Нацуо Кирино - Гротеск Страница 21

Опередив замешкавшуюся подругу, я вошла в класс и поискала глазами Кадзуэ. Бледная и напряженная, она сидела, уставившись на доску. Увидев меня, поднялась и неуклюжей вихляющей походкой подошла к моему столу.

— Привет! Вот хочу сегодня завести разговор на свою тему.

— Да? Желаю успеха, — без энтузиазма откликнулась я, вытирая носовым платком вымокший под дождем портфель. В душе я вздохнула с облегчением, что успела на представление, которое должно было сейчас начаться.

— Ты тоже скажешь чего-нибудь?

Кадзуэ вперилась в меня маленькими глазками, окаймленными черными ресницами. Глядя на нее, я чувствовала, как во мне закипает злость. Вот идиотка! Чего она добивается? Чтобы ее затравили?

Ей и без того в этой школе тяжело придется, а она еще на рожон лезет, как сопливая девчонка. Но останавливать ее я не собиралась. Потому что чем глубже она во все это залезала, тем больше мне хотелось, чтобы наша с Мицуру жизнь складывалась по-другому. Скажете, это не очень прилично с моей стороны? Но что поделаешь, если мир вокруг меня так устроен.

— Конечно. Я тебя поддержу, — заявила я, покривив душой.

Кадзуэ облегченно вздохнула, глаза ее засверкали.

— Отлично! А что ты скажешь?

— Скажу: все так и есть, как ты говоришь. Как тебе?

— Тогда я начну, а ты потом руку поднимешь, да? — Кадзуэ обвела одноклассников беспомощным взглядом. Новенькие на своих местах изображали прилежность в ожидании учителя. В задних рядах шепталась каста.

— Ладно.

Успокоенная, Кадзуэ направилась к своему месту, не подозревая, что я вовсе не собиралась ее поддерживать. Ведь она сама, по собственной дурости, заварила эту кашу — полезла в группу поддержки и получила по зубам. Интересно, что она сделает, сообразив, что я ее предала? Вставляя в автоматический карандаш грифель, я с нетерпением ждала этого момента.

Но вот отворилась дверь, и на пороге появилась классная — старая дева близко к сорока. Она преподавала у нас классическую литературу. В классе ее прозвали Бутончиком. Она всегда ходила в хорошо сшитых костюмах — синем или сером — и блузках с белым воротником, с тонкой ниткой жемчуга на шее. Мертвенно-белые щеки без всяких следов косметики, в руках неизменная записная книжка, обтянутая темно-зеленой кожей. Разумеется, она училась в Q. с самого начала, окончила в этой системе университет и очень гордилась полученным воспитанием и образованием. Кадзуэ метнулась к своему столу. Я не сводила с нее глаз.

— Доброе утро, — скороговоркой прогундосила Бутончик и обратила томный взгляд на окно. Дождь хлестал все сильнее, непогода разыгралась не на шутку. — Вечером обещали прояснение. Что-то я сомневаюсь.

Кадзуэ набрала полную грудь воздуха и встала за столом. Я краем глаза следила за происходящим. Бутончик удивленно воззрилась на нее. «Ну же! Давай!» Я напряглась, мысленно подталкивая Кадзуэ в спину. Наконец, сглатывая, чтобы прочистить горло, она заявила:

— Э-э… Я хотела, чтобы мы здесь поговорили об одном деле. О секциях.

Бутончик непонимающе наклонила голову: «О чем это она?» Кадзуэ нервно глянула в мою сторону, но я с безразличным видом подперла щеку рукой. В этот момент девчонки из группы поддержки вдруг повскакивали со своих мест и выстроились в ряд. Кадзуэ ошарашенно наблюдала за их маневром. Они застыли перед Бутончиком и затянули:

— Happy birthday to you…

К ним тут же хором присоединились остальные. Запевала главным образом элита — те, кто учился вместе с начальных классов. Стоявшая за кафедрой Бутончик заколыхалась от смеха.

— Откуда вы узнали?

Взвились помпоны, захлопали хлопушки, все зааплодировали и закричали. Сраженная грохотом хлопушек, Кадзуэ плюхнулась обратно на стул. Даже новенькие, которые не сразу усекли, в чем дело, подхватились и начали хлопать. Одна смазливая девчонка с накрученными кудрями вытащила из-за спины букет роз и протянула Бутончику.

— Ой! Спасибо вам большое!

— Предлагаем тост за ваши сорок лет!

Когда они успели? Появился бумажный пакет, из него стали доставать банки с колой.

— Быстро все открыли! Ура! По-здрав-ля-ем!

Пить в классе, прямо на уроке? Кое-кто засомневался, стоит ли. Однако, чтобы не оказаться белыми воронами, все делали вид, будто им безумно весело. Терпеть не могу это приторное пойло, но делать нечего, пришлось пить. Пузырьки газа лопались на языке, зубы слипались от сахара. Униженная Кадзуэ с гримасой на лице залпом осушила свою банку, как ребенок, которого заставляют пить ненавистное молоко.

— Скажите что-нибудь, сэнсэй! — настойчиво зазвучали возбужденные голоса.

