Стюарт Вудс - Полицейская сага Страница 21

— Кстати, коль скоро мы заговорили о полиции, запястья мальчика могли быть не связаны, а защелкнуты наручниками. Отметины на запястьях отличаются от следов на лодыжках. Хотя я не представляю, как он мог убежать от мучителя, если руки у него были скованы наручниками. Но позвольте продолжать. На ногах имеются царапины, свидетельствующие о том, что перед падением он продирался через густой кустарник. Ступни сильно изранены, несмотря на то, что покрыты мозолями, так что перед смертью он, скорее бежал, чем шел шагом. Кстати, смею предположить, что это мальчик из бедной фермерской семьи, — мальчик восемнадцати-девятнадцати лет, у которого ступни ног все еще имеют мозольную подушку. Есть, кстати, и потертости. Возможно, какое-то расстояние он шел в непривычной обуви. Кожа на руках тоже очень грубая, ногти обломаны, и под ними краснозем, который он, по-видимому, не в состоянии был выскрести. Готов поспорить, еще за день-два до всего этого он работал на ферме.

— Так где я остановился? А наиболее вероятно то, что он упал с обрыва на бегу, не похоже, чтобы тело его туда притащили и сбросили. Скорее всего, он ударился головой, сломал себе шею и кость на левой руке и вывихнул левое плечо. Встать он уже не смог.

— Он не ел от полусуток до суток, хотя ему давали воду. Логично предположить, что он находился в заточении не более двадцати четырех часов. И я полагаю, что, за исключением серьезных ранений, причиненных падением, все прочие могут считаться поверхностными и несущественными. При этом нет указаний на то, собирался ли тот, кто его бил, убить его или даже нанести серьезное увечье, хотя осмелюсь утверждать, что тот, кто захватил его, вряд ли позволил бы ему бежать из опасения, что тот может обратиться в полицию. Мы также не знаем, что было бы дальше, если бы мальчик не сбежал. И следы на теле могли оказаться лишь прелюдией к чему-то более страшному.

Солз перелистывал записи в полнейшей тишине, которую не осмелился нарушить даже Хармон Эмерсон: все пытались нарисовать себе картину случившегося.

— Я думаю, что это все, хотя одну вещь мне хотелось бы выделить особо. Насколько я сумел установить, все полученные мальчиком удары, как шлангом, так и лопаткой, наносились в равном количестве и с одинаковой силой по обеим сторонам тела. Это необычно. Гораздо чаще физическое воздействие приходится на какую-то одну сторону в зависимости от того, какая рука у мучителя рабочая: правая или левая. Это указывает на то, что воздействие производилось одним человеком, потому что двое или более не смогли бы соблюсти подобную степень аккуратности. А коль скоро речь идет об одном человеке, причем не обязательно только мужчине, но, возможно, и женщине, я в состоянии сделать вывод, что этот человек одержим манией порядка, особенно, симметрии. Он как бы внутренне обязан наносить равное число ударов по обеим сторонам тела. И эта жажда симметрии наверняка проявляется у него в быту. Готов утверждать, что он расчесывает волосы на прямой пробор ровно посередине.

— Я расчесываю волосы на пробор посередине, — заметил Уилл Генри.

— Я это уже заметил. И, по правде говоря, если бы вы не были новичком в полицейских делах и если бы Фрэнк Мадтер не знал вас, как облупленного, я бы, начальник, счел подозреваемым номер один именно вас.

— Что?

— Первой моей мыслью было, что тот, кто это сделал, имеет опыт службы в полиции. Резиновый шланг не является обычным инструментом воздействия. Цель его применения — получить информацию, а не калечить или убивать. Подобная техника воздействия передается из уст в уста от полицейского к полицейскому, от одного управления к другому. Обыкновенный горожанин этого не знает, да это ему и не нужно. Если двое затеют драку или устроят свалку, они будут лупить друг друга бутылками или досками, а то и чем другим, что подвернется под руку, но уж, конечно, не резиновыми шлангами. Резиновый шланг — это инструмент, избираемый хладнокровно и преднамеренно.

Тут вновь воцарилось молчание, которое через некоторое время было нарушено вопросом Хармона Эмерсона:

— А не имело ли место покушение сексуального характера?

Солз покачал головой.

— Акт содомии отсутствует, если вы это имеете в виду. Нет никаких нарушений целостности кожной поверхности в заднем проходе, а также следов семени. Однако, за всем происшедшим просматривается секс с большой буквы.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Уилл Генри.

