Уильям Айриш - Вальс в темноту Страница 20

Натюрморт под названием «Отчаяние».

Глава 25

Комиссар полиции Нового Орлеана был типичным представителем занимаемой им должности — ни прибавить, ни убавить. Пятидесяти семи лет, вес — двести один фунт, рост — пять футов десять дюймов, серебристо-черные волосы, намечающаяся лысина, курчавая борода, неумение одеваться, высокие принципы, но в пределах разумного; усерден, женат, при чтении вынужден надевать очки, иногда почки пошаливают. Звезд с неба не хватает, но и не туп, причем первое качество менее желательно для служителя закона, чем второе.

Его кабинет в здании полицейского управления не отличался уютом, но, поскольку предназначался он не для социальных мероприятий, а для работы, вряд ли можно было считать это большим недостатком. Здесь царила некая напыщенная атмосфера, видимо неизбежная в административных учреждениях подобного типа. Обои цвета слоновой кости побурели от времени (причем неравномерно) и покорежились, образовав волны и выступы; наклеены они были по меньшей мере во времена Ван Бурена. Пол покрывал зеленый ковер, выцветший до болезненно-желтого оттенка. С потолка свешивалась газовая лампа с четырьмя мутными стеклянными рожками в форме перевернутых тюльпанов. Стол комиссара, заваленный бумагами, был размещен таким образом, что хозяин кабинета сидел спиной к окну, а его собеседники — лицом к свету.

Его секретарь открыл дверь, закрыл ее у себя за спиной и доложил:

— Вас хочет видеть какой-то господин, сэр.

Комиссар на мгновение поднял голову от рапорта.

— Зачем? Пускай объяснит, что ему нужно, — недовольно произнес он глубоким баритоном.

Секретарь удалился, побеседовал с посетителем и вернулся.

— По личному делу, только для ваших ушей, сэр. Я предложил ему написать, но он утверждает, что это тоже невозможно. Он просит вас уделить ему минутку.

Комиссар удрученно вздохнул:

— Ладно. Через пять минут остановишь нас, Харрис. Заметь время.

Секретарь толкнул дверь, поднял два пальца, приглашая посетителя войти, и в кабинете появился старик. Усталый, изможденный, опустившийся тридцатисемилетний старик.

Секретарь удалился и начал отсчитывать пять минут.

Комиссар отложил в сторону изучаемый рапорт и с безличной приветливостью кивнул:

— Добрый день, сэр. Я бы попросил вас быть как можно более кратким. У меня порядком дел накопилось… — Он неопределенно обвел рукой свой стол.

— Постараюсь, сэр. Благодарю, что вы нашли для меня время.

Комиссару эти слова понравились. Пока что у него складывалось благоприятное впечатление.

— Присаживайтесь, сэр.

Он готов был предоставить посетителю по крайней мере отведенные ему пять минут, если не больше. Судя по виду незнакомца, он много выстрадал; и все же ему удалось сохранить внутреннее достоинство, пробуждающее скорее уважение, чем снисходительную жалость.

Посетитель опустился в большое кожаное кресло со сломанными пружинами.

— Итак, сэр, — начал комиссар, призывая собеседника незамедлительно приступить к делу.

— Меня зовут Луи Дюран. Двадцатого мая прошлого года я женился на женщине, прибывшей из Сент-Луиса и выдававшей себя за Джулию Рассел. Раньше я ее никогда не видел. Я взял с собой брачное свидетельство. Пятнадцатого июня она сняла с моего банковского счета пятьдесят тысяч долларов и исчезла. Я хочу, чтобы вы выдали ордер на арест этой женщины. Я хочу, чтобы ее схватили, предали суду и вернули мне деньги.

Комиссар некоторое время молчал. Совершенно очевидно, что не из-за отсутствия внимания или интереса, а, наоборот, из-за возникшего вдруг избытка и того и другого. Очевидно также, что он в уме перефразировал рассказ, приспосабливая его к своему образу мыслей, адаптируя его, чтобы лучше в нем ориентироваться.

— Разрешите я взгляну на свидетельство? — наконец проговорил он.

Дюран достал бумагу и протянул комиссару.

Тот внимательно прочел ее, но ничего не сказал в отношении документа. Два заданных им вопроса касались другого, но были весьма уместны.

Первый:

— Вы сказали, что раньше ее никогда не видели; как это получилось?

Дюран объяснил, как происходило ухаживание, и добавил, что, по его мнению, она — самозванка, а не та женщина, которой он делал предложение. Он обосновал свое мнение, но признался, что доказательств у него нет.

