Хэрри Грей - Однажды в Америке Страница 2

— Чему радуешься, Башка? — Макс отложил книжку в сторону и посмотрел на меня.

— Да так. Просто думаю.

Макс фыркнул:

— И ты тоже? О чем же?

— Я? О Косом, вступающем в банду Джесси Джеймса.

— Да Косой просто тупица. Чтобы мы присоединились к ним, парням из маленького городишки! — Макс презрительно усмехнулся. — Конечно, Джесси Джеймс умеет обращаться с револьвером, но ведь ты, Башка, понимаешь, что я хочу сказать. Использовать для налета лошадей! Да эта рухлядь только для мелких городишек годится. Когда мы начнем, то покажем класс! — Макс вытер нос тыльной стороной ладони. — Мы добудем миллион долларов, распихаем их по банкам, а потом завяжем.

— Миллион на пятерых, Макс? — спросил Доминик.

— Нет, по миллиону на каждого. Башка, как тебе нравится миллион долларов? — Макс был совершенно серьезен.

— Миллион? Да, мне это понравилось бы, но, может быть, хватит и полумиллиона, чтобы завязать? Миллион долларов — это огромная сумма, Макс, — нравоучительно произнес я.

— Может быть, для кого-то полмиллиона большие деньги, но для меня это миллион. — Во взгляде Макса появился вызов. Я пожал плечами:

— Ладно, хорошо. Пусть будет миллион. В данный момент какая, к черту, разница?

— Мы завяжем, когда у нас будет миллион? — задиристо спросил Простак.

— Да, мы завяжем, переберемся в Бронкс и станем большими шишками, — объявил Макс тоном, не терпящим возражений.

— Эй, ребята! — Косой перегнулся к нам через парту. — А сколько это, миллион долларов?

Макс раздраженно шлепнул себя ладонью по голове.

— Ну что за вопросик? Парню перевалило за тринадцать, а он не знает, что такое миллион долларов.

— Косой, ты настоящий дурак, — вмешался Доминик. — Миллион долларов это миллион долларов.

— Да, правильно, — кивнул Косой и улыбнулся. — Но сколько это? Скажи мне, Домми, сколько это тысяч?

Доминик поскреб затылок:

— Я думаю, что миллион — это десять тысяч долларов.

— Ты что болтаешь? Это больше чем пятьдесят тысяч, — верно, Башка? — ехидно спросил Простак.

Я был горд: я всегда знал ответ. Вот почему меня звали Башкой.

— Это десять раз по сто тысяч долларов! — с важным видом произнес я. Простак нерешительно улыбнулся:

— Да, как раз это я и хотел сказать. — Чтобы скрыть свою растерянность, он быстро сменил тему разговора: — Макс, когда мы начнем собирать дрова для костра в честь выборов?

— Мы начнем в это воскресенье, — рассудительно ответил Макс. Косой заволновался:

— А если Вильсон проиграет, у нас все равно будет большой костер, как и всегда?

— Да. Разве не наш костер всегда был самым большим в округе? Нам плевать, кто победит, Вильсон или Хьюз, у нас все равно будет большой костер.

Прозвенел звонок. Мы схватили свои пожитки. Остальные ученики почтительно ждали, когда мы первыми выйдем из класса. Мисс Монс поднялась со своего места. Когда я проходил мимо, она протянула руку, чтобы остановить меня.

— Ты! — повелительно произнесла она.

— Кто, я?

Я приготовился оттолкнуть ее. Макс остановился рядом, готовый оказать помощь.

— Да, ты, молодой человек. Мистер О'Брайен хочет с тобой поговорить.

— Опять директор? — растерялся я. — Зачем?

— Никаких наглых вопросов, молодой человек. Давай отправляйся наверх.

Я посмотрел на Макса.

— Подождите меня. Я сбегаю наверх и узнаю, чего от меня хочет старый дурак.

Макс проводил меня до лестницы.

— Мы будем снаружи, если тебе понадобится помощь. Свистни — и мы поднимемся и выбросим старого трутня из окна.

— Нет, он в порядке. Не такой уж он плохой парень, этот О'Брайен.

— Да, для директора он не так уж плох, — согласился Макс и пошел к выходу.

Я подождал, пока он не скрылся из виду. Мне не хотелось, чтобы он увидел, как я снимаю кепку. Я тихонько постучал в дверь.

— Входите, пожалуйста, — послышался приятный бас.

Я вежливо остановился на пороге и сказал:

— Вы хотели видеть меня, мистер О'Брайен?

— Да-да, проходи. — Его большое красное лицо расплылось в приветливой улыбке. — Проходи и закрывай дверь. Посиди пока, я сейчас закончу. Я как раз знакомлюсь с твоими контрольными работами. Они очень хорошие, очень хорошие. — Директор посмотрел на меня и нахмурился. — Но твое заявление с просьбой выдать тебе документы расстроило меня. — Он вновь уткнулся в бумаги.

Я сидел напротив него и чувствовал себя не в своей тарелке. О'Брайен отодвинулся вместе со стулом от стола, откинулся на спинку и, заложив руки за голову, стал покачиваться взад и вперед. Его умные синие глаза поблескивали в такт движению. Он смотрел на меня и молчал. Мне стало совсем не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и подался в мою сторону, перегнувшись через край стола. Его лицо приняло суровое выражение.

