Дин Кунц - Славный парень Страница 21

Собрал инструменты, взял фонарь и дал сигнал Линде открыть щеколду и впустить его.

Когда она закрывала дверь, он взглянул на часы.

—  Почти четыре минуты.

—  Нетрудно подсчитать, сколько дверей ты бы смог снять за час.

—  Допустим, ты спала...

—  Теперь я такого и представить себе не могу.

—  ...я забрался бы в номер с балкона, не разбудив тебя. И я точно не разбудил тех, кто спит в соседних комнатах.

—  Если Кравет поднимется на наш балкон с берега, от которого балкон отделяют пятьдесят футов, и войдет в эту дверь, мы будем точно знать, что у Супермена появился одержимый злом двойник.

—  Если он найдет нас так же быстро, как нашел в кафетерии, я бы предпочел, чтобы он пришел в отель, а не поджидал нас в гараже. Мы будем очень уязвимы, когда пойдем к «Эксплореру» среди всех этих автомобилей и опорных колонн.

—  Он не найдет нас этой ночью.

—  Я в этом не уверен.

—  Он — не чудотворец.

—  Да, но ты слышала Пита Санто. У Кравета есть связи.

—  Мы оставили его без колес.

—  Меня не удивит, если он может летать. И потом, настроение у меня поднялось. Мы больше не будем в тупиковом каньоне.

—  Я не понимаю, о чем ты, да и не хочу понимать, — она зевнула. — Пошли в постель.

—  Дельная мысль.

—  Я имела в виду совсем другое.

—  Я тоже, — заверил ее Тим.

Глава 20

Сдвижные двери были затянуты шторами. Лампа на тумбочке между кроватями горела вполнакала.

На полу у кровати стояла дорожная сумка Линды, полностью собранная, на случай, что им придется быстро покидать номер.

Отбросив покрывало, Линда лежала на спине, голова возвышалась на подушке. Кроссовки она не сняла.

Тим устроился в кресле. Решил спать сидя.

Кресло он поставил у двери в коридор, в надежде, что любой необычный шорох разбудит его. Развернул кресло так, чтобы видеть затянутые шторами балконные двери.

Вместо того чтобы спать с заряженным пистолетом в руке, он засунул его стволом вниз в зазор между сиденьем и подлокотником, откуда мог вытащить оружие так же быстро, как из кобуры.

Электронные часы на тумбочке между кроватями показывали 1:32.

С такого расстояния, под таким углом он не мог определить, открыты глаза Линды или нет.

—  Ты спишь? — спросил он. - Да.

—  Что произошло со всей твоей злостью?

—  Когда я злилась?

—  Не этим вечером. Ты говорила, что злилась долгие годы.

Она помолчала.

—  Они собирались сделать из одной моей книги телесериал.

—  Кто?

—  Психопаты.

—  Из какой книги?

—  «Сердечный червь».

—  Раньше ты ее не упоминала.

—  Я смотрела телевизор...

—  У тебя нет телевизора.

—  В приемной одной из телекоммуникационных компаний. Они крутят там свои шоу, с утра до вечера.

—  Как же они выдерживают подобное?

—  Подозреваю, секретари у них надолго не задерживаются. Я пришла на совещание. Показывали дневное ток-шоу.

—  И ты не могла переключить канал.

—  Или бросить что-нибудь в экран. В этих приемных все мягкое, никаких твердых и тяжелых предметов. Можешь догадаться почему.

—  К счастью, я туда не хожу.

—  Все гости шоу были злыми. Даже ведущая, которая злилась ради них.

—  Почему злые?

—  Потому что считали себя жертвами. Люди относились к ним несправедливо. Родственники, общественная система, страна, сама жизнь, все обходились с ними несправедливо.

—  Я предпочитаю смотреть реалистичные старые фильмы, — заметил Тим.

—  Эти люди злились из-за того, что были жертвами, и наслаждались этим. Они не знали бы, как жить дальше, если бы перестали быть жертвами.

—  «Я родился под стеклянным каблуком и всегда там жил», — процитировал Тим.

—  Кто это сказал?

—  Какой-то поэт, имени не помню. Одна девушка, с которой я встречался, говорила, что это ее девиз.

—  Ты встречался с девушкой, которая говорила такое?

—  Недолго.

—  Она была хороша в койке?

—  Я побоялся выяснить. Итак, ты смотрела на этих злых людей в ток-шоу.

—  И внезапно осознала, что под всей этой хронической злостью кроется клоака жалости к себе.

—  Под твоей злостью была клоака жалости к себе? — полюбопытствовал Тим.

—  Я так не думала. Но, увидев ее у всех этих злых людей в ток-шоу, обнаружила и в себе, и мне стало дурно.