Второй и последний вопрос комиссара, заданный сквозь сложенные домиком пальцы, звучал так:

— Она подделала вашу подпись, чтобы снять деньги со счета?

Дюран покачал головой:

— Она подписалась своим именем. Я передал ей через банк это полномочие; она получила официальный доступ к счетам.

Пятиминутный срок истек. Дверь открылась, и юный Харрис, просунув внутрь плечо и голову, сказал:

— Прошу прощения, комиссар, но тут к вам…

Отменяя свои прежние инструкции, комиссар жестом приказал ему замолчать.

К Дюрану он обратился с подчеркнутой неторопливостью, показывая, что заканчивает беседу не по этой причине, а потому, что она подошла к своему логическому завершению.

— Я бы хотел сначала переговорить со своими коллегами, — признался он, — а потом уже предпринимать какие-либо действия. Это необычный случай, мне еще не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Разрешите мне пока что оставить брачное свидетельство у себя, я вам его верну. Приходите, скажем, завтра в это же время, мистер Дюран. — И, повернувшись к секретарю, он многозначительно произнес: — Харрис, завтра утром в это же время у меня встреча с мистером Дюраном. Проследи, чтобы нам ничего не помешало.

— Благодарю вас, господин комиссар, — поднимаясь, произнес Дюран.

— Пока меня еще благодарить не за что. Давайте немного подождем.

Глава 26

— Присаживайтесь, мистер Дюран, — предложил комиссар, пожав ему руку.

Дюран сел и приготовился слушать.

Комиссар собрался с мыслями, облек их у себя в уме в слова и, наконец, высказался:

— Мне очень жаль. Я выяснил, что мы вам ничем не можем помочь. Абсолютно ничем. «Мы» — я имею в виду городское полицейское управление.

— Как? — обомлел Дюран. Его голова вдавилась в кожаную черную спинку кресла. Шляпа, выпав из рук, скатилась с колен, и комиссар, предупредительно нагнувшись, поднял ее. На минуту Дюран лишился дара речи. — Вы… вы хотите сказать, что какая-то невесть откуда явившаяся проходимка может обманным путем вступить в брак, затем стащить у своего мнимого мужа пятьдесят тысяч долларов… и… и вы говорите, что ничего не можете сделать?..

— Минуточку, — с терпеливой доброжелательностью прервал его комиссар. — Я понимаю ваши чувства, но подождите минуточку. — Он протянул Дюрану брачное свидетельство, взятое у него накануне.

Дюран скомкал его в руке и с отвращением отбросил в сторону.

— Это… это же бездарная фальшивка!..

— Прежде чем мы двинемся дальше, необходимо внести ясность в этот вопрос, — сказал комиссар. — Это не подделка. Ваш брак имеет законную силу. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть значение того, что скажет. — Эта женщина официально является вашей супругой.

На этот раз Дюран еще больше остолбенел. От ужаса.

— Но она же не Джулия Рассел! Это не ее имя! Если я и женат, то я женат на Джулии Рассел — кто бы она ни была, — пускай это брак по доверенности, если вам угодно, но это не та женщина!

— Вот здесь вы ошибаетесь. — Каждое свое слово комиссар сопровождал отрывистым стуком пальцев по столу. — Я проконсультировался с представителями церкви, в которой был заключен этот брак, а также со специалистами по гражданскому праву. За вас выходила замуж лично та женщина, которая стояла рядом с вами в церкви, а не кто-то другой по доверенности. Каким бы именем она ни назвалась, фальшивым или настоящим, даже если бы она сказала, что она — дочь президента Соединенных Штатов — не приведи Господь! — она является вашей законной женой, согласно гражданскому праву и религиозным канонам; она, и только она. И этого никак нельзя изменить. Вы, конечно, можете расторгнуть брак на основании того, что она исказила информацию, но это уже другой вопрос…

— О Боже! — простонал Дюран.

Комиссар поднялся, достал из шкафа графин с водой и налил ему стакан. Дюран к нему не прикоснулся.

— А деньги? — наконец устало проговорил он. — Женщина крадет у человека все его сбережения, у вас под самым носом, а вы ему ничем не можете помочь, ничего не в состоянии сделать? Что же это за закон такой, который наказывает честных и защищает злодеев? Любая женщина может проникнуть к мужчине в дом и…

— Нет. Погодите-ка. Мы опять возвращаемся к тому, с чего начали. Любая женщина не может этого проделать и избежать наказания. Но в вашем случае это была не какая-то любая женщина.