Джон Катценбах - Особый склад ума Страница 2

— Но ее все равно расстреляли. Печально. Что ж, мужчины — они мужчины и есть.

И они обе улыбнулись.

— Это просто псевдоним, мама. В самый раз для моей рубрики.

Мать кивнула.

— Пожалуй, приму таблетку, — сказала она. — А завтра мы позвоним твоему брату. Пускай побольше расскажет нам о тех, кто убивает. Может, он в курсе того, почему те солдаты выполнили команду. Уверена, у него на сей счет имеется какая-нибудь теория. Это будет забавно. — При этих словах мать слегка закашлялась.

— Это было бы прекрасно.

Дочь протянула руку к подносу и открыла флакон с таблетками.

— Может, сразу две? — попросила мать.

Сьюзен поколебалась, но потом высыпала себе на ладонь две таблетки. Мать открыла рот, и дочь осторожно положила таблетки ей на язык. Затем помогла ей приподняться на подушках и поднесла к губам чашку с водой.

— Вкус ужасный, — пожаловалась мать. — А ты знаешь, что, когда я была маленькой, в Адирондаке[3] можно было пить прямо из горных речек? Просто наклонись, зачерпни и пей самую чистую, самую холодную воду. Вода была такая плотная, тяжелая… мы глотали ее, как пищу. Она была холодная. Чудесная, чистая и очень холодная.

— Да, ты мне рассказывала… — ласково улыбнулась ей дочь. — Много раз. Но теперь все не так. Все изменилось. И тебе нужно отдохнуть.

— А здесь жарко. Всегда жарко. Знаешь, иногда я не понимаю, что горячей — тело или воздух. — Немного помолчав, мать добавила: — Хотелось бы мне снова попробовать ту воду, хотя бы раз.

Сьюзен опустила голову матери на подушку и подождала, пока веки не затрепетали и не закрылись. Выключила лампу возле кровати и вернулась к себе. Коротко оглядела комнату, ища глазами какую-нибудь вещь, которая была бы не просто обычной и функциональной или хотя бы не такой бездушной, как револьвер на столе рядом с компьютером, а которая говорила бы о том, кто она, Сьюзен, или кем хочет стать.

Но она ничего не нашла. Кроме смотревшей на нее со стола записки:

ПЕРВОЕ ЛИЦО ВЛАДЕЕТ ТЕМ,

ЧТО СПРЯТАЛО ВТОРОЕ ЛИЦО.

«Ты просто устала, — мысленно сказала она самой себе. — Много работала, а сейчас сезон гроз и чересчур жарко». Жарко не то слово. Где-то над Атлантикой еще бушуют штормы, возникшие у африканского побережья, набравшие силу над океаном, и, приглядывая, куда бы обрушиться, они движутся на Карибы или, того хуже, во Флориду. Она подумала, что он вполне может двигаться к ним. Поздний шторм. Ураган. Старожилы Аппер-Киз говорят, поздние штормы в конце сезона хуже всего, хотя на самом деле какая разница. Ураган всегда ураган. Сьюзен постаралась взять себя в руки. Глупо пугаться какой-то анонимной записки, пусть даже она не смогла ее разгадать.

Несколько секунд она старательно пыталась поверить в эту ложь, а затем снова села за стол и схватила блокнот с отрывными страницами из желтой линованной бумаги.

Первый человек…

Может быть, Адам? Возможно, это связано с Библией.

Дальше пошло не так гладко.

Первая семья… Предположим, речь о президенте, но непонятно, что это дает. Затем ей пришли на память слова из знаменитой надгробной речи на смерть Джорджа Вашингтона: «Первый в дни войны, первый в дни мира…»[4] — и она повозилась с этой гипотезой, но быстро бросила. Она не вспомнила среди знакомых никого по имени Джордж. И тем более Вашингтон.

Сьюзен тяжело вздохнула, еще раз пожалев, что не работает кондиционер. Затем напомнила себе, что метод строится на терпении, и если не бросаться из стороны в сторону, то она справится. Она обмакнула пальцы в холодную воду, провела ими по лбу, потом по горлу, после чего сказала себе, что никто не стал бы подбрасывать ей зашифрованное сообщение, которого она не в состоянии разгадать. Иначе оно теряет всякий смысл.

Довольно часто кто-нибудь из ее постоянных читателей присылал ей записки, но всегда на адрес редакции и на имя Маты Хари. И на всех непременно был обратный адрес — часто тоже зашифрованный, — потому что все, скорее, стремились получить от нее признание своего ума и таланта, а не согласие на свидание. Правда, несколько раз ее все же поставили в тупик, но за провалом неизменно следовали новые успехи.

Сьюзен вновь опустила взгляд на записку.

