Аджи Диас - Торговец счастьем Страница 20

– Может быть, – ответила Коул без энтузиазма. – Расскажи мне о родителях. Надо было еще вчера тебя спросить. Какими они были?

– Не самые лучшие хозяева, – с явной неприязнью произнес дом. – Я долгие годы принадлежал Марсам, изначально Тордалю Марсу, потом его сыну, а позже внуку. После его смерти я достался твоему отцу. Он редко появлялся здесь. Но после женитьбы прятал свою жену именно в моих комнатах.

– Прятал? Мою… мать? О чем ты?

Коул замолчала, заметив в окне, в рамках с фотографиями и в зеркале множество своих отражений. Десятки ее лиц, маленьких и больших, выражали разные эмоции: улыбались, корчили рожицы, показывали языки, хмурили брови или просто таращились на Коул немигающим взором.

– Неспокойные времена, – заговорили лица голосом Коул. – Когда снаружи были слышны крики и выстрелы. Революция, гражданская война. Город сошел с ума. Люди убивали друг друга. Аристократы, простолюдины, жандармы, маги, все против всех. Вальма Марс пряталась в этой самой комнате, когда ее муж пытался защитить императора и юного принца. Они попрощались здесь. Феликс обещал вернуться, обещал все исправить, а беременная Вальма плакала и умоляла мужа остаться с ней. Они собирались уехать из города. Сбежать. Рыцарю оставалось лишь вытащить молодого принца из дворца. Какова ирония! Он не смог спасти никого!

– Расскажи мне то, какими они были. – с нажимом сказала Коул, которой осточертели россказни о революции.

– Вальма Марс – красивая, добрая и глупая. Дочка какого-то графа. Она любила рисовать, несколько ее картин, кстати, висят на первом этаже. Я знал ее мало времени, чтобы сказать больше. Но я знаю одно, она безумно любила своего мужа и очень ждала своего ребенка.

Меня она ждала, поправила про себя Коул.

– Феликс – гордый, смелый и глупый, – продолжал дом. – Рыцарская честь, верность императору, дружба с юным принцем. Доспехи и плащ, меч и браслет. К сожалению, он выбрал не ту сторону. Надо было ему согласиться на предложение учителя.

– Какое предложение?

– Такое же, какое ты услышишь сегодня из уст Крита.

Лица в отражениях нахмурились, исказились, будто все стекло в комнате вот-вот лопнет. Дом явно был зол.

– Может быть, расскажешь подробности? – Коул стало жутковато.

В этот момент в дверь постучали, и лица тут же исчезли.

– Эм… Извините, – сказал за дверью Стром. – Скоро вам ехать на встречу.

– Я в курсе, – бросила Коул. – Сейчас спущусь.

– Дело не в этом…

Коул ругнулась и пошла открывать дверь.

– Ну что? – спросила она, глядя на дворецкого с большой коробкой в руках.

– У меня посылка для вас, – с ухмылкой на лице сообщил Стром.

Коул открыла коробку и недоуменно воскликнула:

– Платье!?

– Не совсем. Скорее парадный костюм. Господин Крит хочет, чтобы вы пришли в этом.

– Да в бездну все! Я не буду носить эту хрень!

– Ну… – пожал плечами Стром, чья наглая улыбка растянулась от уха до уха. – Решать вам, но господин Крит очень настаивал. Я бы послушался, особенно учитывая факт, что вы должны ему.

– Ему? Это с какого черта, рыть-копать?!

– Напомню, что он является заместителем городского наместника, – вздернув свой крючковатый нос, сказал дворецкий. – А должны вы городу. Если будете умнее и станете выполнять небольшие распоряжения господина Крита, то возможно, дело с долгом можно будет замять. Просто совет.

Коул хотела накричать на дворецкого, а еще лучше избить его, содрать с его лица нахальную улыбку, заставить извиняться и умолять на коленях! Но вместо этого, она прорычала что-то невнятное и с силой захлопнула дверь.

– Проклятие!

От бессилия захотелось кричать, но Коул не доставит мерзкому дворецкому такого удовольствия. Швырнув коробку на кровать, она уселась на пол, упираясь спиной к двери. К горлу поступил комок, хотелось домой, в Мансель, к сироткам Врабье, к любимой! В данной ситуации Коул чувствовала себя заложницей. Сегодня платье, завтра косметика, а потом что? Даже представить было противно!

Может сбежать, проскользнула лукавая мысль в голове Коул. Скрыться. Переехать куда-нибудь далеко. Ага, попасться, а потом гнить на рудниках Шоллы, добывая сангум до самой старости! Какая еще старость? Там мало кто и пары лет может продержаться!

