Лесли Форбс - Лед Бомбея Страница 20

По мере того как все большая территория отвоевывалась у приморской топи, рыбаки из народности коли, изначально обитавшие в этих местах и давшие острову Колаба свое имя, были вытеснены в маленькую деревушку на дальней оконечности Колабской дамбы. В огромном Бомбее они казались грязными ногтями, слишком сильно отросшими на его лапах. Со временем их неизбежно отрежут и сбросят в море.

Томас высадил меня напротив входа в «Тадж-Махал» у волнолома, на котором расселась голодная стайка полуголых мальчишек, похожих на костлявых пташек. Всего за несколько рупий эти тощие создания готовы нырнуть в воду в поисках сокровищ сквозь маслянистую пленку, оставляемую на поверхности туристическими катерами, отправляющимися в шестимильное морское путешествие на остров Элефанту, где находится статуя Шивы в образе Ардханари. «Соединяющий оба пола в одном теле, символизирующий примирение противоречий». Так сказано в путеводителе.

На позднеэдвардианской триумфальной арке, известной как «Ворота Индии», я заметила какую-то корявую надпись на неизвестном мне языке. Я спросила у одного из мальчишек, что она означает.

– Мумбаи! – крикнул он с явным удовольствием.

Товарищи поддержали его такими же торжествующими воплями.

Человек, стоявший рядом, обратился ко мне:

– Простите, что я вмешиваюсь, мадам. Это имя Мумбаи Дэви, доброй богини-матери, записанное на местном наречии деванагари. Работа «Шив Сена». Они хотят, чтобы городу вернули его древнее название Мумбаи, вместо Буан-Бахиа от португальского «хорошая гавань», хотят уничтожить все следы иностранного влияния, и прежде всего названия на иностранных языках. И это тем более парадоксально, что Мумбаи – богиня не только без языка, но и вообще без рта. В этом она сходна с Бомбеем, у которого тоже нет единого языка.

– А что такое «Шив Сена»?

– Армия Шивы, местное политическое течение, наиболее популярное среди бедняков. Их название происходит от Шиваджи, воина и вождя народности маратхи, жившего в семнадцатом столетии и подчинившего себе всю Западную Индию. Он отбил ее и у Моголов, и у англичан. «Шив Сена» требуют отдать Махараштру махараштрийцам.

– А вы сами махараштриец? – спросила я.

– Ну конечно же, нет, мадам. Я из Кашмира, мусульманин. Здесь живет только третье поколение моей семьи. «Шив Сена» – проиндуистское движение. Я один из тех, от кого они хотят избавиться.

Как вашше иммя? Тремя гулкими барабанными ударами вновь прозвучал у меня в мозгу этот вопрос. Паспорт – британский. Национальная принадлежность – не ясна. Как отнеслись бы ко мне представители «Шив Сена»? Меня даже кокосовым орехом нельзя назвать, моя кожа не смуглее кожи любого среднего шотландца. Только когда я приезжаю в жаркие страны, она приобретает едва заметный золотистый оттенок.

Прокаженный, расположившийся на скейтборде на подъездной аллее к «Тадж-Махалу», протянул ко мне свою культю, но я прошла мимо, не глянув в его сторону, ответила на приветствие швейцара-сикха и вошла в идеально загерметизированный от всех сюрпризов погоды и социальных уродств вестибюль гостиницы. Здесь переносчиками болезней могут быть только кредитные карточки и мобильные телефоны.

Пташки, сидевшие в кафе на первом этаже, были значительно менее костлявы, нежели те, которых я видела на волноломе.

– Эти немыслимо жирные женщины, что сидят там, выставив напоказ горы своей тучной плоти, – богатые дамы из Гуджарата, – сообщила мне Шома Кумар своим мягким и вкрадчивым голосом.

Когда я вошла в кафе, она уже сидела за столиком и без особого аппетита ковырялась вилкой в курином салате. Я бы никогда не узнала ее, если бы руководствовалась бомбейским справочником местных знаменитостей. Там говорилось, что ей сорок восемь лет. На самом же деле она вполне могла бы сойти за миланскую аристократку на полтора десятка лет моложе. У нее был характерный для многих итальянок оливково-кашемировый оттенок кожи и гладкие коротко подстриженные волосы в духе верных поклонниц стиля Армани. Даже в своем сари она изменила пурпурному и изумрудному – традиционным для Индии цветам и предпочла им шикарную коричневую палитру, более характерную для Рима или Турина.

В ходе записи в ней не чувствовалось никакого смущения, и, пока я готовила магнитофон и пристегивала микрофон, Шома Кумар свободно и беззаботно болтала о людях, заполнявших кафе.