— Такой сюрприз! — Сияя от удовольствия, Бутончик прижимала к груди полученный букет. — Благодарю вас всех! Сегодня мне сорок лет. А вам только пятнадцать или шестнадцать. Думаете, наверное: какая старуха! Я тоже здесь училась. В старших классах у нас была классная руководительница, ей было сколько мне сейчас. Мне она казалась такой пожилой… И вы обо мне так же думаете. Грустно это, конечно.

— Да нет! Вы совсем не старая! — крикнула одна девчонка, и весь класс разразился хохотом.

— И на том спасибо. Мне с вами очень повезло. С вашим классом. Независимость, самостоятельность и самоуважение. Эти принципы пригодятся вам в будущем. Вы счастливые ребята. И именно поэтому вы можете стать независимыми, воспитать уважение к себе. Так что учитесь, развивайтесь, растите над собой.

Не речь, а полный отстой. Но все захлопали и засвистели, да так громко, что в дверь просунулась голова учителя из соседнего класса: что за шум? Хотя я не сомневалась, что все это сплошное лицемерие. Над Бутончиком решили подшутить, подлизаться, а она клюнула на поздравления и ничего не заметила.

Я перевела взгляд на Мицуру. Сложив руки на груди, она с улыбкой смотрела на Бутончика. Почувствовав мой взгляд, обернулась и повела подбородком. Я была счастлива: теперь мы с Мицуру вроде сообщников. Кадзуэ была раздавлена. Случайно или нет, но вышло так, что именно группа поддержки сокрушила ее боевой дух.

После уроков я собрала учебники и тетрадки и вышла из школы. Ничто уже не напоминало об утренней буре, над головой простиралось голубое небо. Наступил летний вечер; зонтик за ненадобностью мешался в руках. Вспомнив вдруг, что Юрико собирается домой, я уныло поплелась на станцию.

— Эй! Подожди!

Оглянувшись, я увидела Кадзуэ. Она бежала за мной, топоча темно-синими сапогами, а другие девчонки у нее за спиной толкали друг друга локтями и смеялись.

— Ну они меня сегодня достали!

Надо было сказать, что она меня разочаровала, но я только молча кивнула. Кадзуэ хлопнула меня по плечу:

— Куда-нибудь торопишься?

— Да нет.

— Вообще-то у меня тоже сегодня день рождения.

Губы Кадзуэ были почти у моего уха, и я уловила сладковатый запах ее пота.

— Поздравляю.

— Может, зайдешь к нам?

— Зачем?

— Мать сказала, я могу привести подружек из школы.

Школьный день рождения… И снова мамаша. Странно. Скажете, нет? В один день я получила известие о смерти собственной матери, встретилась с матерью Мицуру и теперь получила шанс познакомиться еще и с матерью Кадзуэ.

— Зайди, пожалуйста. Хоть на чуть-чуть. Не могу же я сказать, что никто не придет.

Кадзуэ глядела на меня со страдальческим видом — не иначе вспомнила о своем позоре на классном часе. Нескольких слов, которые она успела произнести, оказалось достаточно, чтобы все поняли: сейчас разведет бодягу про секции, как ее обижают, дискриминируют. А теперь ей начнут перемывать косточки в группе поддержки, разнесут слухи по всему внутреннему кругу. Из смехотворного случая раздуют целую историю. Из Кадзуэ сделают мишень, вторую Мицуру, о чьем печальном опыте она еще не знала. Не успела я об этом подумать, как услышала:

— Ты вроде дружишь с этой… Мицуру? Может, она тоже придет?

Мицуру наверняка еще ходила на факультативные занятия, готовилась к университету. Поэтому она убежала, как только прозвенел последний звонок.

— Не-а… Она домой пошла, — сухо бросила я в ответ.

— Отличницы все такие занятые, — разочарованно заметила Кадзуэ.

— А потом, ты ей не нравишься.

Я соврала и своего добилась — Кадзуэ запнулась и опустила голову.

— Ты тоже можешь не ходить!

Кадзуэ выдержала удар. Почувствовав, что мы с Мицуру ее сторонимся, она не стала прятаться и делать вид, что ничего не замечает.

Но я тоже решила проявить характер и заявила:

— Я приду.

5

Мы сошли на маленькой станции, где была всего одна платформа, и повернули на улицу, которая оказалась точь-в-точь, как я ожидала: тихая, мирная, застроенная скромными домами. Роскошных вилл здесь не было, но и бедных жалких лачуг тоже не водилось.

У каждого участка на столбе у ворот красовалась со вкусом сделанная белая табличка, перед каждым домом устроена лужайка. Наверняка по воскресеньям отцы семейств, вооружившись клюшками для гольфа, отрабатывают на травке удары под звуки пианино, льющиеся из окон. Так здесь заведено. Я слышала, что отец Кадзуэ сарариман. Взял небось кредит на тридцать лет и свил гнездышко на задворках Сэтагая. Кадзуэ вышагивала, надувшись, — похоже, ее раздражало, что я, в общем-то, против своей воли поплелась за ней. Но пока мы шли, постепенно отошла и начала показывать местные достопримечательности: