Пьер Леметр - Алекс Страница 21

— Если у вас есть ощущение, что это дело… как бы сказать… излишне перекликается с вашей личной жизнью, — я первый вас пойму.

Предупреждение было ясным, угроза — едва завуалированной.

— Я уверен, что комиссар Ле-Гуэн сможет назначить вместо вас кого-то другого… кого это дело не так сильно затрагивает в персональном аспекте. Но-но-но-но-но (на сей раз он энергично замахал руками, словно разгоняя облака) что до меня, майор, я всецело полагаюсь на вас!

Теперь у Камиля не оставалось сомнений, что этот тип — настоящий ублюдок.

Камилю не раз приходилось вникать в переживания случайных преступников, совершивших убийство без всякого предварительного умысла, — либо в порыве гнева, либо по роковой оплошности. Он помнил десятки таких случаев. Муж, задушивший свою жену; жена, зарезавшая мужа; сын, вытолкнувший отца в окно; компания друзей, перестрелявших друг друга; соседи, до смерти забившие ребенка соседки… Ну что ж, возможно, появится в этом ряду и история о майоре полиции, который убил судью, вышибив ему мозги из табельного оружия. Однако в конце концов он все же решил этого не делать. Ограничился лишь тем, что ничего не сказал. Просто кивнул. Это стоило ему немалых усилий, поскольку паршивый чиновничишка позволил себе гнусность — намек на историю с Ирэн. Камиль промолчал лишь потому, что не желал повторения этой истории — еще одна женщина похищена, и он хотел найти ее живой. Судья все это прекрасно понимал, как понимал и то, что молчание Камиля дает ему самому преимущество.

— Ну что ж, — наконец произнес он с удовлетворенным видом, — теперь, когда все проявления подсознательного уступили место служебному долгу, думаю, нам пора вернуться к работе.

Теперь Камиль твердо знает, что однажды прикончит этого мерзавца. Рано или поздно, но он его убьет. Своими собственными руками.

Судья повернулся к Ле-Гуэну, словно актер, совершающий заключительный эффектный жест перед тем, как уйти за кулисы.

— Разумеется, господин комиссар, — произнес он уже более деловым и даже строгим тоном, — вы будете постоянно держать меня в курсе дела.

— На данный момент у нас две первоочередные задачи, — произнес Камиль, обращаясь к подчиненным. — Первая: составить психологический портрет Трарье, понять его жизнь. Именно в его жизни мы найдем след этой женщины и, возможно, установим ее личность. А это главная проблема — мы все еще ничего о ней не знаем: ни кто она, ни тем более почему он ее похитил. Отсюда переходим ко второй задаче: единственная ниточка, за которую мы сейчас можем потянуть, — это личные контакты Трарье, хранящиеся в его телефоне и в компьютере его сына, которым пользовался и он сам. Понятно, что все они довольно старые — многонедельной давности, но это все, что у нас есть. Этого мало, разумеется. Те факты, которыми мы располагаем, весьма тревожны. Никто не может сказать наверняка, что именно Трарье собирался сделать с этой женщиной, зачем запер ее в этой висячей клетке, но теперь, когда он мертв, ясно, что ей осталось жить считаные дни. Даже если явных опасностей нет, ей угрожают обезвоживание и истощение — а это медленная мучительная смерть. Не говоря уже о крысах…

Первым заговорил Марсан — криминалист, служивший посредником между бригадой Верховена и экспертами, которые сейчас работали по «делу Трарье».

— Даже если ее найдут живой, — сказал он, — дегидратация может привести к необратимым неврологическим осложнениям. Иными словами, есть шанс, что вы найдете овощ.

Он не церемонится. И правильно, подумал Камиль. Я не решаюсь назвать вещи своими именами, потому что я боюсь. А страх в этом деле не помощник.

Стряхнув оцепенение, он спросил:

— Что с фургоном?

— Его досконально исследовали прошлой ночью, — ответил Марсан, сверяясь со своими записями. — Обнаружили волосы и следы крови, так что у нас имеются образцы ДНК жертвы, но поскольку ее данных нет в полицейской картотеке, мы по-прежнему не знаем, кто она.

— А фоторобот жертвы?

Во внутреннем кармане куртки Трарье нашли фотографию его сына, сделанную на деревенской ярмарке. Он обнимал какую-то девушку, но снимок сильно запачкан кровью — лица не разглядеть. Так или иначе, снимок сделан, судя по всему, довольно давно. Девушка на нем скорее полная, поэтому нельзя утверждать, что речь идет о той же, чьи фотографии хранились в мобильном телефоне. Вот из них должно выйти больше толку.

