Виктор Каннинг - На языке пламени Страница 20

Потом, лежа в своей постели, Гримстер сообразил: Лили нельзя принуждать. Реакцию, подобную сегодняшней, от нее, в общем, и следовало ожидать. Мысль о гипнозе смущала девушку, и она пыталась скрыть неловкость, отказываясь принимать попытки Гримстера всерьез. Она должна изменить отношение к этим опытам. Но всему свое время.

В этот вечер она отгородилась от Гримстера заслоном смешков и кокетливых ужимок, точно так же, как (он вспомнил ее слова) во время первых опытов Диллинга, потому что в глубине души не одобряла такие эксперименты над человеком. Гримстер понимал: то, что сумел превозмочь Диллинг, должен преодолеть и он. Лили нужно дать время освоиться с мыслью о новом гипнотизере.

Однако он заблуждался. На следующее утро он повторил опыт и вновь ничего не добился, хотя Лили была совсем в другом настроении. Гримстер чувствовал, что она изо всех сил старается ему помочь — и, вероятно, чересчур замыкается на этой мысли. Послеполуденные попытки загипнотизировать Лили тоже успехом не увенчались, и он уже собирался отложить опыты до следующего дня. Но Лили вечером сама настояла на их повторении: привела Гримстера к себе, лениво упала в кресло, и он преуспел почти сразу — то ли потому, что Лили слишком устала от предыдущих опытов, то ли потому, что признала в Гримстере гипнотизера и решила вверить ему себя.

Это новое для Гримстера превращение вселило в него… нет, не ужас, а чувство глубокой ответственности за впервые оказавшуюся у него в руках власть над человеческим сознанием. Он, не вставая с кресла, подался вперед, уставился на Лили, почти касаясь ее колен своими, держал перстень между большим и указательным пальцами правой руки, так что нарисованная птичка висела в нескольких дюймах от глаз девушки, и сразу же почувствовал, что Лили смотрит только на перстень и не замечает присутствия его, Гримстера, как, вероятно, не замечала прежде, при подобных опытах, Диллинга.

Он поднял перстень на уровень переносицы Лили и увидел, что ее взгляд последовал за ним, а голова осталась неподвижной. Не спеша Гримстер поднял перстень еще выше, и ее глаза почти закатились. Когда это произошло, он заговорил нежным, успокаивающим голосом:

— Ты полностью доверилась мне, Лили. Ты хочешь помочь и мне, и себе. Ты знаешь, я хочу того же, что и Гарри. Успокойся, Лили. Расслабься… ты засыпаешь…

Ему вспомнились строки из книги Вольгиези: «Смотреть в одну высоко расположенную точку и впрямь утомительно, поэтому пациент вскоре вынужден будет моргнуть. Если в этот момент опустить „гипноскоп“ медленно и плавно, взгляд пациента последует за ним и его глаза непроизвольно закроются». Так и случилось. Ресницы девушки дрогнули, а потом, когда Джон медленно опустил перстень, этот «гипноскоп», глаза последовали за ним, и веки постепенно сомкнулись. Едва сдерживая переполнявшее его возбуждение, Гримстер стал говорить монотонно, негромко. Не прерывая речи, он протянул руку к магнитофону и включил его:

— Ваши веки тяжелеют, Лили. Глаза закрылись. Вы расслабились. Вам хорошо. Скоро вы уснете, Лили. Но сможете слышать меня и говорить со мной.

Он замолчал, не сводя с нее глаз. Тело девушки немного осело в кресле, руки плетьми повисли на подлокотниках, голова склонилась вперед. Джон протянул руку, тронул дрожавшие веки, они тотчас замерли. Он произнес:

— Спать, Лили, спать.

Она едва слышно вздохнула и совсем уронила голову на грудь. Гримстер осторожно подвинул голову Лили к спинке кресла. В этом положении она и осталась. На миг Гримстер растерялся. Лили была в его руках, готовая слушать и говорить, подчинялась ему так же, как когда-то Диллингу. Гримстера неожиданно захлестнула волна участия к ней. Он овладел властью, ему доселе неведомой, и, что любопытно, частичка неприязни Лили к этому феномену, к «этим экспериментам над человеком» передалась и ему, он сознавал, что вступает на запретную тропу. Впрочем, эти чувства мгновенно исчезли. В памяти девушки было заложено то, что нужно было узнать Гримстеру, но теперь, уверенный, что, добившись успеха однажды, он всегда сможет его повторить, Джон мудро решил не торопить девушку. Спешка могла разрушить их новые отношения.

— Вы слышите меня, Лили? — мягко спросил он.

Она ответила тотчас, но медленнее обычного и более низким голосом:

— Да, я вас слышу.

Памятуя, что по Вольгиези во время гипноза полезно постоянно поддерживать разговор и внушение, Гримстер стал говорить так, будто ничто не произошло.

— Кто я, Лили? — спросил он.

— Вы Джонни. — В ее голосе не было и намека на то, что вопрос нелепый и неуместный.

— Вы сознаете, что я не желаю обижать или пугать вас, не так ли?

