Алексей Смирнов - Дачное общество «Ностальжи». Рассказы Страница 2

Вьюшин лечился не раз и не два. Он, отдадим ему должное, испробовал многое – не считая бессмысленных попыток задобрить неизменного спутника своего порока – вирусный гепатит сразу нескольких разновидностей. Временами Вьюшин, оценивая лечебный эффект, сожалел, что не цепанул СПИДа – это решило бы многое. Печень разваливалась, окрашивая вьюшинское лицо в соломенно-мочевой цвет. Нестерпимый зуд побуждал вновь и вновь раздирать нарывы и язвы, голова забивалась железной стружкой, ноги не чувствовали тверди земной – да, бесспорно, СПИД пришелся бы кстати.

Письмо удивило Вьюшина: он уж и забыл, как в минуту отчаяния отписал какому-то народному проходимцу, высмотрев в дешевой газете полуграмотный призыв довериться и исцелиться. Вьюшин, уверенный в неизбежном фиаско, черкнул-таки далекому Авиценне пару строк. А тот не поленился, ответил, и… что такое? Вьюшин вчитался внимательнее: его приглашали, что называется, на полный пансион, бесплатно, не оговаривая сроков – нечто неслыханное. Он закусил обескровленную, треснувшую губу и задумался. Подозрительно, конечно, но чем он рискует? Ему, между прочим, негде будет жить, когда покупатель соизволит рассчитаться, и захолустная деревня в этом случае – чем не вариант? Опять же он окажется в удалении от соблазнов сатанинского мегаполиса, и ужаленные дьяволом знакомцы не смогут его отыскать… Квартирных денег хватит, чтобы на какое-то время обеспечить себя порошком, а там, глядишь, ему либо помогут, либо нет. А если отрежут голову и ограбят, так ему в конце концов не жалко – что толку себя обманывать, держась за давным-давно не нужную жизнь.

Все же письмо нездоровое, с червоточиной.«Глубоко уважаимый кандедат Вьюшин! Общество Гептарха расмотрело вашу просьбу и решило послать вам это преглашенее. Вы получете кров стол и нашу заботу пре условеи согласия с сестемой наших взглядов и правилами повиденея. Пользу для здоровя гаронтируем. С приветом в предверие скорой встречи одепт Дуплоноженко».

Почерк вполне взрослый, устоявшийся, размашистый. Буквы замерли в полете, слова почти сливаются: похоже, что письмо писалось на одном дыхании, без раздумий, в тяжелом и мутном вдохновении.«Секта, похоже, – разочарованно подумал Вьюшин. – Сумасшедшие». И тут он почувствовал, что зыбкий фон химического бытия пошел рябью и очень скоро его скрючит опять. Гоня сомнения, Вьюшин бросился к телефону вызванивать безалаберных покупателей квартиры. Так и не добившись ничего, он начал звонить на вокзал, желая заранее ознакомиться с расписанием поездов.

3

Пассажиры, выползшие подышать свежим воздухом, оказались осторожным народцем и далеко от вагонов не отходили. Станция была маловажная, городок захудалый, дерьмовый, и поезд не собирался здесь долго задерживаться. В вокзальный буфет спешили самые отчаянные. И очень немногим выпала доля остаться в городе насовсем: скудный числом провинциальный люд, распаренный и отдувающийся, волочил поклажу в родной муравейничек. Особняком держался нервный, заполошный мужчина без возраста: желтое лицо, хищная лысина, что отвоевала лучшие куски некогда плодородных территорий; прыгающие руки, шаркающие стопы, круглое циррозное брюшко – все это с некоторых пор был Вьюшин. Он направлялся в город, однако путь его лежал гораздо дальше. Дело оставалось за малым: найти автовокзал. Собственно, искать, как выяснилось, было нечего: пара грязных, душных автобусов сонно стояла посреди маленькой площади. Вьюшин переложил чемодан из руки в руку, в сотый раз проверил, на месте ли квартирные деньги, и зашагал к кассе. Всю дорогу его терзали химические страхи – вдруг новые квартировладельцы наведут на него злодеев, и он будет умерщвлен в пути, так и не испробовав последнего средства. Одновременно он с большим трудом удерживался от искушения истратить всю полученную сумму на героин. Во-первых, поступи он так, его бы точно удавили алчные наркодельцы. Во-вторых, никогда не поздно вернуться и пополнить запасы. А в третьих, обратная дорога ему заказана: если он исцелится, то деньгам уж всяко найдет применение, а нет – так он поразит сей мухосранск чудовищным пиром, буйным прощанием с жестокими земными пределами.

