Дмитрий Сафонов - Эпидемия Страница 2

Распыление штамма произведено шесть часов назад, что соответствует удвоенному инкубационному периоду, однако клинических симптомов и вообще – каких-либо признаков заболевания у подопытного животного пока не наблюдается.

Можно предположить, что вирус циркулирует в крови животного, взятого для эксперимента. Его нейраминидаза находится пока в неактивной форме, что затрудняет проникновение вируса внутрь клетки.

Для активации предполагается посылать сигнал условленной частоты. Предельная выходная мощность сигнала ограничена 2 Ваттами, что в точности воспроизводит требования, предъявленные к разработчикам…

Ильин повернулся к ассистенту.

– Ну что, Коля? Я пошлю ему "валентинку"?

Говорить это не стоило; чуткие микрофоны ловили каждый звук, преобразуя его в цифровую форму, но Ильин не мог удержаться от немудреного каламбура. В конце концов, штамм А-Эр-Си – 66 был его произведением. Первая и пока единственная молекулярная форма, управляемая электромагнитным импульсом.

Николай кивнул.

Ильин сместился вправо и откинул прозрачный пластиковый колпак, скрывавший зеленую кнопку. Рука его не дрожала.

Передатчик, установленный в лабораторной комнате, надежно защищенной от всех видов электромагнитных волн, послал короткий повторяющийся сигнал.

– Теперь будем ждать, – сказал Ильин, поймав вопросительный взгляд ассистента.

Они сели рядом и стали ждать, уставившись на огромное, от пола до потолка, стекло, отделявшее их от лаборатории.

10 часов 35 минут. Один час двадцать семь минут спустя.

– Смотри-ка! – первым это заметил Ильин. – По-моему, началось!

Мужчины вскочили со стульев и подошли к стене. Прозрачная стеклянная преграда была вполне надежной, но, тем не менее, они не решались подойти к ней ближе, чем на метр.

– Что-то я ничего не вижу, – признался Николай. – Склеры нормальные, кожа цвет не изменила…

– Господи, да при чем здесь склеры? Ты смотри на поведение! Он уже не жрет свою баланду! Пятачок воротит!

– Да?

– Коля, поверь мне: ему не по себе. Неужели ты думаешь, что свинья без веской причины откажется от еды?!

– Ну-у-у…

Ильин махнул рукой и подошел к пульту.

– 10 часов 35 минут. Прошел один час и двадцать семь минут от момента начала эксперимента. Воздуха в баллонах пока достаточно, и я надеюсь, что этот хрюша околеет раньше, чем мы задохнемся… – он коротко рассмеялся и сменил интонацию. – Наблюдаем изменение поведенческих реакций подопытного животного – в частности, отказ от пищи.

Рука в резиновой перчатке потянулась к синей кнопке. Лампа под потолком лаборатории вспыхнула и погасла.

Нежно-розовый поросенок внезапно подпрыгнул, словно его ударило током. Он сделал три резких скачка и, уткнувшись в боковую стену лабораторной комнаты, упал. Затем он тяжело поднялся на ноги и стал дрожать – всем телом.

Это продолжалось недолго – около пятнадцати секунд, после чего поросенок, как ни в чем не бывало, подошел к бадье с баландой и принялся есть.

Ильин и ассистент переглянулись. Сквозь стекло скафандра Николай разглядел довольную улыбку шефа.

– Наблюдается период "черного пятна", – надиктовывал Ильин, – зафиксированный ранее в экспериментах с кроликами и морскими свинками. Девиация в привычном поведении, отказ от пищи, бурная единичная реакция на мощный световой раздражитель, проявление немотивированной мышечной активности, неконтролируемый тремор, после чего все приходит в норму, – он улыбнулся иезуитской улыбкой. – Правда, ненадолго. Диагноз: первичная вирусемия. Бурная репликация вируса и устойчивое персистирование продуктов распада клеток организма в крови. Через пятнадцать, самое позднее – двадцать минут ожидаем проявления вторичных признаков инфицирования.

Он хлопнул Николая по плечу и показал на стулья: мол, занимай места в партере. Где еще такое увидишь?

В этом он был прав. Нигде, кроме как на спецобъекте "Заслон-2", увидеть такое было невозможно. Управление смертоносным вирусом с помощью слабого сигнала фиксированной частоты – это что-то из области фантастики.

Либо – ежедневная реальность из работы фабрики по созданию бактериологического оружия, запрятанной в глухой сибирской тайге.

И то, и другое было пугающим. И величественным.

Россия, к тому времени почти потерявшая статус сверхдержавы, продолжала оставаться таковой – хотя бы потому, что на пути возможной агрессии стоял надежный заслон.