— Иногда я даже не могу понять, почему проявляю к тебе интерес, — сказал он. — Может быть, потому что вижу твои возможности. Твои школьные успехи свидетельствуют, что ты необычайно одаренный мальчик. Поэтому я решил поговорить с тобой. — О'Брайен встал и принялся мерить шагами кабинет. — Но не подумай, что это очередная нотация. Нет. В этой школе тебе осталось пробыть несколько месяцев, поэтому то или иное твое поведение не так уж и важно для нас, но… — он театрально поднял палец, — то, как ты поведешь себя в будущем, очень важно для тебя и именно для тебя. Этот момент может оказаться поворотным в твоей жизни. Я повторяю, если бы ты не был умным мальчиком, я бы не стал тратить на тебя время. Я бы не пытался заставить тебя понять, по какой дороге идете ты и твои дружки. Поверь мне, эта дорога не приведет ни к чему хорошему. — Он произнес все это с прочувствованной серьезностью.

Я сидел, ожидая, когда старик выговорится. Что знает о ребятах такой старик, как он? Да ему по меньшей мере сорок пять, и он уже одной ногой в могиле. Впрочем, он просто замечательный ирландец. И как директор самый лучший из тех, кого мы видели в этой помойке. Совсем не такой, как тот последний старый ублюдок, который вечно давал волю рукам. Директор продолжал:

— Конечно, в чем-то виновата твоя среда обитания. Ты понимаешь, что я подразумеваю под этим словом?

На секунду я забылся.

— Знаю ли я, что такое среда обитания? — Я презрительно фыркнул. Он рассмеялся:

— Я забыл, ты тот, кого называют Башкой. Ты знаешь все.

Растерявшись, я изменил поведение и пробормотал:

— Среда обитания? Вы имеете в виду Ист-Сайд?[1]

— И да и нет. Но в основном нет. Многие, очень многие преуспевающие и хорошие люди были рождены и воспитаны в этом районе. — Он остановился, и какое-то время пристально меня разглядывал. — Эта последняя заварушка, в которую попали ты и твои друзья. Что послужило настоящим поводом? Почему вы это сделали?

Я пожал плечами.

— Ты знаешь, о чем я говорю?

Я помотал головой. Я врал. Мое лицо горело. Откуда он узнал об этом?

— Ты знаешь, о чем я говорю. — Голос директора зазвучал жестко. — Послушай, молодой человек, давай будем честны друг с другом. — Он опять начал шагать по комнате. Я чувствовал себя, как арестант на перекрестном допросе. — Я говорю о кондитерской Шварца, в которую ты и твои друзья вломились несколько дней назад.

Мне захотелось провалиться сквозь пол. Значит, он знал. Значит… Ну и черт с ним.

— Разве ты не понимаешь, что если бы не твой раввин, не священник твоих дружков-католиков и не моя небольшая помощь в разговоре с властями, то вы, ребята, были бы отправлены в исправительное заведение?

Я пожал плечами. Это он, дурак, так считал. Он не знал, кто действительно замял дело. Я не мог сообразить, должен ли объяснить ему, что это сделал дядя Большого Макса, хозяин похоронного бюро. Он пошел к гангстеру Монаху, а Монах пошел к районному лидеру Демократической партии, и этот самый парень и дал указания судье еще до того, как раввин, священник или О'Брайен успели с ним встретиться. Тупые дурни, вот они кто. Монах и районный лидер — вот парни, за которых надо держаться. Они начальники всему — полиции, судьям, всему.

— Я обращаюсь к тебе, молодой человек. Почему ты не отвечаешь?

Я пожал плечами. Я не мог заставить себя взглянуть ему в лицо. Он продолжал расхаживать взад и вперед.

— Я спрашиваю, для чего вы это сделали? Из озорства? Из-за денег? Скажи-ка, мальчик, ты получаешь деньги на карманные расходы от своих родителей?

— Иногда, когда у отца бывает работа, — пробормотал я.

— Сейчас он работает?

Я отрицательно покачал головой.

— Сколько раз я тебе говорил, что невежливо мотать головой или пожимать плечами. Отвечай словами, а не телодвижениями. У тебя это становится дурной привычкой.

Я снова пожал плечами. Директор в отчаянии всплеснул руками.

— Ну ладно… Есть еще один вопрос, который я хотел бы прояснить… — Он на мгновение замешкался. — На протяжении всего семестра мне было интересно… Только имей в виду, я вовсе не собираюсь совать нос в твои личные дела, мне просто интересно узнать, чтобы я мог в дальнейшем ориентироваться… Почему это ты и твои приятели не пользуются бесплатными горячими завтраками, которые предоставляет школа? Вместо этого, как я заметил, вы, ребята, каждый день во время еды играете во дворе в баскетбол. Ты такой худой, и думаю, что где-то в полдень ты смог бы справиться с порцией горячего супа. — Он говорил доброжелательно и нерешительно. — Скажи, это из-за того, что этот суп вовсе не то, что вы называете кошером?[2]