Ей вспомнилась фраза, на которую она где-то наткнулась, — то ли пословица, то ли чье-то семейное изречение. «Если ты бежишь и слышишь топот копыт, то разумнее предположить, что за тобой скачет лошадь, а не зебра».

Это не зебра.

«Будь проще, — посоветовала она себе. — Ищи простой ответ».

Ну хорошо. Первое лицо. Единственное число.

Это — «я».

«Первое лицо владеет…»

Первое лицо, категория обладания?

Я владею… У меня есть…

Она склонилась над блокнотом и кивнула.

— Кажется, дело пошло, — тихо сказала она.

«…спрятало второе лицо».

Второе лицо. Это — «ты».

Она написала: «Я… ты».

Она перешла к «спрятало».

На мгновение ей показалось, что от жары поплыло перед глазами. Она сделала глубокий медленный вдох и потянулась за стаканом с водой.

Антоним к «спрятать» — «находить».

Она посмотрела на записку и вслух сказала:

— Я нашел тебя…

Ночная бабочка за москитной сеткой наконец оставила свои суицидальные упражнения и, свалившись на оконный карниз, сидела там одна посреди пышущей жаром безмолвной ночи, вздрагивая перед смертью, задыхаясь от незнакомого, навалившегося вдруг страха.

Глава 1

Профессор Смерть

Занятия заканчивались, и он сомневался, что его кто-то еще слушает. Он посмотрел на то место, где когда-то находилось окно, которое было заложено, и где теперь была ровная стена. На какую-то секунду он задался вопросом, ясное ли сейчас небо, потом решил, что нет. Он представил себе за выкрашенными в зеленый цвет стенами лекционной аудитории бескрайний, затянутый серыми тучами окоем. Затем снова повернулся лицом к студентам.

— Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, какова на вкус человеческая плоть? — неожиданно спросил он.

Джеффри Клейтон, молодой человек, с делано равнодушным выражением лица, которое придавало ему вид непривлекательный и неприметный, читал лекцию о любопытной склонности серийных убийц определенного типа к каннибализму, когда вдруг боковым зрением заметил, что на нижней стороне преподавательского стола бесшумно мигает красная лампочка. От внезапного чувства тревоги перехватило горло, но он, прервавшись лишь на секунду, взял себя в руки и перешел из центра небольшого возвышения к столу. Медленно опустился на стул.

— Итак… — произнес он, притворяясь, что перекладывает перед собой какие-то бумаги, — мы с легкостью можем заметить, что явление каннибализма имеет множество прецедентов в различных первобытных культурах, когда считалось, что, например, поедая сердце своего врага, можно приобрести его силу или храбрость, а поедая его мозг, можно обрести его ум. Поразительно похожие вещи происходят и с убийцей, который одержим теми или иными качествами выбранной жертвы. Он стремится стать одним целым с предметом своих вожделений…

Продолжая говорить, он осторожно положил руку под стол и начал внимательно наблюдать за примерно сотней студентов, сидевших перед ним в тускло освещенной аудитории, переводя взгляд с одного студента на другого, словно моряк, вглядывающийся в темный океанский простор в поисках знакомого ему навигационного знака.

Но в аудитории все было по-прежнему: скучающие взгляды, посторонние разговоры, редкие всплески любопытства. Он искал ненавидящий взгляд. Взгляд, полный гнева.

«Где же ты? — думал он. — Кто из вас хочет меня убить?»

Он не спросил себя: почему? Причина смерти так часто оказывается пустой, неважной, почти напрочь стираясь за своей повторяемостью и обыденностью.

Красная лампочка под столом продолжала мигать. Указательным пальцем он раз шесть нажал кнопку вызова охраны. Предполагалось, что тревожная сигнализация должна сработать в полицейском участке университетского кампуса, оттуда должны сразу прислать наряд, специально обученный и снаряженный. Так называемый СВАТ.[5] Но все это предполагалось в том случае, что кнопка работает, в чем он уже сомневался. С утра во всех мужских туалетах не было электричества, так что вряд ли этот университет способен поддерживать в рабочем состоянии электронику, если у них нет резервного электропитания.

«Ты с этим справишься, — сказал он самому себе. — Справлялся раньше, справишься и теперь».

Его взгляд продолжал изучать аудиторию. Он знал, что встроенный металлоискатель в дверях в конце зала имел дурную привычку то и дело отказывать, но знал также и то, что в начале семестра их преподаватель проигнорировал подобное предупреждение и в результате получил две пули в грудь. Бедняга так и умер от потери крови в коридоре университета, бормоча что-то о намеченной на другой день контрольной, в то время как его спятивший аспирант выкрикивал оскорбления над телом умирающего. Причиной нервного срыва якобы послужила неудовлетворительная оценка, полученная на промежуточной аттестации, — объяснение столь же вероятное, как и любое другое.