— Я имею в виду то, что тот, кто бил мальчика, получал от этого сексуальный стимул, наслаждался этим и, если бы мальчик не убежал, мог бы зайти дальше. Такого рода психологические изыскания — не моя сфера деятельности, но в Европе найдется пара докторов, которые смогли бы написать целый трактат о сексуальной подоплеке данного происшествия.

— Трудно поверить, что подобное может случиться в городке типа Делано, — заявил Уилл Генри.

Доктор снял очки и потер переносицу.

— Начальник, стоит вам подольше прослужить в полиции, как вы узнаете, что в Делано, или уж, на худой гонец, в графстве в целом живут всевозможные типы людей. Загляните под крышу и увидите, сколь ненормальной может быть жизнь в внешне совершенно ординарных людей. Я с этим сталкиваюсь, как врач, особенно, когда приходится выполнять поручения полиции округа Коламбус, думаю, что Фрэнк встречается с подобным тут, в Делано, либо врачу рассказывают то, чего никогда не сообщат близкому другу. — Доктор Мадтер кивнул в знак согласия. Солз вздохнул еще раз и убрал записи. — Нет на свете ничего такого, что могло бы случиться в Коламбусе, или Атланте, или Нью-Йорке, или в том Париже, который во Франции, но не могло бы случиться именно здесь. Поверьте, такого не бывает.

Через двадцать минут Уилл Генри прибыл домой и увидел, как Билли и Элоиза играют на полу в гостиной золотистым щенком-лабрадором. Кто-то после ужина оставил его у дверей с запиской:

«Подарок от друга детям из семьи Ли».

В эту ночь Уилл Генри заснул быстро. Часть его существа уже знала часть правды, но другая часть не желала ее признать. Возникшая от этого тревога подействовала на него, как снотворное, и он спал, как сурок, боясь увидеть сны.

Глава 16

Мальчик был похоронен на участке, принадлежащем городу, специально отведенном для последнего успокоения безымянных мертвецов. Присутствовали только Ламар Мэддокс, Уилл Генри и баптистский священник Говард Эйбел; двое черных могильщиков были не в счет, хотя они сняли шляпы и благоговейно внимали проповеди достопочтенного Эйбела, когда тот молил о принятии души усопшего в лоно Авраамово. Ни ранний час, ни пронизывающий холод, ни убожество казенного кладбищенского участка не повлияли на рвение и пыл священнослужителя, который, нахмурившись, воздел очи к небесам и вещал раскатистым баритоном, доносившимся до высоких сосен, что охраняли покой поросших иссохшими травами семейных участков за коваными чугунными оградами.

— И мы взываем к Тебе, Отче Небесный, найти этому юноше место в Твоем совершенном раю в вышине, ввести его в дом твой и дать ему вечное успокоение. — Эйбел сменил точку опоры и заговорил тоном униженного просителя: — И мы молим Тебя, о Господи, позаботиться о родителях молодого человека. Утешь их своими тайными путями и подготовь к тому моменту, когда им станет ясно, что не осталось ни малейшей надежды увидеть пропавшего сына живым. Избавь их от ненужных страданий и подготовь их к мигу воссоединения со своим сыном в кущах небесного владыки.

Уилл Генри, стоя в одной тужурке, весь скрючился от холода и молил Бога, чтобы проповедник как можно скорее перестал молиться. Холод раннего часа не давал возможности сосредоточиться на службе, и он дергался и нервничал, а мысли его то концентрировались на жалости к мальчику, то обращались к ненависти к тем, кто бил его, кто позволил этому случиться. И невзирая на глубокие религиозные чувства, он не мог заставить себя испытывать вместе со священником жалость к этим людям, и потому он не мог избавиться от чувства вины.

— И все это просим мы во имя Сына Твоего, Иисуса Христа, Спасителя нашего. А-а-минь! — Ламар Мэддокс сделал шаг вперед и нажал кнопку одного из четырех металлических столбиков, стоящих по периметру могилы, и гроб тотчас же начал плавно спускаться вниз. Ламар внимательно следил за работой нового, оригинального устройства, которое, конечно, лучше было бы публично ввести в действие на каких-либо более импозантных и более прибыльных похоронах.

У ограды кладбища, сидя в машине, их поджидал Скитер Уиллис.

— Доброе утро, Уилл Генри. Увидел ваше сборище и остановился. Что тут у вас?

Уилл Генри с чувством облегчения влез в теплую машину.

— Видите ли, Скитер, похоже, на меня свалилось убийство. — Скитер не отвечал. — Наш мальчишка — разносчик газет нашел вчера утром мертвеца у подножия Обрыва Годо. Парню еще и двадцати не было. Мы только что его похоронили.