Алекс Равенсо - Тёмный мёд. Сборник произведений Страница 2

В трубке что-то щелкнуло и пошли короткие гудки.

– Дерьмо, – выругался вслух Винни. – Ты слышишь, Пятачок? Спираль развернулась до конца, теперь ей пора сжиматься. У Иа неприятности, полицейские висели у него на хвосту три недели, и сейчас Ослик сказал, что хвост пропал.

– Дерьмо, – выругался стоявший в коридоре Пятачок. – Если полосатые убрали хвост, значит скоро они уберут самого Иа.

– Верно. А без Иа мы не узнаем, кто стоит за нелегальными поставками меда в город… Клубок раскручивается, Пятачок, и мы должны успеть его смотать первыми. Чертова черная бухгалтерия сама себя не найдет, а без Иа мы не найдем даже, за что в этом клубке ухватиться.

Он выбежал из полыхающей комнаты, схватил Пятачка за ворот плаща и сквозь зубы прошипел:

– Бери ружье, мы идем на охоту за медом.

Ножи всегда опасны, даже когда лежат на столе. Ты смотришь на их остро заточенное лезвие и понимаешь, что эта вещь может тебя убить. Ты берешь их в руки и удивляешься тому, насколько смертельным может быть эта холодная сталь. Пуля тупа, пуля летит туда, куда ты ее отправишь, и пуля не выбирает. А нож… нож всегда сам знает, куда воткнуться. Нож чувствует, как бьется в твоих венах под тонкой кожей кровь, как она пульсирует и боится вытечь из твоих сосудов. И его влечет к ней, тянет туда, где любое его прикосновение смертельно. Где каждый поворот металла принесет бесконечную боль. Где любое движение делает рану еще больше. И ты понимаешь, что потому они опасны, даже когда лежат на столе.

Тем более, когда они воткнуты в чье-то горло.

Тело Ослика накрывали простыней, белой, и уже грязной. К серым потекам добавлялись красные, неестественно яркие в предрассветном сумраке; из-под белой ткани вывалились руки в серых рукавах пальто и в черных кожаных перчатках, похожих издали на копыта. Полицейские мигалки погасли и скрылись во тьме, тело бросили в фургон и увезли, место убийства оцепили, поставили офицера охранять, и все стихло.

Винни вышел из-за угла и медленно подошел к копу.

– Доброго вечера, сэр, – сказал он, сплюнув сквозь зубы в сторону.

– И вам, – нехотя ответил полицейский.

– Убийство?

– Само… – полицейский сделал паузу, потом добавил, – убийство.

Кивнул, и еще раз, подозрительнее, вгляделся в лицо Винни, скрытое в тени шляпы.

– Что-то не так? – поинтересовался Винни спокойно.

– Ваше лицо мне знакомо, сэр…

– Посторонним Вэ, частный детектив, – ответил Винни, – расследую одно дельце, по которому проходил убитый… ммм…

– Иа, – подсказал коп, – Ослик Иа. Да, мистер Посторонним, я теперь вспомнил вас, видел как-то в кабинете у шефа.

– Прекрасно, сэр, – улыбнулся детектив. – В таком случае не ответите ли на пару вопросов…

Полицейский завертел отрицательно головой.

– Нет-нет, что вы, – на лице его была растерянность. – Нам запретили распространять информацию о деле. Газетчики пронюхают, свяжут труп с нашими двумя… – и он осекся, поняв, что сболтнул лишнего.

– Вашими? – переспросил Винни, прищурившись.

– Я вам ничего не говорил, мистер, – заволновался полицейский, – вам, очевидно, почудилось.

– Нет, отчего же, – улыбнулся детектив, – я прекрасно слышал, как вы произнесли «с нашими двумя».

– Вам показалось, сэр, – глаза у копа забегали, он явно пытался выйти из ситуации.

– Ну конечно же, мне показалось, – наигранно поддался Винни. – Просто мне думалось, что вы имеете в виду тех двоих ваших, которые следили за покойным три недели. Ну, вы знаете, тех, которых нашли недалеко, в двух кварталах отсюда…

– В трех, – вставил быстро коп.

– Да-да, простите, в трех. На перекрестке сорок второй и пятой.

– И третьей. В обратную сторону, сэр, – кивнул полицейский.

– Именно. Вы же мне этого не говорили, это же я вам сам сказал, не так ли?

– Да, сэр, вы сами так сказали.

– Благодарю вас, офицер, вы очень помогли следствию, – Винни деланно наигранно отдал честь и побрел назад, к поджидавшему его за углом Пятачку.

– Все так, мой друг, – сказал он напарнику, как только приблизился к тому, – они нашли хвост.

– И что же нам теперь делать, Винни? – нахмурился Пятачок.