– Черт! Во что я впутался? – шепотом спросила Коул.

Дом молчал, и Коул была этому только рада.

Через несколько минут собравшись с силами, она решилась открыть коробку. Каково было ее изумление, когда наряд оказался не женским платьем, а черным костюмом с закрытым воротником. Под ним лежали брюки и белоснежная рубашка. Здесь же находились и черные блестящие туфли. И все ее размера! И самое главное мужское! Никакого корсета, никакой юбки, чулок, бантов или ленточек, как ожидала увидеть Коул.

Черт подери, а Крит не так уж плох, с облегчением подумала Коул и принялась примерять обновку.

– А вам идет, – без сарказма сказал Стром Фрустофер, когда девушка спустилась на первый этаж. – Только вот кепку вам придется оставить.

Коул молча вручила дворецкому головной убор и последовала за ним к выходу. Костюм был удобным, но из-за малого размера Коул чувствовала себя немного неловко. К ее неудовольствию, у нового наряда был большой минус – он плохо скрывал грудь. В этой одежде перепутать ее с парнем мог только человек с очень плохим зрением. Брюки были слишком узкими и плотно облегали ее бедра, а под костюмом легко узнавалась тонкая женская талия. Теперь ей негде было прятать свое тело и лицо.

Лучше так, чем в платье, подбадривала себя Коул, садясь в машину.

На освещенных многочисленными лампами улицах было по-прежнему многолюдно. Кто-то, ссутулившись, шел домой после тяжело трудового дня, кому-то наоборот, предстояло отстоять ночную смену. Все куда-то шли, быстрой поступью или неспешным шагом, поодиночке или шумной кампанией. Вот оно единственное сходство с Манселем – пешеходы, кровь города, текущая непрерывным потоком по венам-улицам, неважно днем или ночью.

– Хороший розыгрыш, – нарушила тишину Коул, сидевшая на заднем сидении. – Ты специально вручил мне коробку, зная о моей нелюбви к…

Стром ответил коротким смешком.

– Ко всему женскому? – уточнил он. – Я сам выбирал этот наряд. Извините, если размер не тот.

– Терпимо, – спокойно произнесла Коул.

Оставшийся путь она молчала, и дворецкий общительностью тоже не отличился. Не было больше экскурсий, никаких «а вот это здание справа, знаменито тем…» или «а этот памятник был воздвигнут в честь того…». Либо Строму это надело, либо он думал, что Коул уже никуда не денется.

Вот от чего их оберегала мадам Врабье, старая толстая монашка. Доверие – слабость. Надежда – яд. Слезы – смерть. Старуха выдавала много подобных «мудростей», настраивая маленьких девочек против всего мира. «Полагайся только на себя!», – твердила она постоянно.

Она умерла бы от стыда, услышав мою историю, с грустной иронией подумала Коул.

Узнать величественное строение с колоннами у входа и статуями на краю крыши не составило особого труда. При виде освещенной десятками прожекторов Арены доблести вспомнилась и безумная женщина с вокзала, говорившая о неких ужасных деяниях. Коул нахмурилась, размышляя о странном стечении обстоятельств, приведших ее именно сюда.

Может быть, та сумасшедшая действительно знала о чем-то, подумала Коул. Может она работает на Крита, как тот сыщик, сообщивший ей о наследстве и учтивый банкир-иглоликий?

На специальной стоянке были припаркованы десятки других машин. У входа, за ограждениями толпились журналисты, ожидающие местных знаменитостей. На Коул и Строма они не обратили никакого внимания, и лишь некоторые присмотрелись, пытаясь понять, кто они: новые члены местной богемы или обслуживающий персонал. Среди них Коул заметила знакомое лицо. Молодой парень в очках и клетчатом костюме курил сигарету и разговаривал с каким-то рыбоголовом. Коул видела его днем, перед зданием оперы. Заметив ее, журналист украдкой щелкнул своим ламповым фотоаппаратом.

– Почему они стоят здесь? – спросила Коул, поднимаясь по каменным ступеням.

– Бои им не интересны, – ответил Стром, идущий впереди. – Они пишут о скандалах. О знаменитостях, артистах, политиках и богачах. Здесь есть черный выход, но те, о ком они пишут, никогда им не пользуются. Все это – игра. Притворство. Если ты знаменит, ты делаешь вид, будто пытаешься скрыться от газетчиков, хотя заранее знаешь, что они будут тебя поджидать.

– Зачем? – засмеявшись, спросила Коул.

– Игра, – пожал плечами дворецкий. – Известность и слава – наркотик. Увидишь свое лицо в газете один раз и сделаешь все, чтобы увидеть ее снова.

– Как-то нелепо.

– Подождите. Ваш час еще настанет.