—  Звучит, как момент истины.

—  Так оно и было. Эти люди любили свою злость, они собирались злиться до конца своих дней, даже в последних словах в этом мире они бы кого-нибудь обругали, а себя пожалели. И я ужасно перепугалась, что стану такой же.

—  Ты никогда не могла стать такой же.

—  Нет, могла. Шла к этому. Но тут выдавила из себя всю эту злость. До последней капли.

—  Ты смогла это сделать?

—  Взрослые могут это сделать. Вечные юнцы — нет.

—  Они сняли телесериал?

—  Нет. Я не осталась на совещание.

Он наблюдал за ней. За время их разговора она не шевельнулась. Демонстрировала не просто спокойствие, а безмятежность женщины, которая была выше всех житейских бурь или надеялась на это.

—  Послушай ветер, — ее голос осип от усталости. Ветер дул без устали, но не резкий и порывистый, а мягкий, убаюкивающий. — Похож на крылья, которые унесут тебя домой, — едва слышно прошептала она.

Какое-то время он молчал. Потом прошептал:

—  Ты спишь?

Она не ответила.

Ему хотелось пересечь комнату, встать у кровати, посмотреть на нее, но он слишком устал, чтобы подняться с кресла.

—  Ты — что-то, — добавил он, тоже шепотом.

Решил, что будет нести вахту, охраняя ее сон. Все

равно напряжение не позволило бы уснуть. Под тем или иным именем Ричард Ли Кравет появился бы здесь. Уже направлялся сюда.

Возможно, зрачки Кравета расширились под действием какого-то наркотика. Но как он мог вбирать так много света и не слепнуть?

Пистолет, засунутый между сиденьем и подлокотником, внушал уверенность, из коридора не доносилось ни звука, ветер покачивал весь мир на своих крыльях... Тим заснул.

Ему снился луг с яркими цветами, на котором он играл в детстве, сумрачный, волшебный лес, в котором он никогда не был, и Мишель с осколками чего- то блестящего в левом глазу и кровоточащим обрубком руки.

Глава 21

В 3:16 утра Крайт припарковался на обочине Тихоокеанской прибрежной автострады, в половине квартала к югу от отеля.

Отправив текстовое сообщение, в котором потребовал информацию о недавних случаях использования кредитной карточки Тимоти Кэрриером, прежде всего в отеле, где тот остановился, Крайт открыл «дипломат», присланный вместе с новым автомобилем.

В «дипломате» лежали модернизированный пистолет-пулемет «Глок 18», четыре полностью снаряженные обоймы, два глушителя и плечевая кобура.

Крайт восхищался этим оружием. В тире он отстрелял из такого несколько тысяч патронов. При скорострельности 1300 выстрелов в минуту «Глок 18» не рвался из рук, легко контролировался стрелком.

Обоймы, по требованию Крайта, ему прислали специальные, удлиненные, на тридцать три патрона. Они позволяли максимально использовать потенциал пистолета-пулемета при стрельбе очередями. Он вставил одну в рукоятку.

Поскольку ствол удлинили и нарезали на нем резьбу, Крайту не составило труда навернуть на него один из глушителей.

Крайт чувствовал сродство с этим пистолетом. Оружие не помнило своего изготовителя, точно так же, как Крайт не помнил мать или детство. Они оба не имели корней, не знали жалости и служили смерти.

Для тайного владыки Земли этот модифицированный «Глок 18» был Эскалибуром.

По пути на юг, благо машин было мало, Крайт снял пиджак спортивного покроя. Теперь отцепил кобуру и вместе с пистолетом «СИГ П245» сунул под водительское сиденье.

Взял кобуру, предназначенную для «Глока» с глушителем и удлиненной обоймой. Закрепив на себе, вышел из «Шевроле», шевельнул плечами, удовлетворенно кивнул. Кобура движениям не мешала. Достал пиджак, надел, сунул в кобуру пистолет, который уютно устроился на левом боку.

В столь поздний час даже по Тихоокеанской прибрежной автостраде путешествовал только ветер. Крайт полной грудью вдохнул ночной воздух. Без выхлопов пролетающих мимо автомобилей он пах чистотой и океаном.

В этот момент Крайт мог поверить, что придет день, когда автомобили перестанут ездить по дорогам, а люди — ходить по прибрежным холмам, да и вообще по земле. Когда павшие более не смогут подняться, а ветер и дождь смогут со временем стереть все следы того, что не построено природой. Земля скроет все кости от солнца и луны, и под холодными звездами будет лежать спокойствие, лишенное всех желаний и надежд. Тишину никогда не нарушит ни песня, ни смех. Это будет покой не молитвы, не созерцания, а пустоты. Вот тогда Крайт смог бы сказать, что его работа успешно завершена.