Питер Бенчли - Челюсти Страница 21

Я познакомился с вашим мужем вчера вечером. Похоже, он мировой парень.

Эллен показалось, что она уловила легкую иронию в голосе Хупера, но тут же одернула себя: «Нечего зря фантазировать».

— Как долго вы собираетесь пробыть здесь? — спросила она.

— Не знаю. Зависит от того, как пойдут дальше дела с акулой. Если она уйдет, я уеду.

— Вы живете в Вудс-Холе?

— Неподалеку от него. В Хайаннисе. Я приобрел маленький домик на самом берегу. Люблю быть рядом с водой. Если я оказываюсь более чем в десяти милях от берега, у меня начинается клаустрофобия.

— Вы живете совсем один?

— Да, один. Только я, множество книги стереосистема, за которую я выложил уйму денег. Послушайте, вы все еще танцуете?

— Танцую?

— Да. Я сейчас вспомнил. Дэвид часто говорил, что вы были самой лучшей партнершей из всех, с кем ему когда-либо доводилось танцевать. Вы победили на конкурсе, так ведь?

Прошлое, словно птица, которую долго держали в клетке и вдруг выпустили на волю, налетело на нее, закружило. Тоскливо заныло сердце.

— Да, это был конкурс на лучшее исполнение самбы, — сказала она. — В «Пляжном клубе». Но я о нем и не вспоминаю. Нет, я больше не танцую. Мартин не танцует, а если бы и танцевал, то теперь, я думаю, такую музыку уже и не играют.

— Жаль. Дэвид говорил, вы были великолепны.

— Это был изумительный вечер, — сказала Эллен, погружаясь в воспоминания, воскрешая в памяти мельчайшие подробности. — Играл джаз Лестера Данина. «Пляжный клуб» был украшен гирляндами из гофрированной бумаги и воздушными шарами. На Дэвиде был его любимый красный пиджак.

— Теперь он у меня, — сказал Хупер. — Мне по наследству от него достался пиджак.

— Тогда играли замечательные песни. Дэвид танцевал тустеп великолепно. Быть его партнершей в тустепе совсем не просто, но вальс он не любил, говорил, что от него кружится голова. Все были тогда такие загорелые. По-моему, я наделав тот вечер желтое платье, оно очень шло к моему загару. Проводилось два конкурса: на лучшее исполнение чарльстона, в котором победили Сузи Кендалл и Чип Фогарти. И на исполнение самбы. «Бразилию» играли в самом конце, и мы танцевали так, будто от этого танца зависела вся наша жизнь. Я думала, что когда танец кончится, я рухну. И знаете, что мы получили в качестве приза? Банку консервированной курицы. Она стояла у меня в комнате, пока не вздулась и отец не заставил меня ее выбросить. — Эллен улыбнулась. — Веселые это были времена. Я стараюсь не думать о них слишком часто.

— Почему?

— Мы всегда невольно приукрашиваем прошлое. Потом, в будущем, будем так же думать о настоящем. Когда слишком часто вспоминаешь минувшие радости, становится грустно. Начинает казаться, что так хорошо, как раньше, тебе уже никогда не будет.

— А я вот не думаю о прошлом.

— В самом деле? Почему?

— Просто оно не было таким уж замечательным, вот и все. Дэвид — первенец. О том, чтобы произвести на свет меня, мои родители должны были подумать немного раньше. По-моему, они хотели таким образом укрепить семейные узы. Но я не смог им в этом помочь. Довольно скверно, когда ты не оправдываешь надежд в самом главном.

Дэвиду было двадцать, когда родители разошлись. Мне не было даже одиннадцати. Процедура развода была не такой уж легкой. Да и несколько лет, предшествующих ему, тоже были далеко не мирными. Заурядная история, радостного тут было мало. Может, я все преувеличиваю. Но так или иначе, я многого жду от будущего. В прошлое я заглядываю редко.

— Возможно, это правильнее.

— Не знаю. Наверное, если бы у меня было счастливое прошлое, я бы в основном жил им. Однако… хватит об этом. Мне надо в порт. Может, мне все-таки подвезти вас куда-нибудь?

— Нет, спасибо. Моя машина стоит на той стороне улицы.

— Хорошо. Знаете… — Хупер протянул руку. — Это было просто замечательно снова встретиться с вами, и я надеюсь снова вас увидеть до отъезда.

— Мне бы тоже этого хотелось, — сказала Эллен, пожимая ему руку.

— Я, очевидно, не могу рассчитывать на то, что мне удастся вытащить вас как-нибудь на теннисный корт?

Эллен засмеялась.

— На теннисный корт? Я уже не помню, когда в последний раз брала в руки теннисную ракетку. Тем не менее спасибо за приглашение.

— Не за что. До встречи. — Хупер повернулся и быстро пошел по тротуару к своему зеленому «форду».

