Уилбур Смит - Раскаты грома Страница 22

Не скрываясь, в горячке погони, сразу за поворотом преследователи с криками и смехом влетели в западню.

Дирк и Ник повернулись им навстречу, а берег наверху неожиданно покрылся орущими, танцующими голыми дикарями, которые обрушили на врага град снарядов.

Минуту противники еще держались, потом, сломленные, выбрались на берег и в панике кинулись под защиту деревьев на плантацию.

Один из них остался внизу – он стоял на коленях в воде и тихо плакал. Но согласно неписаным законам его больше нельзя было тронуть.

– Это Бети, – крикнул Ник. – Оставьте его. Пошли! Погонимся за остальными!

Он поднялся на берег и возглавил преследование. С резкими возбужденными криками бежали они по высокой траве туда, где на краю плантации Пит Ван Эссен пытался собрать своих бойцов и встретить нападение.

Но один задержался на берегу. Дирк Кортни.

Теперь они с Бети остались одни. Совершенно одни, не видные с берега. Бети посмотрел наверх и сквозь слезы увидел медленно приближающегося Дирка. Увидел палку в руке Дирка и выражение его лица. Он знал, что они с Дирком одни.

– Пожалуйста, Дирк, – прошептал он. – Я сдаюсь. Пожалуйста.

Дирк улыбнулся. Он неторопливо приготовил глиняную пулю.

– Я отдам тебе завтра весь ланч, – взмолился Бети. – Не только сладкое, все отдам!

Дирк метнул снаряд. От крика Бети его охватило сильное возбуждение. Он задрожал от удовольствия.

– Я тебе перочинный нож отдам...

Слова Бети потонули во всхлипах, он закрыл руками лицо.

Дирк опять зарядил «оружие» – нарочно медленно, чтобы подольше наслаждаться ощущением власти.

– Пожалуйста, Дирки. Я отдам тебе все! – снова закричал Бети.

– Убери руки с лица, Бети. – Голос Дирка звучал глухо, он дрожал от наслаждения.

– Нет, Дирки! Пожалуйста, не надо!

– Убери руки, и я перестану.

– Обещаешь, Дирки? Обещаешь?

– Обещаю, – прошептал Дирк.

Бети медленно опустил руки, тонкие и очень белые, потому что он всегда ходил с опущенными рукавами, чтобы не загорать.

– Ты обещал. Я сделал, что ты... – Комок глины ударил его в переносицу, запрокинув голову. Из носа сразу пошла кровь.

Бети схватился за лицо, размазывая кровь по щекам.

– Ты обещал, – всхлипывал он. – Ты обещал...

Но Дирк уже посылал следующую пулю.

Дирк возвращался домой один. Он шел медленно, тихонько напевая, мягкие волосы падали ему на лицо, закрывая следы глины на щеках.

Мэри ждала его на кухне дома на Протеа-стрит. Она смотрела в окно, как он минует ограду и идет по двору. Когда он подошел к двери, она увидела улыбку на его лице. В груди у Мэри не вмещалось все то, что она чувствовала при виде невинной красоты этого лица. Она открыла ему дверь.

– Здравствуй, дорогой.

– Привет, Мэри, – поздоровался Дирк, и его улыбка излучала такое сияние, что Мэри протянула к нему руки.

– Боже, ты весь в грязи. Надо вымыться, пока бабушка не вернулась.

Дирк высвободился из ее объятий и потянулся к коробке с печеньем.

– Я хочу есть.

– Только одно, – сказала Мэри. Дирк взял полную горсть. – У меня для тебя сюрприз.

– Что это?

Дирка больше интересовало печенье. У Мэри каждый вечер для него сюрпризы, обычно что-нибудь вроде пары связанных ею носков.

– Скажу, когда выкупаешься.

– Ну хорошо.

Продолжая жевать, Дирк направился в ванную.

Он начал раздеваться: сбросил рубашку, потом брюки. Мэри, последовавшая за ним, все это подхватывала.

– Что за сюрприз?

– О, Дирки, ты опять играл в эту ужасную игру!

Нагнувшись над ванной, Мэри медленно водила мягкой тряпкой по избитой спине и ягодицам.

– Пожалуйста, обещай, что больше никогда не будешь в нее играть!

– Хорошо. – Получить обещание Дирка очень просто – это, например, он давал уже не раз. – Так какой сюрприз?

– Догадайся.

Мэри улыбалась, и эта улыбка сразу привлекла внимание Дирка. Он смотрел на ее лицо в шрамах, на уродливое любящее лицо.

– Сласти? – предположил он, и она покачала головой, лаская его нагое тело фланелью.

– Не носки?

– Нет. – Она уронила фланель в мыльную воду и прижала Дирка к груди. – Нет, не носки.

И он понял.

– Да, Дирки, твой отец.

Он сразу стал вырываться.

– Где он, Мэри? Где он?

– Сначала надень ночную рубашку.

– Он здесь? Он возвращается?

– Нет, Дирк. Еще нет. Он в Питермарицбурге. Но ты его скоро увидишь. Очень скоро. Бабушка пошла покупать билет на поезд. Ты увидишь его завтра.

Его горячее влажное тело задрожало от возбуждения в ее руках.

– Правда?

– Завтра сам увидишь.

Глава 22

– В некоторых отношениях, миссис Кортни, вероятно, хорошо, что мы не могли связаться с вами раньше.

Старший врач набил трубку табаком и начал методично шарить по карманам.

– Спички на столе, – пришла ему на помощь Ада.

– О! Спасибо. – Он закурил и продолжил: – Видите ли, ваш сын служил в нерегулярной части, там не было записей о его родственниках, а когда он поступил к нам из Коленсо шесть недель назад, то был, скажем так, не в состоянии сообщить ваш адрес.

– Мы можем увидеть папу?

Дирк больше не мог сдерживаться – уже пять минут он ерзал и дергался на диване рядом с Адой.

– Вы увидите отца через несколько минут, молодой человек. – И хирург снова повернулся к Аде. – Так получилось, миссис Кортни, что вы избежали многих тревог. Вначале мы серьезно сомневались, сумеем ли спасти вашему сыну жизнь, тем более – правую ногу. Четыре недели существовало хрупкое равновесие, так сказать. Но теперь...

И он с оправданной гордостью улыбнулся Аде.

– Он здоров? – быстро, с тревогой спросила она.

– У вашего сына великолепная конституция – сплошные мышцы и решимость. – Врач кивнул. – Да, он на пути к выздоровлению. Будет прихрамывать на правую ногу, но если представить себе, что могло бы быть... – Он развел руками в красноречивом жесте. – Сейчас сестра отведет вас к нему.

– Когда он сможет вернуться домой?

– Скоро. Возможно, через месяц.

В тени задней части широкой веранды прохладно от ветерка, налетающего с госпитальных лужаек. Сотня высоких металлических кроватей вдоль стены, сотня мужчин в серых фланелевых ночных рубашках лежит на белых подушках.

Некоторые спят, кое-кто читает, многие негромко разговаривают или играют в карты и в шахматы на досках, поставленных между кроватями. Но один лежит и отчужденно глядит на пару жадных сорокопутов, которые хрипло ссорятся из-за лягушки на лужайке, – глядит на них и не видит.

Борода исчезла – ее сбрили, когда он был слишком слаб, чтобы противиться приказам старшей сестры, которая считала растительность на лице негигиеничной, и результатом стало некоторое улучшение самочувствия, что признал в глубине души даже сам Шон.

Долгое время защищенная от солнца, кожа нижней части лица гладкая и белая, как у мальчика; вместе с густой, жесткой массой черных волос ушли пятнадцать лет. Теперь стали особенно заметны густые брови, которые, в свою очередь, привлекали внимание к глазам, темно-синим, как тень облака на горном озере. Глаза еще больше потемнели, пока он обдумывал содержание письма, которое держал в правой руке.

Письмо трехнедельной давности, дешевая бумага уже начала разлезаться на сгибах от частого складывания. Письмо длинное, большая его часть посвящена описанию столкновений на реке Тугеле, в которых сейчас участвует армия Буллера.

Есть упоминание о головных болях – автор периодически страдает ими из-за раны, которая еще не вполне залечена, – и заверения в бесконечной благодарности, которую испытывает Сол.

Это до такой степени смущало Шона, что, перечитывая письмо, он эти места пропускал.

Но к одному абзацу Шон неизменно возвращался, медленно перечитывал шепотом, словно наслаждаясь каждым словом:

«Я помню, что рассказывал тебе о Руфи, моей жене. Как ты знаешь, она сбежала из Претории и остановилась в Питермарицбурге у родственников. Вчера я получил от нее письмо с удивительными новостями. В июне будет четыре года нашему браку. И теперь, после короткой встречи, когда она прибыла в Наталь, я стану отцом! Руфь пишет, что родит дочь (хотя я уверен, что это будет сын!), и уже выбрала имя. Очень необычное имя, мягко выражаясь. Вижу, что мне потребуются большие дипломатические усилия, чтобы убедить ее изменить свое намерение. (Среди множества ее добродетелей непрестанные сравнения с каменным веком.) Она хочет назвать бедную девочку Бурей. Буря Фридман! Эта перспектива приводит меня в ужас!

Хотя мы с тобой разной веры, я попросил у Руфи согласия на то, чтобы ты стал «зандеком» – у нас это что-то вроде крестного отца. Не предвижу никаких возражений со стороны Руфи (особенно учитывая, в каком мы перед тобой долгу), и теперь нужно только твое согласие.

Ты согласен?

В то же время я объяснил Руфи твое нынешнее положение, сообщил адрес госпиталя и попросил навестить тебя, чтобы поблагодарить лично. Заранее предупреждаю, она знает о тебе все, что знаю я; я не в состоянии был скрыть свой восторг!»