Анатолий Арамисов - Французская защита Страница 20

— А ты что тут паришься? — спросил новенький.

— За драку с французом.

— Отдубасил его? — весело воскликнул Юрок.

Виктор кивнул головой.

— Ну, молодчик! Терпеть не могу этих лягушатников! Я б каждому, будь моя воля, рыло начистил! — и Юрок ожесточенно сжал кулаки.

— А зачем тогда сюда приехал, если ненавидишь их? — Одинцов вопросительно взглянул на сокамерника.

— Да пришлось смыться с Красноярска, поприжали нас с корешами. Сначала рванули в Германию, но там уж больно тоскливо. Поэтому переехали сюда, здесь наших русаков побольше будет. А там, бля, из бывших совков одни евреи почему-то.

— Не в районе Кёльна случаем?

— Точно! Откуда ты знаешь? — Юрок заинтересованно посмотрел на собеседника.

— Да туда по специальной программе евреев впускают на ПМЖ. Вроде как немцы, чувствуя свою вину перед этой нацией, загладить ее пытаются. Видел я у посольства Германии в Москве специальную, отдельную очередь для них.

— Правее основного входа для остальных? — улыбнулся Юрок.

— Точно.

Через несколько часов общения Одинцов почувствовал, что как будто был знаком с красноярцем пол-жизни. Тот, не умолкая ни на минуту, громко балагурил, рассказывая свою биографию.

Внезапно их разговор прервал резкий стук металлического предмета о решетку соседней камеры.

Юрок смолк на полуслове:

— Кто это?

— Да сосед, Миша Лернер есть тут такой, недоволен видно, что громко разговариваем.

— Что-ооо? — протянул Юрок и, взяв со стола металлическую кружку, с силой ударил ею о решетку:

— Ты, крыса французская, не точи свои зубешки о прутья! Иначе повышибаю все! — заорал новичок на весь коридор.

В камерах зашевелились.

За завтраком заключенные внимательно разглядывали новоприбывшего. Юрок, несмотря на синяки и шишки, выглядел внушительно.

Почти двухметрового роста, блондин, он вызывал опасливое уважение.

Толстые вены как будто вздувались каждый раз, когда он сгибал руку в локте, накаченные мышцы играли своим сорокасантиметровым объемом.

— Этот, что ли? — кивнул головой Юрок в сторону фиолетовой шевелюры.

Жан Темплер, выпущенный из карцера две недели назад, сосредоточенно склонился над своей тарелкой.

— Да — ответил Одинцов, — только не стоит обращать внимания на эту мразь.

— Замочить бы его надо, — задумчиво проговорил Юра, допивая чай, — только по-умному.

— Как это? — не понял Одинцов.

— А вот так. Тихо, чисто, без помарок. Чтобы ни одна тюремная собака не заподозрила.

— Брось, не связывайся. Можешь за это говно пожизненное схлопотать.

— Но он ни за что убил русского парня, — глаза напротив потемнели, — у нас за такое один приговор: мочить!

— Мы не у себя в России. Здесь другие порядки.

— Чихал я на эти ихние порядки — придвинулся к Одинцову Юрок и вроде бы как невзначай махнул рукой вдоль стола.

Пустой стакан полетел в сторону жующего Темплера.

Грохот разбившегося стекла заставил поднять головы всех присутствующих в зале пищеблока.

Темплер поднял голову, внимательно посмотрел на Юрка и шаркнул ногой, отбрасывая в сторону осколки стакана.

— Je vous remercie[37] — спокойно проговорил француз.

— Что он сболтнул? — поинтересовался Юра.

— Я сам не понял толком. Вроде как благодарит тебя за что-то.

— В морге когда будет, тогда и отблагодарит! — бросил сибиряк.

— Ты что, серьезно?

— А ты думаешь, я — болтун? — раздраженно спросил Юрок.

Чуть помолчав, он добавил:

— Я в таких передрягах бывал, тут никому не снилось. Разборки еще те в Красноярске были. Как видишь — выжил. Потом затихло. Стали бизнесом ворочать. Но слишком большой кусман проглотили. Думали — отобьемся, как обычно. Не вышло. Пришлось свалить, лечь на дно.

Он хотел еще что-то сказать, как в зал вошла Женевьева и сразу направилась к их столу.

Подойдя, остановилась и молча разглядывала новичка.

— Бонжур, мадам! — чуть привстал из-за стула Одинцов.

— Бонжур, — ответила женщина.

— Кто это? — удивленно приподняв брови, спросил Юрок.

— Она начальник тюрьмы, — коротко бросил Виктор.

