Дом номер тринадцать против ЖКХ - Айгуль Малахова Страница 2

Татьяна Савельевна и не догадывалась о страшной судьбе дезинсектора, которого по совпадению звали Виктор Мокрицын. О ней мог бы рассказать тринадцатый дом, но его никто не спрашивал. А рассказать было о чём. Итак, обо всем по порядку.

В назначенное время в третий подъезд тринадцатого дома вошёл человек в спецодежде и с парой баллонов для опрыскивания, прикрепленных к его спине. Мужчина поднялся на второй этаж, воровато огляделся и по его губам скользнула гаденькая улыбка. Раз уж пришёл, надо и пользу из этого извлечь!

Он достал из глубокого кармана спецодежды стеклянную банку, внутри которой копошилось и шевелилось что-то тёмное. Открутив крышку, Мокрицын наклонил посудину, из которой на выщербленный пол с шорохом высыпалась куча тараканов. Чуть помедлив, словно приходя в себя насекомые неспешно расползлись в разные стороны, исчезая за дверными косяками новых жилищ.

Завершив, таким образом своё чёрное дело, Виктор аккуратно закрутил крышку и убрал пустую банку в карман. Любил он порядок, что поделать. Беззаботно насвистывая, удовлетворенный мужчина поднялся на четвёртый этаж.

Он не видел, как лампу, горевшую на площадке — заслонила тень, словно туча набежала на яркое солнце, не обратил внимание на глухое ворчание водопроводных труб — похожее на угрожающие раскаты грома вдали.

Виктор надавил на кнопку звонка. Открыла бабуля — божий одуванчик, таких, он знал по опыту — обдурить проще всего. После короткого осмотра квартиры, дезинсектор расстроенно поцокал языком и выдал двойную цену.

— У вас тут просто колония тараканов! — вынес он неутешительный вердикт.

Старушка охнула, но с озвученной суммой спорить не стала. Обычно Мокрицын всегда брал предоплату. Но тут, то ли чтобы показать бабуле свою безмерную доброту, то ли на радостях, что сегодня такой удачный день — он решил взять оплату после завершения обработки.

Когда старушка удалилась к соседке, прихватив с собой кошку, Мокрицын надел респиратор и быстро обработал две комнаты. Заминка возникла на кухне. Он уже почти заканчивал, когда полез опрыскивать пол и стену за газовой плитой, которая по виду была установлена ещё в прошлом веке. Виктор был педантом и всё совершал основательно, так что в этом к нему придраться было нельзя. Несмотря на его действия в подъезде получасом раньше, работу свою он всегда делал на совесть.

Вдруг острый взгляд Мокрицына выхватил из полутьмы пространства за газовой плитой какой-то клочок бумаги. Кусочек резанул глаз своим цветом и через секунду Виктор осознал, что на полу валяется скомканная пятитысячная купюра. Дезинсектор обрадовался неожиданным чаевым, стянул резиновые перчатки, нагнулся и почти достал пальцами до денег. Но поднять не смог.

Кряхтя, он отодвинул плиту и наполовину погрузился в небольшое пространство между ней и стеной. Поддев рукой купюру, Виктор собирался с победным кличем разогнуться, но вдруг почувствовал, что зацепился рукавом. Он попытался нащупать арматуру, которая пригвоздила его к полу, но пальцы наткнулись на что-то живое, упруго шевельнувшееся. Виктора крепко держало щупальце, выросшее из газовой трубы.

Мокрицын успел заорать во всю глотку и рвануться, но мир завертелся, переливаясь цветным калейдоскопом и дезинсектор с размаху плюхнулся на пол всем телом. Это было неприятно, но совсем не так больно, как ожидал его мозг. Мужчина упал на спину. Вот только место, в котором очутился Мокрицын — оказалось незнакомым.

Огромный тёмный тоннель уходил в бесконечность, а рядом высилась небольшая красноватая скала. Подняться почему-то было невероятно сложно. Виктор вертелся и так, и эдак, пока не понял, что мешают скорее всего баллоны на спине. В этот момент из огромной трубы сверху прямо на его лицо пролилась вонючая жидкость, заполнив его рот. Мокрицын едва не захлебнулся, но каким-то чудом, невероятно извернувшись, ему удалось подняться на ноги, зацепив при этом край скалы. Она вдруг двинулась с места, и Виктор понял, что перед ним какая-то рукотворная конструкция из лёгкого материала, пожалуй, даже бумаги.

Обойдя её, Мокрицын увидел с другой стороны огромные коричневые полосы и ещё более крупные буквы.”…ублей” прочитал он и похолодел, начиная осознавать, что именно за скала находится перед ним.

Дезинсектор опустил глаза и попытался закричать от ужаса, но издал лишь щёлкающий звук. Вместо рук и ног у Виктора были отвратительные конечности. «Тараканьи лапки», — как будто шепнул ему кто-то в ухо. Мокрицын завертелся на месте, пытаясь удрать от смертоносного ливня, вновь хлынувшего сверху, но он уже чувствовал во рту омерзительный лекарственный привкус.

В голове мутилось, Виктор часто терял сознание и всё полз куда-то в темноте тоннеля, а потом по шершавым доскам.

Вскоре оглушительно хлопнула дверь, дезинсектор услышал над головой растянутое:

— Фу, какая гадость!

А потом мир лопнул на сотни осколков, и погреб под своими руинами Мокрицына Витю.

2

Сколько себя помнил, (а, точнее, после училища) Василий Борисович, в родном коллективе именуемый не иначе, как Борисычем — он работал слесарем в жилищном управлении «Помощник жильца». Помнил он себя довольно давно: на днях мужчине исполнилось сорок пять лет и в честь круглой даты Борисыч «проставился» коллективу.

После недельного празднования, когда разъярённые жильцы, заявки которых благополучно копились — стали грозиться небесными карами, прокуратурой и судами, коллектив вернулся к работе. Вздыхая и негромко бормоча проклятья жильцам, у которых вечно что-то прорывало, забивалось и текло, приступил к трудовым будням и В. Б. Семёнкин, то есть Борисыч.

Дом номер тринадцать в третьем квартале он не любил больше всего. Кирпичная развалюха, которую Василий, откровенно говоря, попросту ненавидел — кажется платила ему ответным чувством. Стоило закрыть одну заявку, как на её месте, подобно отрубленной голове Змея Горыныча — тут же возникала новая. Проклиная всё на свете, а в особенности, старые сгнившие трубы тринадцатого дома, слесарь плёлся обратно.

— Ты, Борисыч, не умеешь работать, — в который раз назидательно говорил ему мастер, Ермилин Андрей Петрович, среди своих звавшийся Петровичем, со звоном размешивая сахар в стакане с горячим чаем.

Петрович делал крупный глоток, довольно крякал и поднимал вверх указательный палец. Этот жест Борисыч ненавидел, пожалуй, даже больше прокуренных пожелтевших ногтей бригадира и его назидательной манеры разговаривать.