Томас Харрис - Черное воскресенье Страница 21

Взяв севернее, Лэндер оглянулся, чтобы убедиться, что сухогруз заслоняет их от сторожевого катера. На экране радара все смешалось, изображения слились, и высокий борт судна загородил лодку Лэндера, не пропуская лучи. Лэндер прикинул расстояние до катера.

— Отверните краны наполовину, — приказал он и мгновение спустя остановил машину. — За борт его!

Далиа и Фазиль перевалили плавучую платформу через борт. Мачта неистово раскачивалась, но вот свинцовое грузило уравновесило ее, и радарный отражатель оказался высоко над водой. Когда Лэндер врубил полный вперед, сооружение закачалось снова. Погасив все огни, Лэндер направил лодку точно на юг.

— Оператор радара не поймет, что это такое, — сказал Фазиль. — Он может принять изображение отражателя за наше, или за какой-то новый объект. А может решить, что мы до сих пор идем под бортом сухогруза. Как долго эта штука продержится на плаву?

— При наполовину открытых кранах — четверть часа, — отвечала Далиа. — Когда катер подойдет, она уже погрузится.

— И тогда он отправится на север и догонит корабль, чтобы посмотреть, не прячемся ли мы за ним?

— Возможно.

— Он может видеть нас сейчас?

— Деревянную лодку, и на таком расстоянии? Либо почти не видит, либо не видит вовсе. Наш корпус даже не покрыт свинцовым суриком. К тому же корабль дает волну из-под винта, она тоже им помешает. И шум его машины нам на руку, если катер остановится, чтобы прислушаться. Мы еще даже не знаем, схватили ли они наживку.

Лэндер следил с мостика за огнями сторожевого катера. Он видел два высоких белых габаритных фонаря и красный ходовой огонь левого борта. Если катер повернет в их сторону, они увидят и зеленый фонарь его правого борта. Далиа теперь стояла рядом с Лэндером и тоже вглядывались в светлые точки. Только красная. А потом, по мере того, как увеличивалось расстояние, им удавалось рассмотреть лишь белые габаритные огни. Вскоре исчезли и они, только время от времени показывался сноп света от прожектора, когда катер взбирался на волну. Луч обшаривал пустое темное море.

Лэндер наконец осознал, что теперь их трое на мостике.

— Отличная работа, — похвалил Мухаммед Фазиль.

Лэндер не ответил.

Глава 7

У майора Кабакова покраснели глаза, и он был изрядно раздражен. Сотрудники нью-йоркской службы иммиграции и натурализации уже поняли, что мимо него надо ходить на цыпочках. Который уж день сидел майор в их конторе, изучая фотографии арабов, проживающих в Соединенных Штатах.

В толстых альбомах, громоздившихся на длинном столе слева и справа от Кабакова, насчитывалось 137 тысяч снимков и словесных портретов. Майор решил изучить все до единого. Если та женщина выполняет здесь шпионское задание, она первым делом позаботится о легальном прикрытии, в этом он был убежден. В делах «подозрительных арабов», которые тайком вела служба иммиграции, почти не было досье на женщин, и ни одна из них даже отдаленно не походила на девицу, виденную им в спальне Хафеза Наджира. По оценкам бюро иммиграции, на востоке страны жили примерно 85 тысяч арабов, проникнувших в Штаты нелегально за последние годы и не занесенных ни в какие картотеки. В большинстве своем они спокойно трудились на неприметных должностях, никого не трогали и редко попадали в поле зрения властей. Кабаков с тревогой подумал, что женщина, которую он ищет, может принадлежать к их числу.

Майор устало перевернул очередную страницу. Вот, пожалуйста, женщина. Кэтрин Галиб. Работает в Финиксе, присматривает за умственно неполноценными детьми. Пятьдесят лет. На столько и выглядит.

К Кабакову приблизился сотрудник службы.

— Майор, вас к телефону.

— Спасибо. Не трогайте эти чертовы альбомы, а то я потом не найду страницу.

Звонил Сэм Корли из Вашингтона.

— Как дела?

— Пока никак. Мне осталось взглянуть еще примерно на восемьдесят тысяч арабов.

— Я получил рапорт береговой охраны. Может, он и не имеет отношения к делу. Один из катеров заметил моторную яхту рядом с ливийским сухогрузом у побережья Нью-Джерси. Это было вчера пополудни. Когда катер приблизился, яхта улизнула.

— Вчера?

— Да. Катер участвовал в тушении пожара на каком-то корабле и возвращался домой. Сухогруз шел из Бейрута.

— Где он теперь?

— Задержан в Бруклине. Капитан пропал без вести. Подробностей пока не знаю.

— А что лодка?

— Улизнула, воспользовавшись темнотой.