— Есть проблемы? — по-русски, с заметным акцентом спросила Женевьева, обращаясь к новичку.

— Никаких проблем, мэм! — почему-то на американский манер ответил двухметровый блондин и раздвинул зубы в улыбке.

— А это что? — взгляд женщины указал на валяющиеся осколки под ногами Темплера.

— Это я нечаянно задел, вот он и полетел случайно на пол, — ответил Юрок, кротко глядя на начальницу.

— Приятного аппетита! — сухо сказала Женевьева, и быстро вышла из зала.

Юрок проводил ее внимательным взглядом:

— А ничего бабенка! Никогда бы в жизни не сказал, что она начальник французской тюряги! — засмеялся красноярец.

Одинцов помолчал.

— И она весьма странно на тебя смотрела, — продолжал Юрок.

— Как странно?

— А вот так. Обычно бабы так смотрят на мужика, которого хотят.

— Брось, Юрка, не до шуток мне…

— Ну, хватит грустить, зёма! Вылезем отсюда, такой пир закатим мы с корешами! С тобой непременно! Вздрогнем так, что долго помнить будут французики нас!

…Сильнейший удар пришелся прямо в переносицу Темплера. Француз резко упал навзничь, ударившись головой о землю.

Мишель Лернер, находившийся рядом, громко закричал, выражая свое возмущение.

— А что? Я ничего! — спокойно оглядывался Юрок. — Я ж не хотел, так получилось!

Игроки сгрудились вокруг фиолетоголового. Тот лежал без сознания. Футбольный мяч, тяжелый после прошедшего дождика, далеко отскочил от места столкновения с лицом наркомана.

Игра между заключенными была прервана.

Подбежавшие охранники с трудом приподняли Темплера и, закинув его руки к себе на плечи, поволокли с поля.

— Врача! Он без сознания! — раздались выкрики.

Минутой раньше Юрок пушечным ударом вогнал футбольный снаряд в ненавистное лицо.

Одинцов понял: специально.

Женевьева ничего не могла с собою поделать.

Этот русский нравился ей все больше. Она несколько раз за последние две недели вызывала Виктора к себе в кабинет под предлогом часового шахматного занятия.

Одинцов терпеливо разъяснял француженке тонкости дебютной стратегии черных в ее излюбленном дебюте.

Французская защита.

Она — как сжатая пружина. Противник наседает, всё быстрее приближая свои редуты к окопам черных фигур и пешек. Вот он уже почти врывается туда по флангу. И уже хозяйничает на чужой территории.

И, о чудо!

Пружина с силой разжимается.

Хлестко, резким, болезненным контрударом.

Теряя завоеванные позиции, белые спешно отступают. Но всё — кончено. Если, конечно, слишком увлечься и забыть о собственной безопасности. Опытные игроки никогда не забывают о ней.

Но их — мало.

Зажатый в узкий коридор, красноярец Юрий Тарасов, медленно отступал.

Рассекая воздух тонкими заточками, Жан Темплер и двое его подельников неторопливо загоняли противника в угол.

Французы были уверены в победе.

Они не знали, кто стоит перед ними.

Если бы знали — никогда не пытались убить русского.

Отдавший несколько лет жизни изнурительным тренировкам в секции карате, Юрий Тарасов специально вызвал огонь на себя.

И он отомстил.

Никто не видел, как четверо заключенных, словно сговорившись, уединились в отдаленном тюремном коридоре.

Через три минуты Юрок вышел оттуда, потирая ушибленный кулак.

В темноте, на бетонном полу остались лежать три безжизненных тела. Горло Жана Темплера было проткнуто насквозь заточкой, зажатой в холодеющем кулаке его подельника. У того тонкий металлический шпиль торчал прямо из левого соска.

Третий, со сломанными шейными позвонками, лежал в трех метрах поодаль.

Жизнь стремительно покидала его тело.

Он не успеет рассказать прибежавшим охранникам о случившемся. Месть состоялась.

— Ты знаешь, кто их убил? — задумчиво проговорила Женевьева, пристально глядя в глаза Виктору.

— Нет! — твердый ответ.

Такой же уверенный взгляд.

Темные оливки чуть смягчились:

— А предполагаешь?

— И не предполагаю. Мне, если честно, наплевать на это.

Женевьева опустила голову, потрогала тонкими пальцами острый конус на фигурке черного короля.

— Наплевать?

— Да, мне все равно.

— Но ведь они тоже люди, — со странной интонацией в голосе проговорила француженка.

— Для меня — нет.

— Ясно.

В воздухе повисло молчание.

Одинцов изучал последствия возможного рейда белого ферзя в тыл противника.