В кассе на Вьюшина взглянули недоверчиво. Конечный пункт его путешествия не пользовался популярностью. Он ехал в место, где пришлые люди считались великой редкостью; обычно автобус возил туда-обратно только постоянных жителей поселка, навещающих райцентр по хозяйственным нуждам. Вьюшин, получив билет, посмотрел на застывшие часы, и время, которое они показывали, странным образом совпало с истинным. Один из автобусов ни с того, ни с сего взрыкнул и нехотя подкатил к кассам. Вьюшину повезло, он успел вовремя. Несмотря на полдень, других автобусов в этот день не предвиделось.

В салоне сгустился невыносимый зной. Пора было ехать, но шофер, похоже, никуда не спешил. Он сполз с сиденья, вылез из кабины, лязгнул какой-то панелью и начал рыться в машинном брюхе. Минутой позже он взял грязную ветошь и вяло побрел прочь, покачивая мятым оцинкованным ведром. Местные нравы не жаловали суеты. Постепенно народ стал прибывать; все пассажиры, конечно же, отлично друг друга знали и даже не утруждались приветствиями, видя в соседе не более чем деталь вечного пейзажа. Вьюшин не сомневался, что его присутствие было мгновенно замечено и вызвало животный интерес, однако не в обычаях здешней публики было чем-то сей факт обнаружить. Он не поймал ни одного любопытного взгляда и не услышал ни единого слова, произнесенного шепотом на ухо. И правда: дорога неблизкая, времени – хоть отбавляй, и всему свой черед. Сзади тяжело опустился на сиденье средних лет дядька с доверху набитыми продуктовыми сумками. Он водрузил их на колени, надсадно закашлялся и что-то пробормотал, отгоняя подоспевшую муху. Вьюшин глубоко вздохнул и утомленно откинулся на спинку. Ужасно хотелось пить. Нарастала тревога: перед выходом из поезда он успел угоститься приличной дозой хорошего, но если знойная деревенская хморь затянет отправку еще на час-другой, ему несдобровать. Может, выйти, прикупить лимонада? Салон почти заполнился; расшатанные нервы Вьюшина, невзирая на явную надуманность страхов, держали его на коротком поводке. Черт их знает, местных ящеров – возьмут и тронутся без него… с багажом! Вьюшин содрогнулся при одной лишь мысли о такой возможности. В чемодане лежали все его припасы, лишиться их означало неизбежную гибель. Он мигом забыл, как только что планировал устроить пиршество по случаю прощания с жизнью. Вьюшин вытер пот со лба и тут же взвился: его похлопали по плечу. Прикидывая, как и куда ударить, он медленно обернулся. Дядька с сумками протягивал ему пластиковую бутылку с теплой водой.

– На, глотни, – сказал незнакомец по-житейски, с безадресным ботаническим добродушием. – А то, гляжу, лица на тебе нет.

Вьюшин перевел дыхание и разжал в кармане пальцы, схватившиеся за выкидной нож.

– Спасибо, – промямлил он невнятно, осторожно взял бутыль и вдумчиво, знакомясь с каждой водной молекулой, отхлебнул. Возвращая бутылку, он еще раз поблагодарил доброго человека.

– Вот, – удовлетворенно крякнул дядька вместо «не за что – пей на здоровье». – Видок-то у тебя хворый. Болеешь?

Вьюшин полуразвернулся и прищурился на болтливого субъекта. Оценил красное полнокровное лицо, седые волосы, совсем не глупые глазки, металл во рту, крестик в проеме расстегнутой потной рубахи.

– Надолго в наши края? – ушлый попутчик, не долго думая, взял быка за рога и приступил к допросу.

Вьюшин помедлил, обдумывая ответ.

– Как получится.

– Ну! – одобрительно подхватил пассажир. – Золотые слова! Точно никогда ничего не знаешь, правильно сказал.

Вьюшин блекло улыбнулся вежливой улыбкой.

– Как звать-то тебя? – продолжал допытываться надоеда.

Вьюшин сдержанно назвался.

– Ага, – кивнул дядька. – А я – Ауслендер Иона Борисович. Не жарко тебе в рукавах?

Вьюшин решительно замотал головой. Ему было жарко, но рукава скрывали нарывы и струпья. Он потихоньку вжался в угол, смекая, что еще чуть-чуть – и его припрут к стене. Однако Ауслендер неожиданно оставил опасную тему и с удовольствием заговорил о своей особе.

– Думаешь, откуда здесь взяться Ауслендеру? А нашего брата всюду хватает. Сам я тут не первый год – привык, мхом покрылся – в общем, замаскировался. И это вот, – он зыркнул через губу в направлении крестика, – и это, – он повертел перед вьюшинским носом руками в мозолях, а после их зачем-то понюхал. – А куда денешься? Тутошний народ консервативный, замкнутый, всякие новшества не приветствует.

Вьюшин с тревогой внимал собеседнику, который сочетал в своей речи нарочито простецкие выражения с привычными, видимо, прежде интеллигентскими словечками. Ассимиляция казалась успешной, но только на кой черт она понадобилась в действительности?