"Заслон-2".

10 часов 54 минуты. Один час сорок шесть минут от начала эксперимента.

– Ну вот, а теперь, кажется, и склеры… – удовлетворенно сказал Ильин.

Мужчины снова приблизились к стеклу.

Поросенок уже отошел от кормушки; она его больше не интересовала. Он уловил какое-то движение и увидел странных существ – за всю свою короткую жизнь ему не приходилось видеть ничего подобного. Поросенок громко завизжал, но не двинулся с места.

– Да, склеры… – согласился ассистент.

Глаза у поросенка выкатились из орбит и сделались алыми. Он несколько раз моргнул, и его белые пушистые ресницы окрасились кровью.

Ильин хлопнул в ладоши и вернулся к пульту.

– Так, теперь каждая минута пойдет под запись. А я уже вспотел, как мышь, и не прочь сходить в туалет. Ну да ладно, чем только не пожертвуешь ради торжества науки. Диктую… – он прочистил горло и начал.

– С момента появления первичных признаков прошло… девятнадцать минут. Это несколько быстрее, чем мы ожидали, но, думаю, все можно объяснить особенностями данного конкретного организма. Стенки кровеносных сосудов утратили свою целостность и стали свободно проницаемы для форменных элементов крови. Полагаю, нечто подобное происходит сейчас во всех внутренних органах животного – множественные кровоизлияния и массивный выход эритроцитов за пределы кровеносного русла. Термодатчики… – он бросил взгляд на электронные приборы, зелеными цифрами мерцавшие на пульте, – показывают увеличение температуры тела на одну целую и четыре десятых градуса.

Копытца поросенка разъехались на гладком полу; он чуть было не упал, но в последний момент дернулся и снова обрел равновесие. Этого небольшого толчка было достаточно, чтобы алая влага, скопившаяся в глазах животного, сорвалась с ресниц и потекла по морде двумя широкими дорожками.

– У-у-у, кровавые слезы, – сладострастно выдохнул Ильин. – Вот оно! Наконец-то!

В такие моменты Николай начинал по-настоящему бояться шефа; Ильину было глубоко наплевать на живых существ, над которыми он проводил эксперименты; казалось, ничего, кроме убийственных вирусов, его больше не интересовало.

– Так. Продолжаю дальше. Налицо минимальная утрата координации; видимо, это связано с кровоизлияниями в мозговые оболочки. На мой взгляд, уже в этот момент изменения в организме приняли необратимый характер… Надо будет подтвердить результатами вскрытия в последующих экспериментах.

Поросенок закинул голову набок и стал хрипеть. Из пятачка показались две вязкие красные нитки.

– Отлично, – сказал Ильин. – Видеозапись фиксирует время в автоматическом режиме, поэтому я больше отвлекаться на это не буду.

Передние ноги поросенка подогнулись, и он упал на колени, уткнувшись мордой в пол. При этом он выпустил струю алой пузырящейся мочи.

– Более сильная утрата координации, – отметил Ильин и продолжал. – Почечный барьер разрушен. Убедительный результат. Я, право, не думал, что все произойдет настолько быстро. Видимо, вирулентность штамма превосходит все мыслимые ожидания. Правда, нужно отметить, что кожа по-прежнему не пропускает форменные элементы крови, но это – просто вопрос времени.

Еще полчаса все продолжалось точно так же, без резких качественных изменений. Через полчаса шкура несчастного животного покрылась мелкими капельками красной росы – словно поросенок потел кровью.

– Кажется, близится финал, – сказал Ильин. – Еще немного – и мы сможем снять эти проклятые презервативы.

Поросенок завалился набок и забил ногами, будто пытался убежать от своей незавидной участи. Его пасть раскрылась в неслышном за стеклом крике, и из нее полетели сгустки темной крови.

– Конвульсии, – произнес Ильин. – Николай, фиксируй момент смерти. Она, как всегда, приходит вовремя.

Поросенок сделал несколько последних судорожных движений и затих, вытянувшись во всю длину.

– Ну вот и все, – сказал Ильин.

Голос его дрожал – от возбуждения.

– Получилось! "Нобеля" нам, конечно, за это не дадут… А по-хорошему – следовало бы. Это же – прорыв!

Николай, за весь ход эксперимента едва обронивший пару слов, молча кивнул. Эта картина всегда его подавляла. Он и сейчас не знал, что ему делать – радоваться, что четыре года напряженной работы увенчались успехом или бояться, что человечество приобрело новый смертоносный вирус? В любом случае, ему все меньше и меньше нравилась своя работа.