятьдесят лир за багаж. Суденышко миновало делла Салюте и вошло в более узкое устье Гранд-канала. Освещение отеля «Гритти» отличалось изяществом и умеренностью: два тускло горевших электрических фонаря, удерживаемых крупными женскими статуями на кромке воды. Суда, прибывавшие к «Гритти», швартовались между этими статуями. Моторные лодки под матерчатым навесом покачивались между шестами. Их названия были «Ка’ Корнер» и «Альдебаран». Всюду преобладал черный цвет, редкие звездочки маленьких желтых всполохов на этом фоне иногда высвечивали светло-красный или светло-зеленый цвет камня.

На остановке «Академия», третьей по счету, Рей быстро сошел со своим чемоданом на широкую мощеную дорогу, ведущую через остров к набережной Дзаттере. Он срезал путь, пройдя под аркой в нечто похожее на тупичок, но помнил, что через несколько ярдов этот проход поворачивает налево, а еще что на стене дома впереди есть голубая керамическая мемориальная табличка с надписью: «Здесь жил и творил Джон Рёскин»[6]. Стоило ему повернуть налево, как по левую сторону он увидел пансион «Сегузо». Будить швейцара ему не хотелось, но все-таки он нажал кнопку.

Минуты через две появился старик в красном мундире, который он даже не удосужился застегнуть, открыл дверь, вежливо поздоровался и вместе с Реем в маленькой кабинке лифта поднялся на третий этаж.

Комната была простая и чистая, высокие окна выходили на остров Джудекка за водной гладью и на небольшой канал, проходивший прямо внизу вдоль стены пансиона. Рей надел пижаму, помылся над тазиком – швейцар сказал, что комнат с ванной нет, – и упал на постель. Ему казалось, что он ужасно устал, но по прошествии нескольких минут понял, что не может уснуть. Это чувство было ему знакомо со времен Мальорки – нервное изнеможение, от которого чуть подрагивала рука, когда он брал в руки карандаш или авторучку. Исцелиться от этого можно было только прогулкой. Он встал, облачился в удобную одежду и тихо вышел на улицу.

Светало. Гондольер в костюме цвета морской волны вез груз кока-колы по каналу рядом с пансионом. Моторная лодка неслась по каналу Джудекка, словно виновато торопилась домой после затянувшейся вечеринки.

Рей взбежал по крутым ступенькам мостика Академии и направился к Сан-Марко. Он шел по узким серым улочкам с закрытыми витринами магазинов, по маленьким площадям – Кампо-Морозини, Кампо-Манин, знакомым, неизменным, хотя Рей знал их недостаточно, чтобы помнить во всех подробностях. Навстречу ему попалась только старуха с большой плоской корзиной, наполненной брюссельской капустой. Потом под его ногами появилась плитка со стрелочками, указующими на офис «Американ экспресс», и он увидел впереди нижнюю часть колонны на площади Сан-Марко.