Михаил Рыбка - Пус Мидун Страница 2

– Чумазый? – Пус с трудом выдохнул из себя имя енота.

Никто не отозвался. Кот сунул морду в темноту пещерного свода и попытался разглядеть хозяина обители. Енот спокойно спал на тряпках, валяясь в углу и обнимая лапами банку с какой-то жидкостью. Мидун ввалился в пещеру и шумно раскинулся посередине в позе звезды.

– Чумазый… – голос Мидуна звучал все слабее. Сознание кота постепенно погружалось в зловонную горячую жижу, булькающее кипение которой затмевало другие звуки.

Неожиданно енот открыл один глаз, и по его телу пробежала судорога. Он вскочил, начал пятиться, щелкая зубами, его открытый глаз задергался, шерсть встала дыбом. Упершись затылком в стену, Чумазый вдруг поднял банку и швырнул ее в голову Мидуна, а сам, что было мочи, рванул вон из пещеры. Банка, расплескивая содержимое, звонко стукнула кота в голову и отскочила в угол. Тот не успел даже подумать о том, чтобы увернуться, отреагировать на происходящее у кота не было решительно никакой возможности. Ошарашенный Мидун закатил глаза и, хрипя с каждым вдохом, потерял сознание.

Проснулся он от приятного запаха. Енот Чумазый стоял над ним и водил около носа засушенным стеблем валерианы. Дивный аромат моментально заставил сердце биться, как отбойный молоток, зрачки кота расширились до размеров глазниц, уши плотно прижались к голове. Пус схватил стебель и сделал глубокий вдох. Облегчение приятной холодной волною пробежало по его телу, освободив из темного мрачного плена горевший разум. Для его сознания моментально наступил день. С минуту он вдыхал чудный запах, не имея сил пошевелиться, но вскоре мышцы налились силой и желанием действовать. Мидун резко вскочил на лапы и сходу отвесил Чумазому звонкую оплеуху. Енот, в принципе ожидавший такую реакцию кота, все равно не устоял и улетел в тот же угол, в котором спал.

– Ты сдурел? Чего в голову-то кинул? – закричал кот.

Енот закашлялся и поспешил зарыться глубже в тряпье. Оттуда он глухо изрек:

– У меня из-за тебя сердце чуть не встало. Я только третий месяц как после сердечного приступа, а ты меня пугаешь.

– Та не пугал я тебя, дурак! Я звал и стучал, мне плохо было!

– Ты все-таки извини, Пус. И за мочу извини.

Кот поднял уши.

– Какая моча, Чумазый?

Енот под тряпьем постарался чем-нибудь обмотать голову на случай новых ударов.

– В банке моча была. Я туда это… Ну чтобы на улицу не бегать, у меня энурез, ты же помнишь…

Кот вздохнул и опустил голову. Он смотрел на свой живот. Его шерсть, намоченная жидкостью из банки, свалялась комками, из-за этого появившиеся кое-где проплешины стали еще более заметны.

– Тебя как, утопить или тоже по башке двинуть чем-нибудь, чтобы ты издох и не мучился?

– Прости, Пус, ну я же не контролировал себя, я испугался, – Чумазый выглянул из тряпок и шумно сглотнул. – Я тебе еще травы дам. Уж как-нибудь рассчитаемся. У тебя еда есть какая-нибудь?

Мидун достал из своей ветхой котомки банку с грибами, украденную у Барки. На крышке банки была нанесена реклама: «Замучили кошки? Покупайте наш яд на основе валерьяны! Ваши кошки издохнут!» Кот скривился.

– Держи вот. Ты бы свою траву на еду менял, а то загнешься и без моей помощи.

Енот радостно выхватил банку и ловким движением челюсти содрал крышку.

– Спасибо! Вот ведь друг настоящий!

Пус посмотрел в сторону входа в пещеру. Отсюда открывался чудесный вид, позволявший окинуть взором мелкие холмики, возвышавшиеся за поселком. Некоторые из них жались поближе друг к другу, другие стояли одиноко, отбрасывая длинные тени. Солнце уже практически сбежало отсюда, оставляя ночи право на свой промысел. В тех краях мало кто бродил, местность была заболоченной и тропы не приживались на ней. Все интересы жителей поселка были связаны с лесом, росшим по другую сторону. А здесь правил Тучун – гора, на которой и жил енот, выброшенный обществом поселка далеко за пределы своего терпения. Иногда по ночам со стороны этих холмов доносились жуткие завывания, но никто не знал, чья беда там бродит. А может, это все лишь казалось им. Коту однажды привиделось, словно холмы передвигаются с места на место, стараясь покинуть эти дикие края.

– Тьфу!

Кот отпрянул от плюющегося енота, который вдруг перестал есть грибы и схватился за горло.

– Та чтоб ему! – Чумазый поднял открытую банку с грибами, из которой только что ел, и вышвырнул ее из пещеры. – Там черви!

Мидун опять вздохнул.

