Виктор Каннинг - Проходная пешка Страница 21

— Если что-то не так, ты бы мне сказала, правда?

— Да, если тебе стоило бы это знать.

— Если между нами разлад, я должен знать об этом. — Рука Рейкса скользнула по изгибу ее груди, кончики пальцев стали ласкать сосок, едва касались его, и он поднялся, затвердев под ними.

— У меня все есть. Никаких тревог. Так прости мне и эти глупые слезы.

Рейкс обнял Мери, и они занялись любовью с той редкостной нежностью, что жила в них и правила ими. Потом, когда Мери уснула, он лежал, смотрел, как утолщается лунный луч на стене, постепенно превращаясь из тонкой рапиры в плоский римский меч. Рейкс сознавал, что в отличие от Мери у него есть еще не все. Но недостающее со временем придет…

На другой день они поехали на аукцион в Майнхед. Накупили старинной серебряной посуды. На обратном пути остановились в кабачке «Якорь» в Далвертоне выпить по стаканчику. Сидя бок о бок за стойкой, они рассматривали лисьи головы над камином, ели огромную фаршированную форель, и вдруг ни с того ни с сего Мери спросила:

— Если бы тебе пришлось составлять список самого дорогого, что бы ты поставил вначале?

— Тебя, конечно.

— Потому что любишь? Я знаю, мы с тобой понимаем любовь по-разному, — вздохнула она. — Но все-таки меня, потому что ты в самом деле любишь, несмотря ни на что?

— Да, конечно. Но как понимать это «несмотря ни на что»?

— Я, в общем, сама не знаю. Пожалуй, я имею в виду настоящую любовь, а не просто желание вписать меня в картину, которую ты мысленно себе нарисовал. То есть мы, Альвертон, твой уход от дел, дети, спокойная жизнь.

— Разумеется, и это тоже. Но больше всего я хочу иметь тебя. Да что с тобой стряслось?

— Виноваты, наверно, два сухих мартини, — засмеялась Мери.

— Тогда выпей еще. И вино уведет тебя в другую сторону — к радости, — улыбнулся Рейкс.

Но по дороге домой он снова и снова задумывался над ее словами — что она все-таки хотела сказать? Раньше Мери, как и он, принимала их любовь как должное. Но это и не ревность. Мери прекрасно знала, что время от времени у него бывают другие женщины. И хорошо понимала, что после свадьбы не станет никого, кроме нее… другие ему уже не понадобятся. Потом его осенило: может быть, не она хочет ему что-то сказать, а, наоборот, ждет его исповеди? Наверно, дело с Сарлингом сказывается на нем, и Мери это чувствует.

Какой-то зверь перебежал дорогу в свете фар.

— Лиса? — спросила Мери.

— Нет. Выдра. Бродяжничает. Наверно, бежит из Барля в Экс.

А Рейкс вспомнил, как в первый раз увидел выдру восьмилетним мальчишкой, спрятавшись за покрытым снегом дубом. За руку его держал отец. В конце концов, Эндрю не выдержал и полукрикнул, полузасмеялся, когда старая выдра скатилась с горки на спине, растопырив лапы, стуча по льду хвостом. Шум спугнул ее.

Рейксу было тогда восемь лет… И вот уже восемь лет ему очень хотелось постоять на том же месте, держа в руке маленькую руку Мери.

Поздно вечером в среду Рейкс вернулся в Лондон. Белла обиделась, что в ту ночь он не спал с нею, но постаралась не подать виду. Ведь Рейкс приехал из другого мира, и понадобится время, чтобы он перестроился.

В четверг он встретился с Бернерсом, они обговорили последние подробности плана убийства Сарлинга. Оставалось ждать, когда старик вернется и предоставит им возможность действовать.

Рейкс заехал в клуб, потом вернулся на Маунт-стрит и подробно рассказал Белле о плане.

В ту ночь Рейкс спал вместе с ней. И ночь эта для него ничем не отличалась от других. Белла ему нужна, без нее им с Бернерсом не обойтись.

Рейкс должен был уехать на выходные в Девон, но из Парижа позвонил Сарлинг и передал Белле, что возвратится, видимо, в субботу, так что вечером она может подвезти его в Меон Парк. Повесив трубку, Белла пошла в спальню. Там, в брюках и рубашке, сидел Рейкс. На шее у него болтался незавязанный галстук. Рейкс перестал причесываться и улыбнулся — большой и сильный мужчина, которого она обожает. Он встал, нежно взял руками ее лицо, взглянул прямо в глаза, а потом забрался пальцами в волосы.

— Кто звонил?

— Сарлинг. Он определенно возвращается.

— Когда?

— Завтра к полудню. Надо ехать на Парк-стрит встречать его. Потом отвезти в Меон. Он пробудет там все выходные.

Рейкс, не проронив ни слова, пошел в гостиную. Белла услышала, как он набирает номер, и догадалась — звонит Бернерсу. До нее долетели осторожные слова, прикрывающие истинный смысл сказанного, но вполне понятные человеку на другом конце провода. Когда Рейкс положил трубку, она вышла к нему.