Кабаков грубо чертыхнулся.

— Чего они тянули? Почему сразу не сообщили нам?

— Будь я проклят, если знаю, но тут уже ничего не поделаешь. Позвоню в бруклинскую таможню, они введут вас в курс.

Первый помощник и исполняющий обязанности капитана «Летиции», Мустафа Фози, битый час беседовал с таможенниками в своей маленькой каюте. При этом он размахивал руками. Воздух был сизым от едкого дыма турецких сигарет.

Да, яхта подошла к судну и попросила помощи. У них было на исходе горючее. Следуя морским законам, Фози помог яхтсменам. И лодку, и экипаж он описал весьма неопределенно, особо подчеркнув, что встреча имела место в нейтральных водах. Согласно международному морскому праву, «Летиция» является частью ливийской территории и находится под его, Фози, командованием с тех пор, как капитан Лармозо, к великому сожалению, свалился за борт.

Таможенникам вовсе не хотелось трений с ливийскими властями, особенно теперь, когда Ближний Восток в огне. Сведения, полученные от катера береговой охраны, не давали достаточных оснований для того, чтобы выписать ордер на досмотр судна полицией. Фози пообещал дать показания под присягой касательно несчастного случая с Лазморо, и таможенники, покинув судно, отправились совещаться в госдепартамент и министерство юстиции.

Фози выпил бутылочку пива из запасов покойного капитана и впервые за много дней сладко уснул.

Этот глубокий и низкий голос, казалось, звучит откуда-то издалека, вновь и вновь повторяя имя Фози. Что-то режет глаза. Фози проснулся и поднял руку, чтобы прикрыть их от слепящего луча фонарика.

— Добрый вечер, Мустафа Фози, — произнес Кабаков. — Пожалуйста, держите руки поверх простыни.

Здоровенный сержант Мошевский, маячивший за спиной Кабакова, включил свет. Фози сел в постели и сказал:

— О Аллах!

— Замри, — велел ему Мошевский, поднося к уху Фози острие ножа.

Кабаков взял стул, уселся рядом с конкой и закурил сигарету.

— Я буду признателен, если вы согласитесь спокойно побеседовать со мной. Вы не прочь поговорить без лишнего шума?

Фози кивнул, и Кабаков жестом велел Мошевскому отойти.

— А теперь, Мустафа Фози, я объясняю, как вы можете мне помочь, не подвергая себя опасности. Видите ли, я без колебаний убью вас, если вы откажете мне в содействии. Однако в случае вашего согласия для убийства не будет никаких причин. Очень важно, чтобы вы это поняли.

Мошевский нетерпеливо заерзал и подал свою реплику:

— Дай я сперва перережу...

— Нет, нет, — оставил его Кабаков, поднимая руку. — Понимаете ли, Мустафа Фози, когда имеешь дело не с такими умными людьми, как вы, часто приходится с самого начала втолковать им, что нежелание угодить мне чревато ужасной болью и увечьями, а готовность помочь, напротив, принесет сказочное вознаграждение. Мы с вами оба знаем, в каком виде обычно преподносится это вознаграждение. — Кабаков кончиком мизинца стряхнул пепел с сигареты. — В обычных условиях, прежде чем начать разговор, я бы позволил своему другу переломать вам руки. Однако вы ничего не потеряете, если расскажете нам, какие события произошли на этом судне. Ваш отказ помочь таможенникам будет упомянут в рапорте. Но ваше согласие помочь мне останется нашей с вами тайной. — Майор бросил на койку свое удостоверение. — Так вы мне поможете?

Фози взглянул на удостоверение, с трудом проглотил слюну и промолчал. Кабаков со вздохом поднялся на ноги.

— Сержант, я пойду подышу свежим воздухом. Возможно, Мустафа Фози захочет подкрепиться. Позовите меня, когда он вволю наглотается своего лакомства. — Он повернулся к выходу из каюты.

— У меня родня в Бейруте. — Фози едва сдерживал дрожь в голосе. Кабаков видел, как колотится сердце в его тщедушной голой груди.

— Разумеется, — сказал майор. — И им наверняка угрожали. Можете сколько угодно врать таможенникам, Фози, но не лгите мне. От меня вам нигде не спрятаться. Ни здесь, ни дома, ни в каком другом порту земного шара. Я уважаю и понимаю ваши родственные чувства. Я вас прикрою.

— Лармозо убил ливанец на Азорских островах, — начал Фози.

Мошевский не любил пыток и знал, что Кабаков тоже ненавидит их. Обыскивая каюту, сержант с трудом сдерживал улыбку. Каждый раз, когда Фози запинался и умолкал, Мошевский прерывал обыск и бросал на него свирепый взгляд, старательно выказывая разочарование по поводу запрета пощекотать Фози ножом.