– И все-таки, ты дурак, Чумазый. Барка, а я у нее эти грибы взял, добавляет туда опарышей и личинки овода, чтобы вкус лучше был. Их есть можно, это же не куриные яйца.

Хозяин пещеры грустно и отрешенно кивнул, и пошел искать банку с грибами, чтобы доесть.

Кот тем временем сел поближе к давно потухшему кострищу и начал грести когтями пепел. Когда енот вернулся, Мидун спросил:

– А где тот твой капкан большой, который ты когда-то на слонов ставил? У тебя он еще?

– У меня, конечно. В кладовке вон висит, на стену я его приклеил, – ответил Чумазый, поджигая керосинку.

– А он рабочий еще?

Енот обиженно скривил губы.

– Само собой, работает! У меня все работает! А зачем тебе такой капкан? Он же слону ногу перебивает.

Пус пожал плечами.

– Была мысль на лосося его поставить. Может, чего побольше удастся изловить.

– Бери, если надо будет. Мне не жаль. Только смажешь потом и на место приклеишь.

Мидун согласно кивнул и замолчал. Вспомнив что-то, он добавил:

– Там, на реке, иногда такое что-то из воды высовывается, что мне заходить туда страшно становится. Мутанты какие-то. Доел?

– Почти. Маловато, конечно. Но и то хорошо. И баночка лишняя появилась! – с умилением сказал енот.

– Ну, хорошо, давай мне, что там мое, и я пойду. Завтра мне на рыбу идти, а перед этим еще дела будут, так надо успеть выспаться.

Енот кивнул и засеменил в самый слабоосвещенный угол пещеры, отодвинул деревянную дверку в половину своего роста и исчез за ней. Раздался шум падающих камней, сдавленная ругань енота и через минуту он вернулся, волоча за собой небольшой пакетик, набитый аккуратно сложенными стеблями травы.

– Пус, может, попробуешь варить ее, а? Экономнее будет, да и сшибет лучше. Снотворное все-таки дорогая штука нынче, поди попробуй эту траву накосить, когда она ночью только косится.

Пус скривился:

– Мне Барка молока не приготовила, у нее оно не киснет. В чем варить?

– Да в чае можно.

– Может, сварю, только не в чем мне.

– Тебе котелок дать?

– Стащу где-нибудь. Очень мне надо тащить еще и котелок твой!

– Смотри, Пус, будь осторожнее. Я слыхал, что про тебя говорят… Вчера брат заходил, рассказывал. Подозревают тебя во всяком, и в том, что делал, и в том, чего не делал. За кирпичи-то ты знаешь, ну это ведь ты их украл и зарыл. Но тебе, кроме этого, приписали еще и то, что ты лес повалил, – енот осмотрелся по сторонам и перешел на шепот. – И что к макаке ты приставал, когда она в лесу была. А та сволочь обезьянья сидит и кивает! А как ты мог к ней приставать, если мы с тобой тут были и дурь варили?!.

Пус даже не моргнул.

– Пусть говорят. Не впервой, они всегда за моей спиной говорят.

– Оно-то может и так, но Кабанов все записывает, о чем они говорят.

Чумазый съел последний гриб.

– Кстати, у коз во дворе кто-то давеча памятник какой-то построил из грязи. Твоя работа?

– Ну, моя.

Енот заржал.

– Так, а почему памятник-то?!

– А что им, ратушу городскую строить?

– Ты – дикое существо, Пус, особенно когда под этим, – енот потряс пакетом. – А помнишь, как тогда, восемь лет назад в экспедиции?…

Мидун кивнул и ответил:

– Это когда тебе капканом ухо обрубило? Помню. Ты тогда еще кричал, что твоя енотиха тебя теперь домой не пустит, потому что какой же ты мужик без уха.

Енот описался.

– Та чтоб тебя, – протянул он. – Уже и днем достает.

Прикрывая срам, енот выбежал из пещеры и зашумел охапкой травы.

– Не тот ты уже, старик, не тот, что был раньше. Раньше из-за тебя тигры ссались, а теперь ты вон из-за сквозняка.

Чумазый вернулся и утер слезу.

– Раньше я дураком был, не ценил того, что имел. А теперь я умный, но мне от этого не легче.

– Ты и сейчас дурак.

– Тем более.

– К чему это ты?

– К тому, Пус, что мы издохнем скоро. И что все эти мои болячки… в общем, время берет свое.

Кот улыбнулся.

– Зато коты живут дольше енотов раза в два.

– Кто тебе сказал? Ты столько травы жрешь и кислого молока пьешь, что твоя печень уже наверняка черная. Ты еще меня опередишь.

Мидун встал и собрался уходить.

– Ладно, Чумазый, спасибо тебе за мочу, за пепел, и за банку в голову. Я тебе завтра рыбы занесу под вечер, не помри к тому времени. Может, воск достану, так мы бутербродов каких-нибудь сделаем. Ну, давай. До скорого!

Ничего более не говоря, кивнув на прощальные слова Чумазого, Пус Мидун захватил пакет и растворился в густой темноте за порогом освещенной керосинкой пещеры старого енота.