Стив Берри - Третий секрет Страница 20

Еще она узнала, что Тибор — болгарин, что ему под восемьдесят, а может, и больше, никто точно не знает. Он слывет благочестивым человеком, поскольку отказался от спокойной жизни на пенсии, чтобы заботиться о несчастных детях, которым скоро предстояло явиться перед Создателем. Она представила себе, какое нужно иметь мужество, чтобы утешать умирающего ребенка, чтобы говорить десятилетнему мальчику, что скоро он окажется в гораздо лучшем, чем этот, мире.

Сама она не верила в такие утешения: Катерина с детства была атеисткой. Религия, как и сам Бог, создана людьми. Для нее все объясняла не вера, а простая политика. Если запугать людей и заставить их бояться кары некоего могущественного существа, то их проще держать в повиновении. Нет, верить надо только в себя, рассчитывать на собственные силы и самому прокладывать себе дорогу. Молитвы — это для слабых и ленивых.

Ей молитвы не нужны.

Она взглянула на часы. Половина второго, даже чуть больше. Пора ехать в приют.

Катерина понятия не имела, что станет делать, когда приедет Мишнер.

Но она что-нибудь придумает.

Подъезжая к приюту, Мишнер сбросил скорость. Часть пути от Бухареста он проделал по автостраде, широкой четырехполосной трассе, как ни странно, находившейся в очень хорошем состоянии. Зато о дороге, по которой он ехал потом, этого сказать было никак нельзя — ее поверхность была изрыта выбоинами и напоминала лунный пейзаж. И стоявшие на ней указатели составлены настолько бестолково, что он дважды сбился из-за них с пути. В нескольких милях отсюда он пересек реку Олт, пронесся над живописным ущельем между поросшими лесом скалистыми берегами. Ближе к северу равнинная сельская местность сменилась холмами, а затем и горами. Он не раз видел, как на горизонте змеится черный дым заводских труб.

В Златне он расспросил об отце Тиборе местного мясника, и тот охотно рассказал ему, как найти священника. Приют располагался в двухэтажном здании с красной черепицей. Выбоины и трещины в черепице говорили о здешнем сернистом воздухе, от которого у Мишнера сразу запершило в горле. На окнах стояли металлические решетки, стекла во всю длину затянуты пленкой. Многие из них закрашены белой краской, и он не мог понять, с какой целью это сделано: чтобы ничего не было видно снаружи или изнутри.

Заехав в обнесенный стеной двор, Мишнер наконец остановил машину.

Твердая почва густо заросла сорняками. Во дворе уныло приткнулась ржавая горка, рядом покосившиеся качели. Вдоль дальней стены текла какая-то черная и густая жидкость, видимо как раз и издававшая тот отвратительный запах, который сразу бросился Мишнеру в ноздри. В дверях здания появилась монахиня в длинном коричневом платье.

— Здравствуйте, сестра. Я отец Колин Мишнер. Мне нужен отец Тибор.

Он говорил по-английски, надеясь, что она поймет, и для верности улыбнулся.

Пожилая женщина сложила ладони и приветствовала его легким поклоном.

— Заходите, отец. Я не сразу поняла, что вы священник.

— Я на отдыхе и решил оставить сутану дома.

— Вы друг отца Тибора?

Она говорила на превосходном английском без всякого акцента.

— Не совсем. Скажите ему, что приехал его коллега.

— Он в доме. Проходите.

Она неуверенно остановилась.

— Скажите, отец, вам раньше приходилось бывать в таких местах?

Вопрос показался ему странным.

— Нет, сестра.

— Пожалуйста, наберитесь терпения.

Он кивнул, показывая тем самым, что понял ее, и поднялся вслед за ней по крошащимся каменным ступенькам. Внутри здания стоял запах мочи, экскрементов и запустения. Сдерживая тошноту, он старался не вдыхать глубоко. Инстинктивное желание заткнуть нос он решил подавить, чтобы не выглядеть «ватиканским чистюлей». Под его подошвами хрустели осколки стекла, со стен, как сгоревшая на солнце кожа, свисала отслаивающаяся краска.