— Да, Джонни.

— Или заставить вас говорить или делать что-нибудь против вашей воли?

— Да, Джонни.

— Вы помните, что вчера, указав на птицу, я назвал ее красноголовым корольком.

— Да, Джонни.

— Вы помните, что на мгновение слово «королек» вам о чем-то напомнило?

— Да, Джонни.

— Вы можете сказать, о чем? Может быть, это связано с Гарри?

Лили бесстрастно ответила:

— Да, с Гарри. Однажды на вилле…

— Он упомянул о корольке?

— Да. Я спускалась из спальни, а он стоял у телефона. Я не вслушивалась, но, по-моему, он говорил с кем-то о корольке.

— Почему вы запомнили это?

— Не знаю. Наверно, потому, что слово редкое.

— Вы пытались выведать у Гарри его смысл?

— Нет. Он увидел меня на лестнице и помахал, чтобы я проходила. Я и пошла обратно наверх.

— И до вчерашнего дня забыли об этом?

— Да, Джонни.

— Но вчера почти вспомнили, так?

— Наверное, Джонни.

Не зная ни пределов собственной власти, ни ее продолжительности, а потому не желая долго держать Лили под гипнозом, Гримстер спросил:

— Вы знаете, с кем он разговаривал?

— Нет, не знаю.

— Хорошо, Лили. Сейчас я разрешу вам проснуться, вы встанете и забудете весь наш разговор. Поняли?

— Да, Джонни.

— Но попрошу вас после пробуждения кое-что для меня сделать. Сразу же, как только проснетесь. Ясно?

— Да, Джонни.

Когда Лили согласилась, Гримстер засомневался, имеет ли на это право, и решил, что имеет: необходимо же было как-то узнать, насколько она подчиняется его воле.

И еще: Гримстер вынужден был признаться самому себе, что внезапный успех чуть-чуть вскружил ему голову. На мгновение он вспомнил, как они с Гаррисоном хохотали до слез, глядя на «заколдованных» кур, и усомнился во всем… Однако в гипнозе, для тех, кто изучал и практиковал его, — не было ничего необычного. Придется согласиться с этим и Гримстеру.

— Когда проснетесь, подойдите к окну, выходящему в сад, — приказал он, — и раздвиньте шторы. Вот и все. Ясно?

— Да, Джонни.

— Тогда начнем. — Гримстер пожал обмякшие пальцы ее правой руки и произнес: — Проснитесь, Лили. Теперь можно открыть глаза.

Он отодвинулся, отпустил ее руку, девушка тотчас разомкнула веки и немного приподняла голову. Она моргнула несколько раз, глядя на Гримстера, потом, не говоря ни слова, встала, подошла к окну и раздвинула шторы. Затем повернулась, подошла к Гримстеру и остановилась в легком замешательстве.

— Зачем вы это сделали? — спросил он.

Лили нахмурилась, покачала головой и рассмеялась:

— Убей меня Бог, не знаю.

— Но хотите узнать, да?

Она села и вдруг резко спросила:

— Что произошло, Джонни?

Гримстер встал:

— Произошло то, чего мы добивались. Нет-нет, посидите и послушайте вот это, пока я наливаю вам выпить.

Он склонился над маленьким столиком, перемотал пленку и нажал кнопку воспроизведения. Послышался его голос, более высокий, чем обычно, с мягким акцентом, который проявлялся только в записи и всегда удивлял Гримстера: «Ваши веки тяжелеют, Лили. Глаза закрываются. Вам хорошо. Скоро вы уснете, Лили. Но сможете слышать меня и…»

Секунду она вслушивалась, потом широко раскрыла глаза, вскочила, подбежала к Гримстеру, обняла его и, заглушая запись, защебетала:

— Джонни! О, Джонни, у вас получилось! Получилось то, что удавалось только Гарри.

Он наклонил голову и легонько поцеловал ее в лоб.

Глава восьмая

Вернувшись к себе, Гримстер ощутил восторг, но не от профессионального удовлетворения тем, что теперь он, возможно, овладеет ключом к тайне пятницы, а скорее, от удовлетворения личного, от удовольствия обладать новой — для него, по крайней мере, — властью. Теперь он догадывался, что Гарри с его характером так и подмывало продемонстрировать эту власть кому-нибудь, — Билли, например, — и садистское желание злоупотребить ею тоже, наверное, не оставляло его. Гримстер не сомневался, что время от времени Диллинг придумывал какое-нибудь комическое представление с Лили в главной роли, а коль садизм чаще всего зиждется на почве секса, Гримстер готов был допустить, что эти представления были непристойными, хотя бы отчасти. Имея под руками такую легко поддающуюся гипнозу натуру, как Лили, Гарри, несомненно, шел в своих опытах все дальше: загипнотизировав девушку, играл ею, как куклой, дергал все ниточки, прекрасно понимая, что перед пробуждением можно приказать ей забыть все, что она говорила и делала. Конечно, такой властью нельзя злоупотреблять, но какое искушение предоставляет она доморощенным гипнотизерам!