— Да, думаю, тут мы кое-чего добьемся — говорит Марсан. — Даром что мобильник из самых дешевых — снимки четкие, хорошо видно лицо в разных ракурсах. Завтра фоторобот будет у вас.

По фотографиям также можно сделать кое-какие предположения о месте, в котором находится жертва. Правда, разглядеть удавалось не слишком много, поскольку снимки сделаны с близкого расстояния и, кроме самой женщины, на них почти ничего не видно. Однако эксперты тщательно просканировали все детали и указали в заключении все свои выводы, предположения, направления поисков…

— Тип здания по-прежнему остается неизвестным, — продолжал Марсан. — Учитывая время, когда сделаны снимки, и степень освещенности, мы сделали вывод, что окна выходят на северо-восток. Хотя стопроцентной уверенности у нас нет. На снимках нет глубины и перспективы, поэтому невозможно точно определить размеры помещения. Свет направлен сверху вниз, высота потолка предположительно около четырех метров. Может быть, больше. Пол бетонный, кое-где лужи воды. Все фотографии сделаны при естественном освещении. Возможно, электричество вообще отсутствует. Что касается подручных средств, которыми пользовался похититель, в них, насколько можно судить по фотографиям, нет ничего примечательного. Клетка сколочена из необструганных досок, крышка завинчена стандартными болтами, вделанное в нее стальное кольцо — также стандартное, держится она на обычной пеньковой веревке. Из этого ничего не вытянешь. Крысы, предположительно, — постоянные обитатели этого места. Скорее всего, речь идет о заброшенном нежилом здании.

— Время и даты на фотографиях указывают на то, что похититель навещал свою жертву по меньшей мере два раза в день, — сказал Камиль. — Значит, это здание находится в границах парижских предместий.

Остальные закивали. По их лицам Камиль догадался, что они и без него уже об этом знают. На секунду он представил себя дома, рядом с Душечкой. Ему больше не хотелось здесь оставаться. Он уже собирался проститься и уехать, когда вошел Морель. Камиль устало прикрыл глаза. Сейчас опять начнется говорильня…

Луи предложил Арману составить сводное описание места, где находится жертва, — с упоминанием всех сообщенных экспертом подробностей, — и срочно разослать его по всем полицейским участкам Иль-де-Франс. Камиль машинально согласился с ним, хотя и не питал особых иллюзий на этот счет. Под такое расплывчатое описание наверняка подойдут три здания из пяти. По уже имеющимся данным, которые собрал тот же Арман, в окрестностях Парижа существует шестьдесят четыре микрорайона, классифицируемые как «промзоны», — и это не считая отдельно стоящих заброшенных зданий.

— Прессе пока ни слова? — спросил Камиль Ле-Гуэна.

— Ты что, издеваешься?!

Луи дошел уже до середины коридора, ведущего к выходу, как вдруг повернул обратно. На его лице читалась озабоченность.

— И все-таки, — сказал он Камилю, — это ведь довольно хитроумная идея, насчет клетки средневекового образца. Как-то она не вяжется с таким типом, как Трарье… Слишком сложна для него…

— Да нет, Луи, это ты сам слишком хитроумен для Трарье! Он не изготавливал средневековую клетку — это ты про нее вспомнил. Тебе пришла в голову такая параллель, потому что ты хорошо знаешь историю. Вот ты и решил, что это клетка, которая называлась — как там ее? — «девчонка». А Трарье не копировал никакую «девчонку», он сколотил простую клетку. Только очень маленькую.

Ле-Гуэн слушал Камиля, развалившись в своем огромном кресле и закрыв глаза. По виду он ничем не отличался от спящего, но Камиль знал, что таков его способ сконцентрироваться.

— Жан-Пьер Трарье, — говорил Камиль, — родился одиннадцатого октября пятьдесят третьего года, так что ему было пятьдесят три. Профессия — слесарь-наладчик, двадцать семь лет проработал в мастерских, связанных с авиацией (начал в компании «Южная авиация» в семидесятом). Уволен по сокращению штатов в девяносто седьмом, два года был безработным, затем устроился уборщиком в больницу Рене Понтибье, через два года снова был уволен по сокращению и остался без работы. В две тысячи втором году нашел место сторожа в промзоне. Туда же и переселился.

— Как его характеризовали? Склонен к насилию?

— Вроде того. Вечно лез в драку. Легко выходил из себя. По крайней мере, об этом свидетельствовала его жена, Розелина. Они поженились в семидесятом, и в этом же году у них родился сын, Паскаль. Вот отсюда уже интереснее. Я к нему еще вернусь.