Из комнат начали показываться дети. Их было много, около тридцати, и только мальчики всех возрастов, от почти младенцев до подростков, с бритыми головами — от вшей, как объяснила монахиня. Они обступили Мишнера. Некоторые хромали, у других была нарушена координация движений. Дети страдали косоглазием и дефектами речи. Они все протягивали к нему потрескавшиеся руки, настойчиво добиваясь его внимания. Голоса их звучали хрипло, говорили они на разных языках, но большинство по-русски и по-румынски. Кто-то спрашивал его, кто он такой и зачем приехал. Его еще в городе предупредили, что почти все дети здесь неизлечимо больны или страдают серьезными отклонениями в развитии. Картина казалась еще более ужасной из-за того, что дети были одеты в какие-то жалкие обноски, просто отрепья, а некоторые из них ходили вовсе с голыми ногами. Все страшно худые, у многих не хватает зубов, руки, ноги и лица покрыты болячками или открытыми язвами. Мишнер старался держаться осторожно. Накануне он прочел, что среди румынских сирот свирепствует ВИЧ.

Он собрался с мыслями и только хотел сказать, что Бог их не оставит и что в их страданиях есть глубокий смысл. Но не успел он раскрыть рот, как в коридор вышел высокий старик в черной сутане священника, но без положенного к ней белого воротника. На руках старик держал маленького мальчика, тот прижимался к нему, обнимал за шею, гладил по коротким белым волосам. Лицо старика, манера держаться и походка говорили о его смирении и доброте. За очками в хромовой оправе скрывались круглые карие глаза под густыми белыми бровями. Несмотря на его худобу, у него были сильные и мускулистые руки.

— Вы отец Тибор? — спросил Мишнер по-английски.

— Мне сказали, что вы мой коллега. — Он говорил на английском с сильным восточноевропейским акцентом.

— Я отец Колин Мишнер.

Старик опустил ребенка на пол.

— Димитру пора принимать процедуры. Почему я должен откладывать их из-за вас?

Мишнер не ожидал подобного недружелюбного приема.

— Ваша помощь нужна Папе.

Тибор глубоко вздохнул:

— Неужели он наконец решил обратить внимание на то, что здесь творится?

Мишнер хотел поговорить с ним наедине, и присутствующие, особенно монахиня, мешали ему.

— У меня к вам разговор.

Отец Тибор безучастно взглянул на своего гостя. Мишнер поймал себя на мысли, что поражен тем, в какой хорошей форме находится этот старик. Хорошо бы и Мишнеру, дожив до восьмидесяти, быть хоть немного похожим на него.

— Сестра, заберите детей. И сделайте Димитру процедуры.

Монахиня взяла мальчика на руки и, собрав остальных, повела их вниз. Отец Тибор на ходу давал ей какие-то указания по-румынски, и Мишнер даже понял кое-что, но захотел узнать больше:

— Какие процедуры ему делают?

— Мы массируем ему ноги и надеемся, что он когда-нибудь сможет ходить. Шансов мало, но это все, что мы можем.

— А врачи?

— Хорошо, если нам есть чем их накормить. О врачах мы и не мечтаем. — Старик отвечал неохотно.

— Зачем вы это делаете?

— Странно слышать такой вопрос от священника. Мы нужны этим детям.

Мишнер все еще не мог отойти от потрясения.

— И так по всей стране?

— Здесь еще ничего. Мы тут, как смогли, привели все в порядок. Но, как видите, еще многое не сделано.

— А как с деньгами?

— Только то, что дают нам благотворительные организации. От правительства мы получаем крохи, а от церкви почти ничего, — покачал головой Тибор.

— Вы сами решили приехать сюда?

Старик кивнул:

— После революции. Я прочел об этих приютах и понял, что мое место здесь. Это было десять лет назад. С тех пор я ни разу не уезжал отсюда.

В тоне священника по-прежнему слышалась недоброжелательность, и Мишнер решился спросить:

— Почему вы так враждебны ко мне?

— Интересно, что понадобилось секретарю Папы от бедного старика.

— Вам известно, кто я?

— Я кое-что знаю о внешнем мире.

Андрей Тибор не глуп. Видимо, Иоанн XXIII знал, что делал, когда именно ему поручил перевести записи сестры Люсии.

— У меня письмо от Святого Отца.

Тибор вздохнул и осторожно взял Мишнера под руку.

— Этого я и боялся. Пройдемте в часовню.

Они пошли по коридору ко входной двери. Часовней служила крошечная комнатка, пол устлан грязными кусками картона. Стены из голого камня, а потолок из потрескавшегося дерева. Единственное, что придавало помещению благочестивый вид, — это принесенный откуда-то оконный витраж, изображавший Мадонну с вытянутыми вперед руками, готовую обнять всех ищущих утешения.

Тибор показал на витраж:

— Я нашел его неподалеку отсюда в церкви, которая шла на снос. Один волонтер из молодежного отряда помог его установить. Детям очень нравится.

— Вы знаете, зачем я приехал?

Тибор не ответил.

Мишнер достал из кармана голубоватый конверт и передал старику.