Эллен стояла и смотрела, как Хупер заводит машину, как, лавируя, выезжает со стоянки на улицу. Когда он проезжал мимо, она подняла руку и помахала, неуверенно и робко. Хупер высунул левую руку из окна машины и тоже помахал. Затем он повернул за угол и скрылся из виду.

Ужасная, мучительная тоска охватила Эллен. Отчетливее, чем когда-либо, она вдруг поняла, что лучшая часть ее жизни — та часть, которая была светлой и радостной, — канула в прошлое. Осознав это, Эллен испытала чувство вины: значит, она не была хорошей матерью, хорошей женой. Она ненавидела свою жизнь и ненавидела себя за свою ненависть. Ей припомнилась строка из песни, которую Билли проигрывал на стереосистеме: «Я променяла бы все мои завтра на одно вчера». Согласилась бы она на такую сделку? Эллен задумалась. Но какой толк в этих размышлениях?

Вчерашние дни пролетели. Ни одно из ярких, радостных впечатлений прошлого не вернешь, они уносились все дальше, туда, откуда нет возврата.

Ей вспомнилось улыбающееся лицо Хупера. Забудь о нем, сказала она себе. Глупости все это. Нет — самоуничижение.

Эллен перешла улицу и села в машину. Выехав на дорогу, она увидела Ларри Вогэна, стоявшего на углу. «О боже, — подумала она с изумлением, — то, что у меня на душе, у него на лице».

Глава 7

Такими тихими и спокойными выходные дни бывают только поздней осенью. Эти два дня пляжи были закрыты, полиция патрулировала их с раннего утра до наступления темноты, Эмити казался почти вымершим. Хупер курсировал вдоль берега на катере Вена Гарднера, но все, что он увидел в воде, — это несколько косяков мелкой рыбешки и один небольшой косяк пеламиды. Воскресенье он провел у берегов Истгемптона — на пляжах было полно народу, и он решил, что акула, вероятнее всего, появится там, где купаются люди. И к вечеру он заявил Броди, что акула, судя по всему, ушла в глубину.

— Почему вы так думаете? — спросил Броди.

— Непохоже, чтобы она была здесь, — ответил Хупер. — И вокруг плавает многофазной рыбы. Если бы неподалеку находилась большая белая, то другая рыба исчезла бы. Во всяком случае, ныряльщики утверждают: когда большая белая где-то рядом, в воде все как будто вымирает.

— Вы меня не убедили, — сказал Броди. — По крайней мере, не убедили настолько, чтобы открыть пляжи. — Он знал, что после этих спокойных, без происшествий выходных на него снова будет оказан нажим — со стороны Вогэна. Другие агенты по продаже недвижимости, владельцы магазинов тоже будут требовать, чтобы он открыл пляжи. Ему даже хотелось, чтобы Хупер обнаружил эту акулу. Тогда была бы какая-то определенность. А сейчас налицо был только факт ее отсутствия, но уму полицейского это мало что говорило.

В понедельник днем Броди сидел в своем кабинете. Вошел Биксби и сказал, что звонит Эллен.

— Извини, что я тебя беспокою, — сказала она, — но мне хотелось бы посоветоваться с тобой. Что если нам пригласить гостей на ужин? Как ты на это смотришь?

— По какому поводу?

— Просто так, без повода. Мы не делали этого целую вечность. Я даже не помню, когда это было в последний раз.

— Я тоже не помню, — сказал Броди, но он солгал. Он слишком хорошо помнил их последний званый ужин: три года назад у Эллен родилась идея восстановить свои связи с летним обществом. Она пригласила три пары курортников. Довольно приятные все люди, но беседа никак не клеилась, и все чувствовали себя неловко. Броди и его гости тщетно пытались найти какие-то общие темы. Потом гости стали говорить в основном друг с другом, не забывая, однако, вежливо вовлекать в беседу Эллен, когда она произносила что-нибудь вроде: «О, я помню его!» Эллен была возбуждена, нервничала. После того как гости ушли, Эллен, моя посуду, дважды сказала Броди: «Замечательный был вечер, правда?» А потом закрылась в ванной и долго плакала.

— Ну так как ты считаешь? — спросила Эллен.

— Не знаю. Если тебе так хочется, можно и устроить. Кого ты намерена пригласить?

— Прежде всего, я полагаю, нам следует пригласить Мэта Хупера.

— Зачем? Он питается в гостинице «Герб Абеляра». Это входит в стоимость номера.

— Разве дело в этом, Мартин? У него нет здесь ни друзей, ни знакомых, и к тому же он очень славный.

— Откуда ты знаешь? Я не предполагал, что ты с ним знакома.

— А я тебе не говорила? Я случайно встретилась с ним в магазине Альберта Морриса в пятницу. Я была уверена, что рассказала тебе.

— Нет. Но это неважно.