– Это все из-за того количества буйволиного жира и сахара, которое они употребляют. Каждый житель штата Гуджарат поглощает ежегодно на три килограмма сахара больше, чем средний индиец. А вот посмотрите на их мужей, на этих господ в рубашках-сафари с короткими рукавами, плотно обтягивающих брюшко. Наверное, неспроста их в индийском бизнесе называют «посредниками»[6]. А вот та женщина в зеленом – «миллионерша-дхокла». – Она указала на женщину, удивительно похожую на У.К. Филдса[7]. – Она сделала свое состояние на дхокле – индийских лепешках, напоминающих европейские пончики. Она сама на них похожа. А этот хорошенький юноша с волосами как у Элвиса Пресли – одна из наших нынешних кинозвезд.

Глядя на Шому, на ее изящную, худощавую и не по годам стройную фигуру, можно было заключить, что сама она к жирной выпечке особого пристрастия не питает.

– Если вы принадлежите к известному семейству, дорогая, то «Тадж-Махал» – именно то место, где вам следует останавливаться, приезжая в Бомбей, – заметила она. – И так ведется с тех самых пор, как он был построен в 1903 году, накануне возведения «Врат Индии» здесь неподалеку. Туристы и авторы путевых очерков просто обожают всю эту пышную архитектурную эклектику. Символику раджей. «Тадж-Махал» и «Врата» как символы прибытия в Индию. Ничто не способно доставить большее наслаждение толпе, чем дешевая метафора.

Она курила сигарету за сигаретой. Не успев докурить одну, она гасила ее в пепельнице и зажигала следующую.

– Наших последних парвеню, нефтяных шейхов из Дубая – или, как мы его здесь называем, «Покупая», – мало интересуют исторические достопримечательности и архитектурные красоты. Они предпочитают селить свои гаремы в безликом современном небоскребе гостиницы «Тадж».

Шома сделала паузу, пытаясь просчитать своими хитрыми и проницательными глазами профессионального оценщика эффект, произведенный на меня ее рассказом. Я сделала вид, что нахожусь под сильнейшем впечатлением от услышанного.

– Но вы сказали, дорогая, что хотите поговорить со мной о нуворишах предыдущего поколения – о бомбейских кинорежиссерах. Вы обратились ко мне, потому что считаете меня специалистом в киноискусстве или в надежде, что мне известно о них гораздо больше грязных подробностей, чем кому-либо еще?

– А вам они действительно известны?

– Зависит от того, кто вам конкретно интересен.

– Калеб Мистри.

– А, дьявол с талантом Мидаса. «Экс» с золотой кредитной карточкой «American Express». Он во многих отношениях «экс» – бывший. Экс-инструктор по плаванию одного из бомбейских пляжей, экс-распространитель билетов, экс-торговец наркотиками и наркоман, экс-муж, наконец: один раз овдовел, один раз разведен и имеет одну дочь, которая его на дух не выносит. Сам себя вывел в люди. Ну, чуть-чуть ему помог Проспер Шарма. В настоящее время живет на студии по-походному и, насколько я слышала, трахается направо и налево. Что еще вас интересует?

– А чем ему помог Шарма?

– О, это очень давняя история. Я знаю ее только по рассказам. Говорят, что много лет назад Проспер снимал фильм о жизни бомбейского дна и случайно к нему в кадр попал Калеб, который тогда был хорошеньким маленьким жуликом, ночевавшим в «чаулах», по-вашему, в трущобах. Позже у Калеба возникли какие-то проблемы с полицией, и Проспер вытащил его и дал ему работу. Кроме того, Калеб помогал Просперу снимать экстремальные фильмы на рискованные сюжеты: о наркоманах, проститутках. И всегда, кстати, с блестящей операторской работой. Все они проваливались в прокате, но имели громадный успех у критики. Калеб очень долго принимал наркотики, много раз обращался к разным гуру, пытаясь избавиться от зависимости. И наконец, кто-то из них посоветовал ему плюнуть на всех гуру, включая и Проспера Шарму, и начать самостоятельную жизнь. Калеб так и сделал: порвал отношения с Шармой, основал собственную студию и, как результат, исцелился от наркомании.

– А какие отношения были у Калеба с Майей Шармой?

– Он ее не выносил. Она его ни во что не ставила, считала, что Калеб недостоин даже чистить ей обувь. Возможно, ей не нравились их весьма доверительные отношения с Проспером. Но если уж на то пошло, Майю не любил не только Калеб. Я тоже терпеть не могла эту старую стерву.

– Терпеть не могли до такой степени, что даже способны были бы ее убить?