— Ты и впрямь собираешься это сделать?

Он повернулся, почти заслонив собою окно, и, завязывая галстук, произнес без всякого чувства, обыденно и монотонно:

— Через два дня этот мерзавец будет мертв.

Придя в ярость от его равнодушия, она закричала:

— Я могу тебя выдать!

— Выдавай, — ответил он тем же тоном. — Продай меня, испорти всю обедню. Но я придумаю что-нибудь вновь. В рабстве у Сарлинга я не останусь ни одной лишней секунды.

Рейкс обнял ее за плечи. Белла поняла, что он не собирается больше обольщать и завоевывать ее. Он уверен: она у него в руках и ничего Сарлингу не расскажет. Рейкс поцеловал ее, отступил на шаг и произнес:

— Я понимаю тебя. Твои чувства как предрассветный час, самый холодный в ночи. Горячий кофе — вот что тебе поможет.

— Прости. Мне кажется, я просто… ну, я испугалась. Он вдруг позвонил, и все это на нас свалилось.

— Кофе — и не волнуйся, — ответил Рейкс, нежно потрепал ее по щеке и вернулся в спальню. Белла пошла на кухню готовить кофе, все двери были открыты, поэтому она услышала, как Рейкс насвистывает песенку. И поняла, что впервые видит его по-настоящему счастливым. Звонок Сарлинга был началом его освобождения… И Эндрю летел вниз по лестнице, будто мальчишка, который торопится из школы, как узник из тюрьмы, поет, как птица, потому что перед ним, черт возьми, свобода.

Самолет Сарлинга сел в лондонском аэропорту чуть позже полудня. Старика ждали машина и шофер от «Юверсиз Меркантайл Бэнк». Сорок минут спустя он вошел в квартиру на Маунт-стрит. Рейкс сидел в кресле у окна и читал газету.

— Белла уехала на Парк-стрит? — спросил старик.

— Да.

— А я не завтракал. У вас не найдется стакан молока?

Рейкса так и подмывало ответить: «Налей сам, если так хочешь». Но потом, смотря на Сарлинга как на мертвеца, он решил, что кощунственно отказать старику в последний раз, как кощунственно не положить пятаки на мертвые глазницы. И принес молоко.

Сарлинг сел.

— Я знаю, у вас есть дела в Девоне. И решил прийти сюда, все обговорить, чтобы освободить вас на несколько дней. А потом делайте, что хотите, но думайте о том, чего хочу я.

— О вашей знаменитой операции?

Сарлинг осушил стакан и поставил его на стол. Молоко оставило на стенках мутные подтеки.

— Как насчет сбыта золота?

— Скоро я узнаю цену и подробности доставки.

— Отлично. Хочу, чтобы вы уяснили: половина дохода — вам и Бернерсу.

— Вы интересуетесь одними острыми ощущениями? Большим риском?

— Да.

— Так где же они? Мы с Бернерсом должны спланировать и провести всю операцию. Вам же останется только стоять у нас за спиной и махать флажком.

— Вы неправильно меня поняли. От вас потребуется лишь выполнение. План будет моим.

— Хорошо же вы все разделили. Если что-нибудь сорвется, — не говорите, что не задумывались об этом, — вас никогда не найдут. Вы будете так надежно защищены своим титулом международного финансиста, что вас не посмеют тронуть, даже если заподозрят. А, впрочем… Ладно, давайте свое задание на каникулы, я пойду и выполню его.

— Отлично. Мы украдем золотые слитки.

— Я это понял.

— Не из банка, не из сейфов торговцев золотом, не из почтового фургона. Мы украдем их с корабля в открытом море. Нравится?

— Нет. Но одному из моих предков, возможно, и понравилось бы. Он служил у Дрейка. С какого корабля?

— С самого нового и красивого в мире, самого последнего на знаменитой линии.

Сарлинг открыл портфель, вынул какой-то журнал, подал Рейксу. Журнал оказался рекламным проспектом в обложке из белой глянцевой бумаги. Красными буквами на ней было написано: «Новый морской лайнер компании „Кьюнард“ — „Королева Елизавета 2“».

Рейкс раскрыл проспект наугад. На него с фотоснимка во весь разворот смотрели трое мужчин в полной форме кьюнардского пассажирского флота: капитан, главный механик и администратор отеля «Королевы Елизаветы 2». Фуражки с белым верхом, золотым ремешком на околыше, кокардой в виде увенчанного короной льва с земным шаром в лапах… Белые рубашки, черные галстуки, темно-синие кители с восемью блестящими пуговицами и четырьмя золотыми кольцами на рукаве капитанского кителя.

Его бородатое лицо, загорелое и обветренное, волевое, просмоленное непогодой, и впрямь напоминало лицо сэра Фрэнсиса Дрейка. Или все дело в бороде? «Капитан Уильям Элдон Уорвик, что вам нравится в вашей работе?» И ответ, под которым, казалось, должна быть подпись самого Рейкса: «Я считаю, быть капитаном — одна из последних возможностей жить в этом мире по-своему и не зависеть ни от кого». Ни от кого не зависеть.