– Когда у тебя за одну ночь на руках два трупа, это неспроста, Пятачок. Верить в совпадения, или нет – выбор каждого, лично я в совпадения не верю. Кролик был безумен, мед сделал из него шизофреника, но с Осликом все сложнее. Да и воткнуть самому себе в горло нож – довольно странный способ самоубийства, мне кажется. Может для копов это не настолько очевидно, и дело будет закрыто, но мы – не копы, и мы будем продолжать копать.

– Как скажете, сэр, – встрепенулся Пятачок. – Куда же мы сейчас?

– Мы пойдем в гости. В этом городе есть всего лишь один человек, который может нам помочь.

– Со̀ва?

– Она самая. Только она видит все ниточки этой паутины, и только она знает ответы.

Потому что она когда-то сама варилась в этом. Потому что она – порождение самой темной ночи этого города. Потому что она когда-то держала за яйца самого Кристофера Робина. И за его, Винни, яйца, впрочем, тоже.

Она стояла на балконе и курила, и светлый силуэт ее тела казался настолько призрачным, что Винни ущипнул себя за ногу. Дым, выпущенный из ярко-алых губ, медленно растворялся в сыром ночном воздухе, большие клубы его в лунном свете, казалось, повторяли ее силуэт, и в такие моменты он думал, что на балконе два призрака. Легкий ветерок иногда срывал искры с кончика сигареты и уносил их в ночь, и только по их следу в темном воздухе Винни мог определить, где стоит девушка, а где – ее призрачный дымный двойник.

Со̀ва, с ударением на первый слог, как ей нравилось… Умная и дьявольски красивая, соблазнившая полгорода, но действительно отдававшаяся только ему. Безумная в сексе и по дикому грациозная в жизни, она всегда глядела на этот мир своими огромными темными глазами чуть насмешливо и слегка надменно. Настолько слегка, что каждый возле нее ощущал себя чуть хуже и от того становилось не по себе. Каждый, только не он. Потому что только с ним она была тем, кем являлась на самом деле.

– Ты ведь не зря пришел, – глухо донеслось до него с балкона, и Винни понял, что она плачет. – Ты, чертов сукин сын, не приходишь просто так никогда.

– Не в этот раз, малышка, – попытался оправдаться он.

– Не лги мне! – она отшвырнула сигарету и стремительно ворвалась в комнату, принеся с собой неизвестно откуда взявшиеся в этом ночном смраде прохладу и свежесть. – В последний раз, когда тебе ничего не было нужно, тебя принесли на носилках и в твоей груди было четыре пули. И тебе не нужно было ничего всего лишь потому, что ты был одной ногой в могиле и не соображал ни черта!

– Были еще моменты, – неуверенно сказал Винни.

– Не было! – выкрикнула она. – Ты – чертов ублюдок, вечно копающийся в отбросах и вечно получающий пули вместо благодарности. Борец за справедливость, с тремя шрамами на печени! Я каждое утро просыпаюсь в страхе услышать, что тебя убили, каждое чертово утро встаю с надеждой, что ты позвонишь и скажешь мне: привет, милая, со мной все нормально. Но нет, телефон молчит, и я снова засыпаю в мольбах о том, чтобы Господь сохранил тебе жизнь хотя бы до утра!

– Я благодарен тебе за это…

– Засунь себе свою благодарность! – Со̀ва вскочила на кровать и теперь возвышалась над ним прекрасной древнегреческой статуей, полуодетой, но все же демонстрирующей достаточно, чтобы привлечь его внимание. – Ты появляешься раз в месяц, вот твоя благодарность, мерзавец!

Со̀ва замахнулась, чтобы пнуть его посильнее, но он перехватил ее под коленки, и она свалилась на кровать.

– Ты должен прекратить, – вытирая слезы, сказала она чуть тише, – прекратить подставляться под пули и подумать о том, что же дальше. Подумать обо мне. О нас.

– Я каждый день думаю о тебе, – сказал он и это было правдой. – И я буду с тобой каждый день, если…

– О, Господи, – взмолилась она, – снова эти если…

– Ты же знаешь.

– Что тебе нужно на этот раз, Посторонним? Какая жертва будет достаточна для твоего алтаря, что мне сделать, чтобы этот кошмар прекратился?

– Мне нужно добраться до него. Мне нужен Кристофер Робин.

– И все? Всего лишь? Самый страшный человек этого города, ни много ни мало. У меня есть выбор?

– Да. Или ты можешь разлюбить меня.

– Господи, – повторила она. – Я согласна.

Со̀ва встала, подошла к большому, во всю стену, зеркалу, набросила тонкий шелковый халат и завязала пояс.

– Ты дашь показания в суде?

– Да, черт тебя побери, Винни, я дам эти чертовы показания. Я сдам этот чертов город ради тебя, я сдам весь этот дерьмовый мир, если от меня это потребуется. Ты доволен?

Она повернулась, и ее пронзительный взгляд словно просверлил его насквозь, но Винни не ответил.